À Dieu Vat.
1/VIII-43
За эти последние дни через мои руки прошло около тысячи рублей, но все они истрачены на еду. Продал брюки за 180 р. (те, которые сделала М.А. и которые оказались не по мне), хлебкарточку ― за 270 р., калоши, купленные в долг у М.А., ― за 600 рублей. Зато хорошо ел все эти дни. Вопрос об отъезде по-прежнему неясен: во-первых, неясно обстоит дело с военкоматом (по-видимому, все там, от писаря до военкома, боятся взять на себя ответственность какого-либо решения по моему поводу, и последний вариант ― согласование этого дела с облвоенкоматом). Каково же будет решение последнего ― не представляю себе нисколько. Начальник IIй части (который ведает всем этим в Центральном военкомате) обещал дать ответ в понедельник (т. е. завтра). Но я почти что уверен, что завтра еще с облвоенкоматом ничего не будет согласовано. Во-вторых, денег все нет и нет, à en croire[581], что перевод затерялся. C’est très grave.[582] А с другой стороны, c’est peut-être bon signe[583] ― потому что можно предположить, что Лиля и Муля временят, чтобы послать больше. Броню на билет обещает Лугин достать 2го или 3го. Но как же мне быть, если (допустив, что меня отпустит РВК) ко дню отъезда деньги все еще не придут? У меня осталось всего-то 5–6 дней до отъезда (смотря на какой день будет билетная броня). Сегодня вечером или завтра утром должна зайти Рая перед своим отъездом в Новосибирск. В Италии продолжаются антифашистские демонстрации и забастовки. Правительство Бадольо борется с забастовками. Положение там крайне запутанное, не поймешь истинной позиции В<иктора> Эм<мануила> и Б<адольо>. Фашистская партия запрещена. И то хлеб. Операции на острове Сицилия почти завершены союзниками. Любопытно, какие «почетные условия» предложил Эйзенхауэр Италии? А он их предложил, это ясно. Пойдет ли Бадольо на прекращение войны, как это требует народ и 5 политпартий? По-моему, пойдет, иначе Италию разгромят и разбомбят к чортовой бабушке. У нас на фронте продолжается наступление наших войск в районе Орла. Возьмут ли этот важнейший город? В Донбассе ― атаки немцев. Прочел половину (примерно) «Лурд» Э. Зола. У Зола беда всегда в том, что он в каждой книге пишет только на одну определенную тему, чем суживает значительнейшим образом интерес данной книги, и она очень быстро надоедает, потому что сразу становится ясно все: позиция автора, окружение, обстановка и т. д. Вначале восторгаешься, но это быстро проходит. Сегодня надо сварить остаток риса, ce qui n’est pas peu dire[584], т. к. надо выклянчить у кого-нибудь плитку и кастрюлю, а я ненавижу это делать. Есть помидоры и огурцы, лук и 50 г масла. Сходить за булочками, что ли? Если купить пару, то останется 60 р. en tout et pour tout[585].
3/VIII-43
Положение мое становится все запутаннее и запутаннее. Хоть вешайся. Денег из Москвы все нет. Это раз. Второе ― с военкоматом все еще не выяснено: был сегодня днем там, но не было начальника IIй части, который мне нужен и может сообщить, каково состояние моего дела. Третье ― броня обеспечена, и по ней можно ехать 8го числа. За нее надо заплатить 50 р. (купить 2 билета в театр Франко). Сам билет стоит 200 рублей. 350 рублей необходимы как минимум на жратву для семидневного путешествия. Итого, мне надо непременно для отъезда ― опять-таки как минимум ― 600 р. Без этих 600 рублей я физически ехать не могу. Мне необходимо эти деньги достать. Но где? В Литфонде денег нет. Придется вечером сегодня, после того как я зайду в военкомат, изложить положение М.А. и упросить ее в течение ближайших 2х дней ― т. е. завтра и послезавтра ― раздобыть эти деньги, без которых я не могу выехать. 6го должны быть 50 рублей (самое позднее), т. к. 6го Лугин достает броню в ЦК; 7го надо утром брать без очереди в горстанции билет, который стоит 200 рублей. Если завтра и послезавтра мне удастся раздобыть 600 р., при условии, что военкомат не будет мне препятствовать, то я еду 8го «как часы», не дожидаясь interminables[586] денег из Москвы. Хватит, невозможно более торчать здесь; я не могу rater l’occasion de partir[587]. Надо уезжать, puisque l’occasion s’en présente[588]. Но для этого необходимы два условия: que le comissariat-militaire me foute la paix et me laisse partir, et que je trouve demain et après-demain 600 roubles ― ce qu’il me faut d’argent minimum pour partir[589]. Все закупают сахар, муку (по 8–10 кг), и досадно ехать без продуктов в Москву, но раз нельзя, то нельзя, лишь бы выехать. Итак, установка мною взята на отъезд 8го числа; лишь бы отпустил военкомат и были 600 р. деньгами. До отъезда, в конце концов, у меня 4 дня, и в течение этих 4х дней могут прийти деньги из Москвы. А не возьмешь брони ― придется продлевать пропуск (пройдет ли еще ― это вопрос) и платить бешеные деньги агенту за билет. Положение, en effet[590], самое запутанное. В Риме ― пулеметы и броневики, в Милане восставшие итальянцы разгромили тюрьму и освободили 200 заключенных. Народ требует свержения Бадольо и прекращения войны. Рабочие бастуют, войска отказываются стрелять по демонстрантам, а союзники, сделав заявление о том, что Бадольо не сумел использовать 6 дней со дня отставки Муссолини, предупредили население о вновь начинающейся беспощадной войне (воздушной); 3 млн. итальянцев после опубликования этого заявления бежали в сельские местности. Вообще в Италии буча и анархия. А жрать хочется! Вчера была Рая: едет в Новосибирск завтра, кажется. Может, зайдет сегодня. Вчера купил билеты на «Неуловимый Ян» (мы с ней условились пойти), но она надула и не пришла. Она знакома с нач<альником> отдел<а> внеш<них> снош<ений> Евстигнеевым (НКВД). Уеду 8го или нет?
