ционных ухищрений, эти искажения можно усилить и сделать более заметными на конечной картинке. Все это недалеко и ненадежно. Но можно.
— Ясно. Всех быстро видеокамерами не оснастишь, а там мы уже будем далеко. А вот скажи мне Макс, как в магических мирах с крутящим моментом. Что там вместо электродвигателя.
— Эмс, есть наборы магем, заставляющие крутиться маховик. На самом маховике изображаются и сам маховик заряжается энергией. Поэтому материал маховика или бронза или золото, но лучше всего платина. Там сбоку маховика пристраивается брусок из того же металла, приближая или отдаляя брусок от маховика регулируешь скорость вращения.
— Вот хорошо-здорово, а почему мы не ищем ту же платину?
— Да кто его знает, ты вот только сейчас спросил, а я ответил. Платина хороша тем, что вечная, не рассыплется со временем. Но и бронзовый маховик проработает лет пять, если непрерывно. Потом осыплется пылью. Золотой немногим дольше. Сплав золота с медью в два раза дольше от бронзы. Так что специально искать платину — чистый снобизм. Давай бронзы наберем, её в депо на железке навалом должно быть. Вкладыши там всякие.
— Пошли прошвырнемся по магазину, были там в одной секции генераторы автомобильные. Ищем те, что на постоянных магнитах, как от трактора.
Генераторы на постоянных магнитах тут были все, с электроникой все же пока напряг. Но эти генераторы выдавали строго постоянное напряжение тринадцать вольт, видимо встроенные диодные мосты все же были. Взял десяток тех, что помощней.
В Германии мне так, по большому счету, больше ничего не нужно. Осталась по мелочи Франция и Голландия. И да, здесь она именно пока ещё Голландия, а не Нидерланды.
Голландия была ближе, меньше двухсот километров. Решено, сначала сгоняем туда за сыром, потом во Францию. Шел низко над вершинами деревьев, тут лесов было много, перемежавшихся полями и прорезанных автодорогами. А уж селухи и городишки — куда ни плюнь. Проходя над окраинами Нойса, обнаружил внизу что-то навроде животноводческой фермы. Запашок, сетки-клетки. Но не это привлекло, пролетел бы и не заметил. Вой, кошачий вой на одной безнадежной ноте, скорее не вой, а плачь.
— Макс, давай разворот, садимся в центр загона.
Сели, осматриваюсь. Под навесами без стен, клетки из мелкой сетки, в три яруса. В клетках кошки. Рыжие, белые и черные, серые и полосатые. Разные и много. Клетки маленькие, сорок на сорок, в каждой по коту и пустая консервная банка.
Воет кошка, серая в крайней клетке.
— Макс что с ней?
— Перелом позвоночника, задние лапы не работают. Или машиной сбили или при поимке…
— Амулет поможет?
— Да легко, прикладывай.
Открываю клетку, прикладываю амулет исцеления к кошачьей спине. Котя удивленно мякает и садится. Помогло. Забираю её в карман.
— Макс что это за место, как ты думаешь?
— А что тут думать, вон там сторож спит, пошли расспросим.
Вон там — это был справный деревенский домик. Ещё с одной стороны двора был длинный сарай с множеством кроликов в клетках, в торце гараж с трактором и пикапом. Захожу в дом, паренек моего возраста, то есть лет двадцати на вид спит в одежде на диване прямо рядом с дверью. Ещё в комнате есть стол с тремя пустыми пивными бутылками и огрызками сушеной рыбы. Дом захламлен, везде пыль, паутина. Хотя все удобства есть, ванна, туалет, кухня, комнаты. Все грязное, на кровати в комнате белье сто лет не менялось, везде огрызки и пустые бутылки. Хотя в комоде, в ящиках есть вполне чистое постельное и одежда. В верхнем ящике бумаги, документы, счета и паспорт этого паренька. Курт Миллер, двадцать два года, живет здесь. Паспорт как новый, фото не вызывает подозрений, забираю паспорт. Что мне удалось выяснить у местного аборигена. Он немного УО, не сильно. Как написали бы в справке для военкомата: "Олигофрения в стадии лёгкой дебильности, годен." Эта ферма частная, кому принадлежит он не знает, его дело кормить кролей и котов и присматривать тут. Кошачье племя на передержке, у владельца есть договор, ему городские службы отлова, свозят пойманных бродячих кошек. Здесь их держат, пока не заберут другие люди. Кто эти другие люди и откуда, Курта не интересовало, ему нужно было только кормить животных и пить пиво. Собак не было, соседство не подходящее, за собаку был сам Курт.
Ясно, спи Курт, до утра. Выходим во двор, Макс сканирует общее состояние кошачьих.
— Животные в ужасном состоянии, почти все больны, у многих травмы. Голод и обезвоживание. Всего четыреста тридцать семь особей обоего пола, четыре кошки беременны на ранней стадии.
— Забираем всех. Как лечить будем?
— Мне видится всё это так. Подхватываю полем, очистка шерсти и малое исцеление, внутри поля эту процедуру можно проделать с легкостью. И в карман. Потом найдем подходящее место, достанем, покормим-напоим и осмотрим более тщательно, кому надо — среднее исцеление.
— Приступаем.
Далее так и прошло, я медленно шёл вдоль клеток, Макс распылял дверцы и прятал котеек в карман.
