феникс, но всё уже было не то. Осталась странная, мутная тоска. Как будто ходишь мимо двери, знаешь, что она не заперта, достаточно её приоткрыть, за ней яркие краски и другой мир. Вот такие дела, котя. Тогда я прикрыл все эти воспоминания стеклянной метелью.
- Ясно. Пошли на взлёт, дождя нет, тучи высоко.
Через четыре часа полёта начались сумерки и мелкий дождь. Пройдено восемь тысяч километров. Половина пути. Впереди показалась симпатичная гора со скальными обрывами, то что надо. Камень светлый с прожилками, мрамор не мрамор, хрен его пойми что. Делаю пещеру, закладываю вход большими квадрами, не улыбается мне проснуться в объятиях удава. Светильники, стол, стул, ужин. Устал, просто посплю, как человек, на матрасе.
Утро было достаточно ясным, поэтому сразу же после лёгкого завтрака, ложусь на курс вдоль побережья. Тысячу км за два часа удалось пройти, когда появился очередной дождевой фронт. Материк в этом месте начал истончаться и дробиться на острова, значит мы где-то между десятой и пятнадцатой параллелью. В этих местах хорошо бы лететь поверху, чтобы видеть диспозицию. Но ладно, пойдём под водой. Через двести километров воткнулись всё-таки в остров, на десять метров в скальное основание. Выбрались по дуге в воду, всплываем и взлетаем. Дождь ушёл, небо чистое. Остров приличный, размером с Сардинию, тоже есть и горы и речки, но заросли – джунгли как и везде, да и чего бы им различаться. На Земле в этих местах уже начинаются пустыни, Аравийский полуостров там, или Африка. Тот же Судан, сплошные камни, песок и редкие вкрапления зелени, там, где есть вода. А в той же Южной Америке на этой широте Венесуэла, Колумбия, сплошная зелень и никаких пустынь. Говорят же альтернативщики, что пустыни в Африке, они не естественного происхождения. Скорее всего последствия некоей войны или орбитальной бомбардировки. Есть древние карты, где множество городов на месте Сахары. С другой стороны, они могут быть фэйком, подделкой.
Аки горный орёл, устраиваюсь на обед на вершине горы, в центре острова.
Глава 4
Оптимист думает, что зомби наполовину живой.
Пообедал, сижу, прихлёбываю чай из кружки, никого не трогаю.
Из-за среза скалы высунулась змеиная голова, размером с эмалированное ведро и зашипела.
- Вот зря ты сюда приполз, твой однокорытник вчера очень плохо кончил. Макс, скажи мечте галантерейщика, чтобы проваливала.
Монстра захлопнула пасть и рухнула вниз.
- Макс, нам тут если и рады, то в очень узком, гастрономическом диапазоне. Полетели дальше.
Между этим островом и материком было триста километров, через сорок минут полёта, по горизонту протянулась сплошная тёмная линия. Всего продержался в воздухе три с половиной часа. Учитывая те двести км, что прошли под водой, всего прибавилось почти две тысячи километров. Итого одиннадцать тысяч. Растительность внизу стала уже не такая разухабистая, попроще, деревья пониже и листья помельче. Пальмы или похожие на них деревья, однако, попадались во множестве. Но в общий массе лес уже имел просветы, а не так как в тропиках, сплошная стена. Вот мы и на нужном нам отрезке континента. Осталось тысячи четыре, по противоположному берегу, да пока до него долетишь, тысяча с гаком. Сейчас же нужен отдых, и так напрягся непозволительно. Скалистый берег в наличии, делаю пещеру, чувствую надо расслабиться, даже есть не сильно хочется, выпил литр мультифрута и сел в кресло-качалку. Макс достал сорокапроцентный накопитель и начал сливать энергию, ворча что девяносто восемь процентов – многовато, а ещё лететь и лететь. Продремал три часа, светило уже спряталось, стремительно темнеет. Достал девушек, накрыл на стол. Они поклевали для вида, а сам поел плотно. Потом занимались разнообразным массажем, пока не уснули. Утром вылетел на тот берег. Пересекая материк, ничего особенного не заметил. Где тут те магические источники – непонятно.
Вскоре начали попадаться мелкие деревушки, затем и покрупнее. Избушки бревенчатые, справные. Дороги есть, не мощёные, просёлочные. Огородики, поля со злаками, домашние животные. Лохматые коровы, немного побольше козы. Оно понятно, какой бы не был распрекрасный закон, но законники тоже хотят кушать. Дерьмо тоже кто-то должен за ними вывозить. А это инфраструктура, которая должна работать. Пять тысяч остолопов никоим образом не смогут организовать пять миллионов простецов. Для занятий сельским хозяйством, животноводством и охотой, нужны совсем другие специалисты. Впрочем, вникать во все эти социальные связи у меня никакого желания нет. Есть цель, к ней идём. Но вот здесь всё-таки присядем, отдых пора небольшой устроить. Внизу было большое поселение, на два десятка улиц, дома деревянные, в центре, у площади, довольно приличный терем в три этажа. С другой стороны домишки в два этажа, таверна и похоже, магазин. Посреди площади деревянный глаголь, на нём висит тело девушки. По искажённому смертью личику трудно определить возраст, на вид лет пятнадцать-семнадцать. Возле таверны, на брёвнышке у коновязи, сидит старик. Держит в руке дымящуюся трубку и смотрит на виселицу. Мутные слезинки катятся по изрытым морщинами щекам. Присаживаюсь рядом, выхожу из-под скрыта.
