— Откуда же вы знаете об этом?!
— У меня картотека. Всю жизнь ее собираю. Несколько тысяч карточек уже есть. Тысяч тридцать… Обо всех вас имею сведения. Вот Иван Алексеевич Белоусов подписывался иногда под стихами тоже, как и вы, — «Алексеев», — улыбнулся он Бунину. — Да у него много было псевдонимов — и «Белый Ус», и «Брянцев», и «Брянцевский», и «Муравей», и много всяких других…
Все заинтересовались.
— Говорите: тридцать тысяч карточек? — изумился Шмелев.
— В настоящее время даже, пожалуй, больше. Всю жизнь интересовался библиографией… Собираю все, всякие сведения о литераторах и других заметных наших людях…
— Неужели у вас имеется даже и мой псевдоним, о котором я сам давно забыл? — продолжал допытываться Шмелев.
— Имеется. Вы подписывались одно время «Варламов»… На память не берусь назвать эти годы, но подписи такие бывали.
— Все это очень интересно и для меня неожиданно, — заметил Вересаев. — Вот я пишу тоже всегда под псевдонимом… А известно ли вам мое настоящее имя?
— Кто же вас не знает! — ответил незнакомец. — Вы — Викентий Викентьевич Смидович. Но, кроме вашего громкого псевдонима «Вересаев», бывали и у вас в девяностых годах такие подписи: «В–ев». Это мне точно известно.
Вересаев весело рассмеялся и развел руками:
— Ну, это что-то изумительное!..
Тихий и скромный гость, никому, кроме Белоусова, не известный, сделался центром внимания, героем вечера.
Получив от меня нужную справку, он хотел было уходить, но его все задержали:
— Погодите! Побеседуйте! Расскажите что-нибудь о себе. Прежде всего: как ваша фамилия?
— Масанов, — был тихий ответ. — Я всегда интересовался писателями. И вашей «Средой» очень интересуюсь. Обо всех о вас имею сведения — и о молодых и о старых ваших товарищах — обо всех!
— Например, о Боборыкине?.. О Златовратском?.. — спросил кто-то.
— Обо всех… У Златовратского был псевдоним в семидесятых годах «Золотой человек», когда он писал сатирические рассказы. А теперь под критическими заметками подписывает только свои инициалы. С большим уважением отношусь я к этому прекрасному старцу!
С того вечера я ближе познакомился с Иваном Филипповичем Масановым. Иногда он приезжал ко мне вместе с Белоусовым, а то и я бывал у него в Черкизове, в маленьком его домике с крошечным садиком, где росли овощи и цветы.
У стен маленьких невысоких комнаток — спальни и кабинета — до потолка поднимались папки с надписями и ящики с десятками тысяч карточек. Все у него было в порядке. Иногда я заставал у него библиографов с известными именами, профессоров, искусствоведов, ученых исследователей по литературе, писателей — все они были обычными посетителями этого скромного уголка, таившего в себе ценные научные материалы, собранные в течение целой жизни с исключительной любовью человеком простым, бывшим крестьянином и ремесленником, а под конец жизни — почтенным библиографом Всесоюзной книжной палаты, автором научно-исследовательских работ и единственного в своем роде «Словаря псевдонимов» в трехтомном издании.
Когда во время спешной работы кому-нибудь требовалось для статьи немедленно найти дату рождения или смерти кого-либо из писателей, художников, ученых или узнать настоящее имя человека, известного лишь под псевдонимом, то, не роясь в архивах и не доверяя случайно чьей-то памяти, нужно было обратиться в Черкизово, на улицу Гоголя, дом 10, квартира 1, и там через несколько минут получить самые подробные и самые точные справки.
Бывая у Ивана Филипповича, я почти всегда встречал у него кого-нибудь из знакомых, получающих от него сведения для спешных работ. Да и сам я, когда печаталась моя книга «Записки писателя», зачастую обращался за помощью к Ивану Филипповичу, чтоб не ошибиться в указателе дат рождения и смерти упоминаемых лиц.
Профессор С. Д. Балухатый, известный литературовед и исследователь творчества Горького и Чехова, — особенно чеховских пьес, — многими сведениями обязан был Масанову, скромнейшему из скромнейших хранителей точных дат и справок — трудов целой жизни его.
Вспоминая сейчас об этом скромном труженике, достойном большого уважения, хочется, рассказать вкратце о его жизни, о его путях и трудах.
Сын крестьянина Владимирской губернии, окончив курс сельской школы, он был послан, как это бывало в то время обычно, в Москву на заработки, добывать «хлеб насущный». Здесь познал он ремесленные труды: был каменщиком, маляром и кровельщиком, затем перешел в торговую иностранную фирму на должность кладовщика товаров, рассыльного и, наконец, конторщика.
Влечение к книге и к знаниям у молодого Масанова было огромное. Необходимость самостоятельного заработка и тяжелая физическая работа в юности не только не убили в нем жажды знания, но, наоборот, — как бы укрепили ее. В период службы конторщиком Масанов особенно усиленно занимался самообразованием, знакомился с классической литературой и критикой, не щадя своих скромных заработков на приобретение необходимых книг и журналов. В эти же годы он старательно изучает немецкий язык и эсперанто, на котором впоследствии не только свободно говорил, но и вел переписку с корреспондентами самых дальних уголков земного шара; изучает историю, интересуется театром и шахматами, а также цветоводством.
