е не хотелось его терять, я искала любые способы разлучить вас, очернить в твоих глазах его. Но все стало очевидным слишком быстро. Я проиграла… — выдыхаю и как-то легко становится.
Поднимаю голову к потолку и думаю, что всю жизнь провела в фальши. Одни сплошные маски вокруг. Никто из моих друзей ничего обо мне не знает. Для этих людей я красотка из богатенькой семьи. Желанная добыча, яркая и смачная наклейка, с переливающимися стразами. А что я знаю о своих друзьях? Что знаю о Матвееве? Даже эта рыжая мышь ближе к нему, даже она о нем знает больше, хотя если измерять отношения по временным промежуткам… я упустила свой шанс. Зачем вообще пошла за Даниилом? Зачем все бросила и помчалась следом? Все мои дороги вели только к нему. А ведь он никогда не ждал меня. Никогда не просил идти за ним следом. Даже в ту ночь, когда мы впервые переспали, он отталкивал меня.
— Тебе же самой потом будет фигово, Свет, — так и слышу пьяный голос Матвеева. Мы одни в комнате, а там за стенами музыка орет и танцы вперемешку с алкоголем. А мне плевать было. Хотелось с ним. Хотелось его. Стащила с себя блузку с лифчиком и отдалась без остатка.
— Твою мать, — вырываюсь из воспоминаний и размышлений. Слишком затянули они меня, не дают покоя уже которую ночь. Поворачиваю голову и замечаю Даниила. Его колючий взгляд, покрытый коркой льда, перекошенная улыбка, и все это мне, единственной и неповторимой.
— Какого хрена? Я же сказал тебе, Самохина, — рычит Матвеев, подходя ближе. Хватает за руку свою ненаглядную и резко тянет, подальше от меня. Она теряется, но поддается ему, а как не поддаться. Мечтаю быть на ее месте. Поменяться бы телам, хотя бы на день. Просто чтобы ощутить какого это, когда любимый человек отдает в ответ сердце, когда у вас это взаимно.
— Еще раз подойдешь к ней, Богом клянусь, не посмотрю на то, что ты девушка! — Сквозь зубы угрожает Даниил мне. С таким презрением и отвращением смотрит, как будто я гниющая рыба или разлагающийся труп.
— Пошли, — тянет рыжую за собой, оставляя меня тонуть, в одиночестве собственных мыслей.
Глава 80
Таисия
Даниил силой вытаскивает меня из-под лестницы. А я настолько поражена услышанной информацией, что даже сопротивляться начинаю не сразу. В голове все еще звучат слова Светы, ее рассказ о прошлом, о любви к Матвееву. Он для нее был спасательной шлюпкой в океане, единственной ниточкой с этим миром. Я понимаю ее. Как никто понимаю. Для меня Даня тоже стал таким человеком. Он как ангел-хранитель появлялся в нужное время и помогал сохранить равновесие. Но делить человека невозможно. Каким бы ценным он ни был. В конечном счете, это игра в одни ворота. И мне вдруг становится жаль Самохину. У меня хотя бы есть папа, а у нее, судя по исповеди, никого. Последнего важного человека забрала в итоге именно я. Отличный повод для кислоты в лицо.
Матвеев же не понимает этого, он явно думает, что Света хотела сотворить какую-то гадость. Поэтому крепче сжимает мою кисть и тянет за собой, как собачку на поводке, не замечая никого и ничего вокруг. А люди смотрят. Ощущаю на себя множество взглядов. Как будто я комета, упавшая с неба, инородное тело, представляющее неподдельный интерес. Торможу резко. Выхватываю руку, когда мы достигаем середины коридора между лестницей и библиотекой. Даня моментально оборачивается, и я вижу его тревожный взгляд, его поджатые пухлые губы. Мне бы о чем-то важном думать, а я почему-то поцеловать его хочу. Все теряется и улетучивается, когда ощущаю, как мужской взгляд пробегается по моему невинному телу.
— Все в порядке, она хотела извиниться, — разрываю нашу паузу, но не свожу с него глаз. Как давно мы вот так смотрели друг на друга. Как давно просто находились рядом и ощущали чужое тепло. Сейчас отчетливо понимаю, что безумно соскучилась по своему человеку.
— Под лестницей? — Эмоционально возмущается Матвеев. Обычно он более спокойный, но сейчас вижу, как жевалки по его лицу бегают, как широко раскрыт нос от многочисленных вздохов.
- М-мы можем поговорить? — Решаюсь спросить то, что для меня более важно. Не хочу думать, сколько людей обсуждают нас в данный момент, сколько косых взглядов устремлены в нашу сторону. А я их отчетливо чувствую, всем нутром, как будто что-то слизкое и противное пробегает по коже.
— О чем? — Все еще злится Матвеев. Смотрю на него снизу вверх и отмечаю, как все же любая одежда к лицу этому парню. Темные брюки обтягивают спортивные ноги, а заправленная светлая водолазка подчеркивает широкие плечи и накаченные руки. Замечала ли я раньше, что он настолько хорошо слажен собой или это только сейчас упало в глаза. Смотрю на его шоколадные волосы, виски выбриты, а сверху легкая шевелюра, которую так и хочется потрепать.
— Ты не хочешь со мной говорить? — Озвучиваю вопрос, который страхом проносится по телу. Прикусываю нижнюю губу и опускаю голову, чтобы не выдать свету подступившие слезы. Я боюсь услышать его твердое «да», боюсь увидеть равнодушие, боюсь, что между нами все закончилось так быстро. Сжимаю пальцами часть черного шерстяного платья, в котором вероятно выгляжу как монашка, делаю глубокий вдох. Слова тянуться наружу, а я не успеваю их остановить.
