ероятно, увижусь с Такташом и выясню вопрос о «снабжении»: почему он прекратил со вчерашнего дня свою помощь мне. Вернее, я об этом говорить не буду ― пусть сам первый заговорит (если придет). Дело в том, что он чересчур необузданный и своевольный и на нашем заседании 6го вел себя очень глупо и невежливо, всему противоречил и ругался, даже отказывался оформлять альманах. В конце концов согласился (т. к. я ему дал почувствовать, что раз обещал, то держи слово) и обещал приготовить обложку в воскресенье ― т. е. завтра. Вот почему я думаю, что он придет. И 99 % за то, что он заговорит о прекращении помощи мне и скажет, что был занят и т. д. и дело это возобновится. Но я первый ни в коем случае не буду об этом говорить; все-таки, le tact[371]… В общем, увидим. Я думаю, что он возобновит свою помощь. А я ― j’y tiens[372], особенно теперь, когда продам последнюю карточку и хлеб понадобится еще больше, чем раньше. Да, кстати, он должен завтра делать доклад о Маяковском. Вчера был с Горским в кино, смотрели «Сталинград» (интересно). Горский влюблен и оглушает себя общественной работой. Это очень смешно ― в лермонтовские времена он оглушал бы себя вином, картами, женщинами, а теперь… общественной работой! Все-таки он человек незаурядный и своеобразный. Сегодня могут спросить по химии. От Лили все нет денег. Может, они уже пришли? Может, я давно их проел? Н-да, c’est triste[373]! Но ничего.
11/V-43
Сегодня сижу на бобах, или, plus exactement[374], на двух «плохейших» обедах из детстоловой и Союза писателей. И без хлеба. Чувствую поэтому себя неважно. Альманах продвигается неплохо ― я переписываю то, что решено поместить, и, по возможности, оформляю. Такташ, сволочь, не звонит и не заходит. Недавно купил за 8 р. «Au bonheur des Dames» Зола, в хорошем издании; надо прочесть. Спросили по химии; «пос.» Испытания будут длиться месяц ― с 1го июня по 1ое июля (или даже по 3е). Письмо от Али. Вчера ― удачный день в смысле жратвы. Утром ― обед в детстоловой, потом обедал в столовой Горского. Потом обедал у Л.Г. (тарелка супа, хлеб, пшенная каша, вермишель, чай). А потом взял 800 г хлеба на оставшиеся талоны карточки, купил 50 г масла, пучок лука и вечером нажрался хлеба с маслом, солью и луком на славу. Отдал Л.Г. долг. Elle n’a pas été autrement contente.[375] Да, любопытная история: Аля сообщает, что, как ей написал Муля, Алешка, брат Митьки, ― в Москве! Он уже успел побывать на фронте. Муля возобновил хлопоты об Але, но она не настроена оптимистически в этом плане. Мне ее очень жалко. А ведь Алешка получил 8 лет, как и она. Везет ему, подлецу. Впрочем, он, кажется, только всего-навсего дурак, да и только! Союзники заняли La-Goulette, Джедейду, Тебурбу, окружили 120 000 немцев. Немцы отступают к мысу Bon. Организованное сопротивление прекратилось. Бомбежка Италии и Германии. Ожесточенные бои на Кубани. Тэк-с. Пора спать. От Лили ― ничего.
11/V-43
Сегодня утром был у Такташа; он дал хлеба; условились на завтра утром. Шутка сказать ― ведь я голодаю! И потом ведь я его презираю, так что мне не стыдно у него просить. Жить, пережить надо, а потом насрать им всем на голову. И очень даже хорошо, если он будет каждый день давать хлеб. Я взял на себя сделать обложку к альманаху (он говорит, что у него нет на это времени из-за испытаний; держу пари, что его родители пробрали за потерю времени; теперь он несколько охладел). Но мне на это глубоко наплевать; мне важно лишь одно: пусть дает жратву и бумагу на обложку; остальное ― плевать. Все-таки хлеб ― поддержка. Телеграмма от Мули: «Тревожит твое длительное молчание Аля тоже обеспокоена майские выслал целую Муля». Хоть то хорошо, что майские выслал. В Тунисе ― катастрофа держав оси. С 8го ноября по май 64 000 пленных. Немцы сдаются тысячами; бомбят их транспорты. 6 их генералов ― в плену. Это реванш за Дюнкерк, и неплохой!