4/VIII-43
Вчера вечером в военкомате нач<альни>к II части Мурсагатов сказал мне, что меня должны зачислить в запас, дать военный билет и снять с учета (в связи с отъездом в Москву). Сегодня и 5го у них будет производиться приписка 1926го г., а 6го я должен туда зайти. На вопрос, возможно ли будет все оформить до 8го числа ― даты моего отъезда, Мурсагатов ответил: «Думаю, что да». Сегодня М.А. дала калоши (оценила их 1 500, да + 1 500 предыдущих, ҫa fait[591] 3 500, учитывая брюки, que je lui dois[592]) и продал их за 650 р. 400 истратил на жратву (изголодался в последние дни), заплатил 50 р. Лугину, а 250 р. оставил как базу для предполагаемого отъезда 8го числа (чтобы хоть на билет деньги были). М.А. обещает в ближайшие два-три дня достать мне еще 300–400 р. Если считать 150 р. на хлеб и 300 ― на минимум жратвы на дорогу, то мне нужно еще 450 р. Я думаю, что М.А. даст если не 400, то хоть рублей двести; надо будет попытаться помаленечку да полегонечку разжалобить Шильдкрета et le taper du maximum qu’il pourra donner[593]. Я лично считаю вопрос денег почти что разрешенным (учитывая, конечно, катастрофу неприбытия Лилиных и Мулиных денег; но они могут еще прибыть за эти 3 дня à venir[594]). Так или иначе, через хозяйку и Шильдкрета рублей 300–400 на продукты я наскребу, а с этими деньгами уже можно ехать, купив хлеб, яблоки, огурцы; с этим не околеешь. Основные два вопроса, определяющие мой отъезд, суть следующие: смогу ли я быть надлежащим образом оформленным в военкомате до 8го числа, т. е. смогу ли получить военный билет взамен приписного свидетельства и сняться с учета до 8го числа; во-вторых – смогу ли я 7го числа, по броне, которую я получу завтра или послезавтра от Лугина, смогу ли я по этой броне безболезненно получить билет на Москву на горстанции. Лугин божится, что все это дело верное и что с этой броней билет я получу обязательно. Что ж, хочется ему верить. Значит, основное в сущности ― это вопрос о том, сумею я или нет своевременно закончить оформление в военкомате. Это ― главное. Деньги я достану, билет, по всей вероятности, действительно благодаря броне можно будет получить. Есть и два вопроса второстепенного порядка, но тем не менее важные: вопрос о доставке на вокзал тех 25–30 кг, которые будут составлять весь мой багаж (кто повезет на трамвае, когда, за какую сумму, и сможет ли один человек везти на себе 25 кг, и как его найти, и будут ли достаточно свободны трамваи в это время). Второй вопрос ― вопрос упаковки: в чем везти хлеб, яблоки, огурцы (что составит 15 кг). Думаю разрешить этот вопрос с помощью М.А. ― пусть даст или сошьет мешок; я сегодня с ней буду об этом говорить. Очень любопытно, как все это обернется. Я лично жажду ехать. Беспокоит меня также то, что М.А. не приготовит к сроку белье, носки, не починит блузы, телогрейки и пиджака. А ехать хочется ужасно. Пусть я еду один и не везу продуктов в Москву; чорт с ними, с продуктами; основное ― поскорее быть в Москве, где Муля, Толстые, французские книги, возможности работы, где столица, свежие новости, может быть ― Митька, где все-таки больше европейского духа, чем в этой, конечно, своеобразной, но все-таки Азии, хоть и Средней. Будет очень досадно, если восьмого я не уеду; придется продлевать пропуск, ждать денег из Москвы, тратить бешеные деньги на билет. À Dieu Vat.
6/VIII-43
Вчера получил броню на билет и снялся с учета в военкомате. Сейчас 11.30 вечера. Завтра должен встать в 6.00–6.30, чтобы в 7.15 быть на городской станции и занять очередь у московской билетной кассы. Простоять придется часа 3–4, не меньше. Будет у меня 208 р. деньгами. Беспокоит мысль: а вдруг билет стоит 210 или 220? Придется тогда у кого-нибудь просить? В Союзе писателей удалось получить бумагу, которая ускорила оформление моих документов. Если я завтра получу билет, то единственный вопрос ― это вопрос денег на дорожную жратву. У меня нет ни гроша. М.А. обещает, но очень туманно, и подведет она почти наверняка (причем, держу пари, подведет во всем: и денег вовремя не достанет, и стирка не будет готова, и носки не надвязаны, и блуза и телогрейка не зачинены). Что-то не верится мне, что я уеду восьмого числа. Или с билетом ничего не выйдет