Пока угандиец сматывал цепи, я незаметно для себя принял решение — даже не задумываясь, даже не подозревая о необходимости что-то решать. Я подобрался к Бейкеру. Нельзя ли вернуться с ним обратно в Торит? Я устал бояться, а на Бейкера я просто запал, он был для меня сейчас самым надежным покровителем на земле. Наверное, он, слушая мои мольбы о спасении, мысленно покрутил пальцем у виска. Для него-то это обычный рабочий день. «Ну а то!» — ответил он на непривычно свободном английском. Я собрал вещи, со страхом сообщил сомалийцам, прикидывая, вступится ли Бейкер, если они набросятся на меня, обидевшись на неблагодарность или еще на что. Но они, кажется, только огорчились, а от денег, предложенных пропорционально условленной с Абдулом сумме, отмахнулись. Осознав, что бить они меня не собираются, я проникся к ним несказанной теплотой,
Мы тронулись, держа курс обратно на запад, сомалийцы исчезли за горизонтом. Трактор тарахтел размеренно. Я спросил у Бейкера, сколько мы сегодня проедем и докуда доберемся к вечеру, и он ответил: «Не знаю. Километров пятнадцать в час мы делаем, но все зависит от того, что будет на переправе и не застрял ли еще кто». Это обнадеживало: он не обещал мне заведомо невыполнимое «сегодня — Торит», не обманывал, не запутывал. Честно сказал «не знаю», четко и ясно обрисовал возможные затруднения. Я влюбился в него еще больше.
Через несколько миль, когда я уже начал приходить в себя, сзади распустилась цепь. Пустяк, возни Бейкеру с угандийцем на несколько минут, не больше. Выбираясь из кабины, Бейкер сунул руку под сиденье и со словами «О, подарочек!» перебросил мне манго, одно дал угандийцу, одно взял себе. Пока они водворяли цепь на место, я отошел в тень и привалился к кабине.
Может, когда-нибудь я доживу до глубокой старости, пройдя долгий путь, полный раздумий, переживаний и впечатлений. Но сколько бы их ни накопилось за плечами, следующий после этого миг я всегда буду вспоминать с невероятным восторгом и благодарностью. Я откусил манго, рот наполнился соком, а глаза — слезами, и я впервые за много дней почувствовал себя в безопасности.
Постскриптум. Несколько лет спустя локальные стычки между севером и югом переросли на юге в жестокую кровопролитную войну, которая привела к гибели (в основном от голода) двух миллионов мирных жителей, породила миллионы беженцев и море сирот, — при практически полном равнодушии Запада. Почти достроенная силами Wimpy дорога была разрушена, саму компанию, как и почти все остальные западные представительства, из Южного Судана выдворили. Джубу и Торит, занимаемые по очереди то правительственными войсками, то повстанцами, осаждающая сторона постоянно изматывала блокадой и голодом. Топоса зверствовали на суданско-кенийской границе, налетая главным образом на лагеря беженцев. По обширным документальным свидетельствам разных гуманитарных организаций, порабощение и продажа черных южан северными арабами вновь расцвели пышным цветом.
В периодических репортажах о суданской войне я всегда выискиваю, не мелькнет ли где Катире, нет ли плохих новостей о крошечном лесозаготовительном поселке на краю плато Иматонг. И раз таких новостей нет, можно считать, что там по-прежнему танцы в белом каждый вечер, а высоко над поселком в туманном лесу прячутся мои деревни и поселяне все так же охотятся на обезьян и растят кукурузу, недосягаемые для выжженной пустыни. И эта маловероятная возможность меня несказанно греет.
Часть IIIТревожное взросление
15. Павианы. Смутное время
В самодисциплине самцы павианов не сильны. Способность к отсрочке вознаграждения и дух коллективизма тоже не их конек. Равно как и доверие друг к другу. Сплотившаяся ради свержения Саула клика продержалась целое утро, а потом распалась на группировки, в которых началась грызня в прямом и переносном смысле.