Дневник № 16
16/V-43
Что сказать о том, что произошло за эти последние пять дней? Болел я рожей (опять!), голодал, вновь возобновил отношения с Такташом, который, к несчастью, уезжает в Фергану. Один день хорошо поел, продав полученные в гастрономе селедки за 150 р., причем чуть не забрал поганец-милиционер. Жарко. Сегодня наконец ответил на Мулькину телеграмму. Прочел интереснейшую книгу: «О тех, кто предал Францию» (там ― «J’accuse» Simon’a, статьи Моруа, Пертинакса, Ромэна). Кто же этот Симон? Я почему-то думаю, что это ― Henri de Kérillis. В Тунисе взято в плен 17 генералов. Американские войска высадились на Тихом океане на Алеутских островах. Там идет ожесточенное сражение. Речь Черчилля в Вашингтоне, в которой он говорит, что приближается момент, когда союзные войска пересекут моря для того, чтобы вступить на континенте в смертный бой с врагами. 23го менять паспорт (истекает срок временного удостоверения). Надо будет сфотографироваться. Ненавижу и боюсь этих хождений в милицию и этой официальщины. Такташ обещал быть на сквере в 10 ч. вечера, чтобы дать хлеба в последний раз. Надеюсь, он придет. Жрать хочется отчаянно. Жду Бабая, чтобы продать ему галоши и купить бубликов. Глупо, преступно, ― но жрать отчаянно хочется, а Мулиных денег все нет. 100 р. должен молочнице. Фу, как жрать хочется! Пусть поскорее приходит Бабай. Эх, жизнь. О Боже, Боже, как все надоело и опротивело. Надоела и опротивела школа: все те же лица, те же шутки, те же отупляющие скучнейшие предметы и те же дубины-учителя. Надоела улица ― вульгарная и крикливая. Надоело и опротивело собственное «я» ― без руля и без ветрил, злое и пессимистическое. Надоела грязь, надоели голод и безденежье. Все ― противно, от всего тошнит; вот уж буквально la nausée[376]. Одного только хочется ― жратвы. Да и то, когда есть деньги в кармане, то автоматически перестает хотеться есть и ешь уж без удовольствия. Я ем лишь с удовольствием то, что мне достается даром или почти задаром. А то, за что плачу, кажется невкусным. Вот вам и психология. П.Д. приехала в Москву вот уже дней 5, вероятно, тому назад. Эх, деньги, деньги! Только они и нужны. Но как я устал от этой грубой, грязной, глупой жизни. Чем кончится моя ташкентская авантюра? Мобилизацией на трудфронт или в армию, возвращением в Москву, оставанием в Ташкенте? Я живу в предчувствии катастроф. Провал на экзаменах мерещится мне… А учиться серьезно, продолжать тянуть лямку подготовки к этим экзаменам нет сил, питаясь так, как я, ― приходится массу времени тратить на добывание продуктов, продажу и т. п., и кроме того, я ненавижу точные науки и не умею на них сосредотачиваться. Н-да, принесет ли Такташ хлеба в 10 ч. That is the question.
17/V-43
Вчера Такташ не явился; заходил к нему сегодня утром ― нет его. Чорт с ним. Взял у молочницы в долг 4 бублика за 45 р., ce qui porte ma dette à[377] 135 р. Л.Г. скоро уезжает; увижу ее или сегодня вечером, или через два дня. Говорят, что списки Литфонда (о возвращающихся в Москву) утверждены. Солнце, синее небо, жарко. «Вестника УзТага» еще не читал. Скучно. Читаю «Масоны» Писемского. Учиться ужасно не хочется. Денег на обед нет; у кого бы подцепить трешницу? Потому что пропускать обед ужасно нелепо ― какой бы он ни был, все-таки ― подмога. Да, обязательно надо будет получить карточку в магазин на май; поговорю об этом с Цявловской. Есть очень хочется.
18/V-43
О Боже, Боже, ну как же все погано и надоедливо сквозь призму голода. Буквально все помыслы ― на еде. У меня ― «глаза завидущие». Я просто заболеваю от зависти и голода, когда вижу людей, тащащих «авоськи», полные бубликов, булочек и прочих благ. Но особенно я обожаю булочки и бублики. Деньги, деньги, деньги, деньги и еще раз деньги, и деньги, и деньги. Их нет. Они нужны до зарезу, до упаду, ибо на них можно купить все эти прелести, которые меня так пленяют. Сегодня пришлось занять 3 рубля на обед у соседей по общежитию и 10 р. у соседа по парте в школе. 6 рублей истратил на стакан семечек, 4 рубля оставил на обед на завтра и на конфетку за рубль. У нас в распреде чудесное вино Cahors[378] за 101 р. литр, и нет денег, а я так давно не пил, и так хочется, ох! И жрать хочется просто панически. Пытался продать калоши хоть за 50 р., но ничего не вышло ― все эти узбеки, которые приходят на дом, не берут их даже за эту цену, а тащиться на базар мне не под силу. Денег все нет, ни от Лили, ни от Мули. Да, деньги. В них все. Мое настроение всецело подчинено количеству поглощаемой пищи. Мне надо есть, и мне мало того, что я получаю. Я беспрестанно думаю о еде. Булочки и бублики ― вот объекты моей мечты и всех моих чаяний. Хлеба я не люблю, для картошки нужно масло, а булочки и бублики для меня ― все. C’est honteux mais c’est comme ҫa.[379] Gillouin et Benoist-Méchin бежали на самолете из Франции в нейтральную страну; они опасались ареста со стороны Лаваля. Спрашивали по алгебре. Ответил на «пос.» ― и то хлеб. Читаю «Масонов» Писемского. Да, вероятно, все так противно и тошнотворно именно из-за голода.
18/V-43
Был в цирке с Шильдкретом; видел плохие аттракционы и хорошего гипнотизера (очень смешно). Не сегодня-завтра получу пропуск на май в маг. № 7; там за май ничего не выдавали, так что мне еще можно будет получить, и в гастрономе за май должен получить макароны или крупу и масло. Долг молочнице растет и достигает 180 р. Н-да, когда придут Мулины деньги, то придется все ей выложить, пожалуй! А ведь ничего не поделаешь ― утром жрать страсть как хочется, и я сам ее зову, чтобы она обязательно заходила, и всегда ругаюсь, если она не приносит ничего. Да, вообще у меня сегодня был удачный день: во-первых, взял хлеб у нее, купил молока, потом пришел Такташ (он еще не уехал) и принес мне хлеба, и я жрал вдоволь, потом пообедал с частью хлеба в детстоловой, потом в школе еще получил хлеба, потом обедал дома (обед из Союза). Так что день неплохой. Основное ― голод утром. Заголовок в «Известиях»: «Блестящая победа доблестных англо-американских войск в Тунисе». Pas moins’ss!