На мне чёрный испанский комбез, берцы и чёрная куртка с капюшоном. Тоже закуриваю сигарету и говорю:
- Расскажи мне, дед, что за жесть такая тут творится.
Старик тихо заговорил, не глядя на меня.
- Олли лечила людей. Мать весной пошла в лес за травами и пропала. Не нашли. Осталась одна. Варила травы, за медяки лечила. Пришёл баронский сынок, хотел завалить в койку. Она и провела ему по щеке огненным ногтем, не сдержалась. Понятное дело колдовство, следом закон. Да вон они идут, грязью кидаться. Забери меня, Тёмный, устал я.
К виселице подходят трое парней, на вид лет по двадцать. Явно пьяные, гогоча начинают бросать в повешенную комья грязи. Встаю, прячу деда в хран. Достаю шиноби, вытягиваю руку в сторону весёлой троицы.
- Головы долой.
Шиноби издают вымораживающий душу крик и размазываются в воздухе. Через две секунды они опять стоят рядом со мной, в боевых стойках. Ещё секунду бравые метатели грязи стоят с дебильными улыбками на лицах, затем разваливаются на несколько кусков, головы откатываются отдельно.
Подхожу к виселице.
- Макс, девушку в отдельное кольцо со стазисом и очисткой. Глаголь срезать до двух метров и заточить в идеальный конус от земли до среза. Вон ту голову, с ожогом на щеке, насадить на вершину конуса. Всё, уходим.
Не получилось без шума. Не успели заявиться, как сразу нашумели. Пролетая над лесом, высматриваю место. Дороги и селения в стороне, километров сорок. Вот хорошее место, большой пологий холм, поросший мелким кустарником, напоминающим самшит. Посадка, достаю Энну и Мивву, объясняю:
- Сейчас достану старика, он слаб, поддержите его, чтобы не упал.
Достаю деда, в руке трубка, девушки поддерживают его с боков выводя из сидячего положения. Старик смотрит на меня, на девчонок и шепчет:
- Валькирии, я точно умер.
Прикладываю ему ко лбу эльфийскую лечилку, мигает пять раз. Дедок выпрямляется и затягивается трубкой.
- Откуда ты знаешь про валькирий, ака?
- Так все знают, кто умер своей смертью, небесные девы забирают к себе…
- Мда? А с богами у вас тут как?
Старик помрачнел.
- Нет у нас богов, есть только закон.
- Ты не умер. Скажи своё имя и как у вас тут принято хоронить.
Пока прикладываю амулет к Мив и Энн. Имя его Клай, а хоронят как придётся, можно в землю закопать, можно кремировать. Восставших мертвецов пока не наблюдалось.
На холме оказалось метр земли, дальше гранитная скала. Вырезаю плиту, вырезаю погребальную камеру метр на два. Укладываю Олли, закрываю плитой, возвращаю на место почву. Ставлю в изголовье мраморный цилиндр, на гранитное основание. Макс обтёсывает его под стилизованную призму, выжигает портрет и надпись: Олли. Насыпаю могильный холмик из гранитного щебня и кладу возле стелы букет чёрных роз.
- Спи спокойно Олли, пусть ветер и дикие травы шепчут тебе свои тихие песни.
Шиноби стоят опустив головы, их губы шевелятся, Клай размазывает слёзы по лицу, смотрит на портрет.
- Уходим.
Гуськом спускаемся с холма, идём по лесу. Через полчаса молчаливого пути, набредаем на лесную поляну, коротенькая травка, зверья нет. Ставлю в центре поляны стол, стулья, накрываю обед. Наливаю четыре стопки водки, выпивают все. Потом, утолив первый голод, говорю:
- Рассказывай Клай, жизнь свою всю и как тут люди вокруг тебя живут.
Он рассказывает, частенько проскакивают шведские и польские слова, перевожу девушкам. А так, язык такой же, монский.
Жизнь пролетела незаметно, был охотником, детей не было, три года назад похоронил жену. Сил не стало, забросил свою хибарку и прибился в таверну, к дальнему родственнику. За лошадьми проезжих присматривать, мелкие поручения выполнять. Никому он не нужен и никто его не ждёт. А люди, что люди. Охотники по лесам дичь добывают, бонды землю пашут да скотину выращивают. Купцы товар скупают, да в столицу возят. На обмен ткани и посуду всегда имеют. Бароны правят деревнями да собирают со всех налог и графьям в столицу отправляют, те все там живут. Дальше ему не ведомо что там и как, в столице никогда не был. Говорят, туда только чтобы войти, серебряк заплатить надо. При каждом бароне есть человек особенный, стартёр. Видел такого, глаза у них, как у дохлой рыбы. Всегда при оружии и провозглашает закон. При бароне есть, конечно, отряд простых солдат, «нормальных». С этими иногда договориться можно, со стартёром – никогда. Хуже будет, у того только закон в голове. Судья сидит в столице и правит и стартёрами и графьями. Нет ни короля, ни царя, ни бога. Если заподозрят в мажестве или колдовстве, отвезут в столицу на проверку. Это если сопротивление не окажет. При намёке на сопротивление, убьют на месте. За попытку нападения на барона или его родню – виселица. Дёрнешься на стартёра – убьёт на месте. На травниц да лекарок смотрят сквозь пальцы, но вот и так бывает. За драку между простецами, высекут плетьми или штраф три серебрухи.