Несколько месяцев в стаде творился бедлам. Иисус Навин, Манассия, Левий, Навуходоносор, Даниил и Вениамин, безусловно, составляли теперь высокоранговую когорту: при социальном взаимодействии, например, любой из них доминировал над юнцами вроде Давида, закадычного приятеля Даниила. Однако между собой они определиться не могли. Ранги тасовались ежедневно. Левий, в схватке одержав верх над Даниилом, мог демонстративно воспользоваться его правами раз десять за остаток дня, но уже на следующее утро они с Даниилом менялись местами. По итогам нескольких месяцев Манассия мог торжествовать над Навуходоносором, но при этом выигрывать только в 51 % контактов, а не в 95 %, как в более стабильные времена. В стаде царил хаос. Все что-то замышляли, часами сколачивали коалиции, которые распадались в первые же минуты перехода к делу. Почти в 40 % случаев после распада бывший партнер превращался в заклятого врага. Число стычек зашкаливало, как и число ран. Всем было не до еды, не до груминга, о спаривании просто забыли. Крупные государственные стройки заморожены, почту доставляют с перебоями.
Постепенно — в том же году — обстановка стабилизировалась, иерархия доминирования более или менее оформилась, однако в течение ближайших трех лет в стаде раз за разом появлялись слабые альфы, не задерживающиеся в статусе вожака. Хотите знать, насколько все было плачевно? В какой-то момент на вершине иерархии очутился Вениамин. Занесло его туда чудом, и верховодил он недолго, один раз спарился с Деворой на пике набухания ее половой кожи, один раз победил Манассию в схватке — похоже, по чистой случайности. Как и следовало ожидать, он оказался не из тех, кто способен выстоять в активном соперничестве. Его зашкаливало, он не вылезал из истеричных метаний. Оскалится на кого-нибудь угрожающе и тут же удирает. В один критический момент попытался спрятаться за Девору: продемонстрировав катастрофическое незнакомство с эволюционным учением, он попробовал прикрыться от угроз Манассии киднеппингом и выбрал для этого валькирическую Девору. Девора ответила тумаком. С досады Вениамин пошел гонять зебр, а после одной напряженной стычки полдня сидел на дереве и обламывал ветки, пружиня на них всем весом. Однажды он решительно приблизился к Манассии со спины, пока тот дремал, и угрожающе зевнул во всю пасть прямо у него над ухом. А потом в панике пустился наутек, когда Манассия шевельнулся с таким видом, будто сейчас кто-то у него схлопочет.
Вениамин явно не внушал никому доверия. Как-то раз стадо проходило через узкий просвет между двумя чащобами, Вениамин шествовал во главе. Вообще-то у павианов самцы независимо от ранга редко возглавляют походы — точнее, за ними редко кто-то следует. Самцы не ориентируются в обстановке, они пришли в стадо сравнительно недавно. Следуют обычно за старыми самками. И вот Вениамин, не оборачиваясь, шествует по тропке между чащобами. Тем временем две старухи- родоначальницы, Лия и Ноеминь, решают свернуть в дебри, и все остальные сворачивают за ними. Вениамин, раздуваясь от гордости, дефилирует мимо джипа и наконец оборачивается. «А-а-а, ужас-кошмар, куда все подевались?!» Пометавшись в панике, Вениамин, окончательно сбитый с толку, заглядывает в поисках шестидесяти с лишним павианов под мой джип.