Когда приходилось посещать его в Черкизове, то чего только не видывал я в его крошечном садике! Помимо овощей, необходимых для жизни, сколько и каких цветов, лишь по два-три экземпляра, не бывало на грядах у Ивана Филипповича! И в этих цветах, в этом уклоне от деловой прозаической работы была простая и скромная поэзия человека, любившего жизнь и ее красоту.
С 90-х годов Масанов начинает помещать мелкие историко-литературные и исторические заметки в небольших московских газетах, затем печатает ряд библиографических работ во «Владимирских губ. ведомостях», «Трудах Владимирской ученой архивной комиссии», затем в «Историческом вестнике» и в «Русском архиве». Эти выступления обратили на скромного автора должное внимание. Первая работа Масанова посвящена родному Владимирскому краю и вызвала положительную оценку современной критики, как «бесспорно драгоценное приобретение и настольная книга для всякого желающего познакомиться с историей губернии». Вслед за ней выходит «Библиография сочинений А. П. Чехова». Строгий к себе Чехов большое количество сочинений не включил в прижизненное (марксовское) Собрание сочинений. Огромное наследство «начинающего» Чехова обнаружилось только после его смерти, и открыл его именно Масанов.
«Спустя два года после смерти Чехова И. Ф. Масанов предпринял нелегкий труд пересмотра всех юмористических журналов и всех московских иллюстраций поры чеховской молодости и подвел итог даже всем мелочам, вышедшим из-под его пера. Это было поистине целое открытие!» Так писал в своем предисловии А. А. Измайлов [4].
Вслед за публикацией библиографического указателя сочинений Чехова началось усиленное переиздание его «забытых и затерянных рассказов».
Такой строгий и крайне щепетильный к выбору сотрудников своего журнала «Русский архив», как П. И. Бартенев, счел необходимым опубликовать у себя эту выдающуюся работу библиографа-самородка, а затем поручил ему же составление указателя содержания «Русского архива».
Масанов не только любил и ценил высоко Чехова, но ему была дорога буквально каждая его строчка, каждая мелочь найденных сочинений. В процессе его библиографических исканий он с радостью заводил знакомство с людьми, близкими писателю, — сестрой Марией Павловной Чеховой, с женой О. Л. Книппер-Чеховой, с В. А. Гиляровским, Белоусовым, Лазаревым-Грузинским… На этой же почве сблизились и мы с ним. В 1929 году была напечатана «Чеховиана», где даны все сведения о жизни и трудах Чехова, обо всем, что было когда-либо написано о самом Чехове, кем и когда были эти статьи написаны и где опубликованы; даны сведения о всех произведениях Антона Павловича с указанием, где и когда они печатались.
В начале девятисотых годов Масанов приступает к составлению многотрудной своей работы «Словарь псевдонимов русских писателей и ученых» и с 1904 года начинает частично опубликовывать собранные материалы, памятуя, что многие крупнейшие русские писатели, как Гоголь, Лев Толстой, Салтыков, Короленко и другие, начинали свою литературную деятельность под псевдонимом. Он рассылает работавшим в те годы писателям, независимо от их литературных взглядов, просьбы сообщить свои псевдонимы, и все отвечают ему, охотно раскрывая свои вымышленные имена. Один только Амфитеатров вознегодовал на Масанова и даже выступил со статьей в газете «Русь» с протестом против опубликования псевдонимов, усматривая в этом покушение на «литературную собственность» и даже «одно из самых тяжелых литературных преступлений». Это так повлияло на Масанова, что он остановил свою работу, но по просьбе друзей и большинства писателей, заинтересовавшихся такой работой, считавших выступление Амфитеатрова нелепостью, стал продолжать свои изыскания, поддержанные рядом историков и литературоведов, как дело нужное и дорогое при изучении истории нашей художественной литературы и публицистики.
В результате многолетнего неутомимого труда Масановым составлен словарь, охватывающий свыше 60 тысяч псевдонимов. Первый из трех томов словаря вышел в издании Всесоюзной книжной палаты в 1941 году.
За последнее время он с увлечением работал над словарем «Анонимов», выясняя авторов статей, брошюр и книг без всяких авторских подписей и обозначений.
Он выявлял этих таинственных авторов, называя их имена, и труд его, существенный для библиографической науки, шел полным ходом. Не просто, но страстно работал над анонимами Иван Филиппович и все боялся не успеть закончить при жизни этот словарь — что и случилось: сердце не выдержало непосильной нагрузки.
Вспоминается последнее наше свидание с Иваном Филипповичем в день его семидесятилетия. Он был уже серьезно болен и лежал на диване в своем кабинете, накрытый одеялом. Странно было видеть этого неустанного труженика, чей день обычно начинался с шести часов утра и кончался не ранее полуночи, все время занятого работой, теперь лежащего и бессильного. В этот день перебывало у него немало друзей, немало литераторов, научных работников и библиографов, ценивших его деятельность. Все отмечали его отзывчивость, его всегдашнее стремление быть полезным всякому, кто нуждался в его сведениях, в его картотеке, доходившей в последние годы уже д