— Извини, пожалуйста, — почти шепотом произношу, не поднимая головы. — Я… я думала только о себе… я…
— Тась, — слетает с его уст мягко мое имя.
— Я… я… мне так жаль… что я накрича. ла… на… те. бя… что выг…нала… — не замечаю, как начинаю плакать. Говорю сквозь всхлипы, сквозь нахлынувшие эмоции, говорю так, будто мы одни на всем белом свете и мне совсем не стыдно показать свои чувства. Наоборот, я хочу, чтобы Даниил знал, чтобы он ощущал каждой клеточкой, что творится в моем сердце. Как тоскует оно, как тянется к важному для него человеку.
— Прост…и…что… не повери…ла… я…
— Тась, — зовет Матвеев и его горячие, просто обжигающие, руки притягивает меня в свои объятия. Он прижимает меня, так сильно, так нежно, так трепетно, как никогда до этого. Слышу стук его сердца, чувствую его запах. Впиваюсь руками в его грудь, как маленькая девочка, которая потерялась, которая бегала по незнакомым местам и изранила все колени, в поисках родного человека. Жмусь со всей силы и громко всхлипываю.
— Я не злюсь, прекращай, давай лить слезы, — шепчет он тихо, проводя ладошкой сверху спины до низа, заставляя меня смущаться. И как хорошо, что моих щек не видно.
— Злишься, — подвываю детским голоском, продолжая всхлипывать.
— Ну, с чего ты это взяла? — Горячие ладошки проходятся по моим волосам, по шее, по спине. Он делает это неоднократное количество раз, продолжая крепко прижимать меня к своей груди. А я таю, просто таю в его объятиях. Хочу остановить время. Хочу оставаться рядом как можно дольше.
— Матвеев! — Фырчит за спиной строгий голос директрисы. Неужели не могла пройти мимо, подумаешь, школьники обнимаются посреди коридора.
— Елена Витальевна, — вступает в разговор Даниил, но меня из рук не выпускает. Разве что приподнял голову немного, потому что до этого шептал мне на ушко, чтобы только я могла его слышать.
— Матвеев, ну-ка прекращайте мне здесь! — Недовольно бурчит наша главная дама гимназии.
— Ну, что вы, в самом деле, у меня тут ребенок паука увидел на одежде и впал в истерику. Не могу же я ее в таком состоянии на урок отправить. Вы потом сами скажете, что она не слушает, да в облаках витает. — Отшучивается Даниил. Я аккуратно приподнимаю голову, упираясь макушкой в его подбородок, и замечаю огоньки в глазах. Вот же, явно пользуется своей внешностью, когда это выгодно.
— Матвеев, — уже более спокойно звучит голос директрисы. — Отпускай своего ребенка в класс, а сам за мной, поговорим!
— С вами? Вы уверены? Это стопроцентное решение?
Мне вдруг становится смешно, потому что ироничный тон совсем не присущ Дане. Я тайно щипаю его за бок, и он моментально морщится, переводя взгляд с Елены Викторовны, на меня.
— Иди, — губами шепчу ему, улыбаясь. Хотя мне не хочется расставаться, еще бы чу-чуть побыть в его объятиях. Но всему есть мера, да и мы в школе. Тут директриса права.
— Матвеев, — подгоняет женщина, поправляя очки. Даня вздыхает, закатывает глаза, да настолько публично, что это замечает и Елена Викторовна. Но он на хорошем счету, уверена, даже за такие выходки, нашему отличнику ничего не светит.
— Иду, — недовольно выдает Даня и отпускает меня. Делает шаг в сторону, и я уже планирую, тоже уходит на третий этаж, в кабинет химии, как Матвеев возвращается. Наклоняется ко мне, обхватив руками за шею, и шепчет тихо, но довольно хищно.
— Это называется ревность, детка, — поднимает голову, улыбаясь одним краем губ. Не успеваю отвернуться, не успеваю скрыть дикое смущение, которое залило мое щеки. И конечно, Даня его заметил. Слепой бы заметил. Уж такого покраснения, обилия макового поля, на девчачьих щеках не часто встретишь.
— Матвеев! — Кричит директриса. Даниил расправляет руки в стороны, мол, ну что поделать, и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, направляется в сторону кабинета Елены Викторовны. А я с полыхающим огненным лицом на дрожащих ногах ухожу в класс.
Глава 81
Не могу согнать с лица глупую улыбку. Вдруг кажется, что крылья за спиной выросли, да такие пышные и сильные, которые могут унести на край света. А там на этом краю я встречу Даню, обниму его, и мы вместе воспарим к небесам. Какое-то странное, но блаженное чувство внутри разливается сладким шоколадом. И не приторное ведь, молочное такое, легкое, приятное. Наверное, это и есть счастье. Когда думаешь, что впереди конец, а судьба дает снова зеленый свет.
Захожу в класс, не замечая никого. Мои мысли заняты Даниилом, мое тело все еще пытается сохранить его тепло и запах. Не буду стирать платье, положу его аккуратно в шкаф. Глупо, оно и понятно. Но когда ты до одури скучаешь и тоскуешь по человеку, о чем еще можно мечтать.
В кабинете, к слову, достаточно шумно. Учительницы еще нет, хотя звонок был минуты две назад. Она опаздывает, а народ и рад. Можно в очередной раз почесать языками, да позалипать в телефоны. Я тоже поддаюсь всеобщей радости. А как не радоваться, когда в душе радуга из семи цветов. Ох, тут бы и песни петь, да хороводы водить, но ситуация не позволяет.