Чтобы укрепить свой ранг, Вениамин сколотил коалицию с Иисусом Навином, который поддерживал его в статусе альфы. Однако мягкотелость Вениамина оказалась заразной, и вскоре уже оба неприкаянно слонялись вокруг в истерически взвинченном состоянии. Главным соперником, дышавшим им в загривок, был Манассия, но, к несчастью для него, свергнуть сложившуюся коалицию, даже такую разболтанную, в одиночку невероятно трудно. Классическое противостояние выглядело так. Вениамин заигрывает с дамой, Манассия молча и расчетливо выписывает вокруг пары постепенно сужающиеся круги. На очередном витке в круг вваливается суматошно мечущийся Иисус Навин в роли помехи, путающейся у Манассии под ногами. Чуть погодя, не в силах больше выдерживать давление Манассии, Вениамин с Иисусом Навином сматывают удочки и, теряя на бегу соломенные шляпы и фибровые чемоданы, увлекают поджавшую губы красотку подальше в лес, чтобы там начать все заново. А через несколько дней брачными играми будет заниматься Иисус Навин при далеко не блестящей тактической поддержке Вениамина.
Однако при всем очаровании обоих такой союз был обречен на недолгую жизнь. Недели через три коалиция Вениамина и Иисуса Навина сгорела в пламени невротизма — это было скорее усталое отречение, чем открытый захват престола. В статусе альфа-самца утвердился Манассия, а вскоре за ним — молодой и катастрофически ранний Даниил. После этого ситуация стала еще более неопределенной, открывая возможность для недолгого воцарения Нафанаила, только что пришедшего в стадо. Нафанаил был исполином, самым крупным и тяжелым из всех попадавших под мой шприц-дротик, при этом без капли честолюбия и агрессии. Он повергал всех в трепет уже одной своей массой, так что, естественно, ему предложили должность альфы. На самом же деле он был большим плюшевым мишкой, созданным для того, чтобы укачивать детей в огромных лапищах или раздавать из бездонных корзин мармеладки за примерное поведение. Во многом он тяготел к духовному родству с Исааком, другом Рахили, который привычно самоустранялся от любого неприятного социального взаимодействия. Наскоро воздав должное череде наложниц, он решил, что пусть самцы дальше соперничают друг с другом без него. Он добровольно сложил с себя полномочия альфы и удалился на покой — играть с молодняком. И хотя я ни разу не засек его за раздачей мармеладок, он здорово навострился подбрасывать детенышей в воздух и ловить, нередко рискуя рухнуть всей своей массивной тушей под весом карабкающейся на него малышни.
Так сменяли друг друга альфы в эти смутные годы. Замечательное время, открывающее богатые возможности для любой самки с мозгами. У всякого, кто наблюдает все эти павианьи брачные игры, неизбежно возникает вопрос: может ли самка хоть как-то влиять на то, с кем в итоге окажется? На заре приматологии считалось, что нет. По строго линейной модели 1960-х, если в стаде есть самка в состоянии эструса, с ней будет спариваться альфа-самец. Если в какой-то день таких самок окажется две, они достанутся альфе и следующему за ним, а если три… Ну и так далее по разнарядке. Для самки тут веселого мало. С кем вы предпочтете встречаться — со сволочью Навуходоносором (к этому времени уже достигшим относительных иерархических высот) или низкоранговым Исааком? Ответ очевиден. Самки павианов, как выясняется, в своих симпатиях руководствуются вполне рациональными стремлениями: например, держаться подальше от того, кто тебя лупит. Но поди останови самца, дважды превосходящего тебя размерами. Если альфа — сильный доминирующий самец и заинтересован в самке, то он ее, скорее всего, получит, хочется ей того или нет. Но если у него есть слабина, то находчивая самка сумеет ее нащупать. Можно, например, вертеться и изворачиваться, когда самец пытается на тебя влезть. Можно потихоньку удалиться, пока самец, голодный и изнуренный приставаниями к тебе, присаживается перекусить и перевести дух. Или вот самый яркий пример войны на изматывание: как-то раз с Рахилью, находящейся на пике набухания половой кожи, заигрывал Иисус Навин — Манассия угрожающе нарезал круги, Вениамин путался под ногами. Рахиль явно не пылала страстью ни к кому из троих. Поэтому она часами напролет раз за разом методично проворачивала ту же комбинацию: направиться к Манассии, тем самым вынуждая Иисуса Навина вклиниться посредине, а Вениамина затем между Манассией