Потом я прошел обратно сквозь клетки, распылив их без остатка. Проблему это не решит, да и проблема эта вечная, но сделаем что сможем. Можно же было создать приемлемые условия и ветеринарное обслуживание. Хотя бы нормально кормить… Достаю аэрозольный баллончик с красной краской и пишу по-немецки на стене сарая: уроды, прекратите издеваться над животными!
Вылетаем в сторону Голландии.
Глава 24
— Цель визита в Голландию? — Приуныл я чего-то.
Во время полета ЭМсканер несколько раз пикал, но искры были зеленые и мы даже не пытались проверять. Маги нас не интересовали. Несколько раз пришлось уходить в сторону от дождевых фронтов. Рассвет застал нас в центре Амстердама, в Остер парке. По привычке сел на зеленое пятно.
Побродил по парку, вышел на стулья со столиками. Решил, что это знак, здесь до обеда нечего и пытаться найти открытую кафешку, сегодня воскресенье. Достал коньяк, черную икру в вазочке, десертную ложку. Ну здравствуй, Амстердам, я по тебе скучал. Веселый, чистый город, счастливые, доброжелательные люди. Помнишь, как мы зажгли тут у тебя в девяносто седьмом. Хотя да, тогда был другой Амстердам. Здесь только семидесятый год. Закурил сигару и долго сидел, отдыхал. Летать в распятом виде имитируя крылья, не так уж и легко. Когда летишь — азарт, в горячке не замечаешь, как устал. Потом отпускает, на земле. Девица в спортивках в обтяжку, косясь на меня, трусцой бежала в сторону парка. Салютую ей фужером с коньяком. Блаженны придурки, которые пьют по утрам коньяк, как воду. А что поделаешь, у каждого свой ритм жизни.
— А что Макс, не начать ли нам вести описания наших похождений. А то вот так пройдёт лет двести, многое забудется, эмоциональный окрас не тот, опять же.
— Да как же оно забудется, шеф, у меня всё на записи, можно сказать сплошной видеофильм. В любой момент продемонстрировать могу.
— А вот теперь представь, чтобы создать роман по твоим видеозаписям, сколько времени надо потратить на просмотр? Тех же сто лет? Ладно, включая быструю перемотку неинтересных кусков, это всё равно пропасть времени. А написанная буквами на бумаге книга, это совсем не то, что видеофильм. Тут подход нужен.
— Ну это да, читать мне нравится больше, чем кино.
— Поэтому давай вести дневник в записях от руки. Как назовём наше произведение?
— Какой-нибудь "Дневник путешественника…"
— Ага, проходимца. В принципе, любая литература переполнена различными "дневниками". "Дневник кота", "Дневник кота убицы", "Дневник кота сапиенса" и прочие дневники. Давай назовём просто: "Записки прохожего". Того самого прохожего, который всё время стоит за спиной своих героев и бредет вместе с ними в тумане… Вести описания будем простым разговорным языком, без литературных изысков. От всего этого: "Милостивый государь, не соизволите ли Вы выйти вон…" тошнит уже на первой странице. С другой стороны, есть прорва читателей, которых корёжит от слов "балатория, левольверты или луч лазаря". От последнего они просто в памороках биться начинают. Этого постараемся избежать, по возможности.
— Читал я у тебя в памяти отзывы читателей на произведения фантастов твоего времени. Почему-то в основном гнусная критика и плохие отзывы. Вполне годная фантастика, близкая к реальности, по моим понятиям. Всё это есть, и планеты Содружества, и дикие планеты с магией и средневековьем. И попаданцы, и перерожденцы встречаются в реале. Но зачастую слог написания прост и именно к этому придираются.
— А, забей. У этих зачастую своя фантазия убогая, а эмпатия отсутствует. Проникнуть в мир произведения они не могут, остаётся критиковать общие ошибки. Им бы ведомость приходно-расходную почитать или амбарную книгу. Вот где музыка сфер, как сказала мне одна главбухша в прошлой жизни.
Амстердам просто очень хорош, бесспорно хорош. Здесь можно ходить одетым самым причудливым образом, никто и глазом не моргнет. На мне черный комбез испанских командос и берцы. Пойду погуляю по городу. Гуляю до десяти часов, потом недалеко от порта, достаю саквояж, набитый тряпьем, захожу в большую гостиницу. Бодренький портье, на голландском спрашивает меня, не угодно ли мне снять номер.
— Да, я хочу двухкомнатный люкс на три дня.
— Без проблем, пять долларов в сутки, предоплата, нужен паспорт.
Выдаю итальянский паспорт на Микеле де Коста и пятнадцать долларов.
— Пришлите потом горничную, костюм погладить.
— Непременно пришлем, вот ключ, Ваш номер на втором этаже, коридорный все покажет.
Тащусь по широкой лестнице на второй этаж, нет никакого коридорного, вышел, наверное.
Открываю свой номер, гостиная и спальня, ванна, туалет, все в комплекте. Бросаю на диван кофейный итальянский костюм и бежевую рубашку, горчичный галстук. К порогу двое пар туфлей, черные и коричневые. Оно всё в глажке не нуждается, но пусть будет, живой я человек или что. Снимаю берцы, туда же, небрежно в кучу к порогу. Прохожу в спальню, снимаю комбез и вообще все с себя и бросаю на пол, из саквояжа все тряпье прячу в карман, сам саквояж зафутболиваю в дальний угол.