1
Очнулся я с тем же ошеломительным чувством гордости.
Лампа еще светила. Я с трудом повернулся в тесной капсуле, почему-то лежащей теперь на боку. Стеклянно сверкнуло кварцевое стекло иллюминатора. За его таинственной льдистой толщиной зеленели раздавленные тяжестью машины листья. А может, трава.
Где я?
Кто первый наткнется на меня?
Охрана фирмы «Трэвел», долговязые ребята Фила Номмена или сотрудники Консультации?
Сунув «магнум» за пояс, я с трудом откинул тяжелую крышку люка.
Тяжелый влажный воздух дохнул в лицо. Он обжигал, как в бане. Из-под ботинка с чавканьем выдавилась густая грязь, кинулась врозь стайка суетливых паукообразных насекомых. Гигантский ствол дерева, бугристый, в седом налете, плотно покрытый уродливыми наростами и колониями ядовито-зеленых грибов, нависал над машиной, закрывая видимость. Машина Парка лежала почти посредине большой удлиненной поляны, густо поросшей травой и тучными древовидными папоротниками. Поляна была взгорблена и перерыта, будто ее вспахали, а потом обсадили травой. Она полого спускалась к крутому оврагу.
Я с изумлением огляделся.
Откуда эта тропическая пышность?
Откуда огромные, встающие выше моей головы папоротники?
Откуда странное, похожее на гигантскую, ощетинившуюся голубоватыми перьями репу дерево? Я так и подумал – «перьями», хотя между ними висели белые, почти молочного цвета грибы, а из-за плотной стены зарослей, обступивших поляну, вырывались время от времени нежные белые облака, будто там работала невидимая паровая машина. Я сразу вспомнил предупреждение шефа: «Катапультируйся прямо из машины. Куда бы тебя ни выбросило, мы найдем тебя».
Впрочем, Фил Номмен обещал то же.
Уже не скрываясь (от кого?), я вернулся к машине.
Зеленоватая бородавчатая тварь – нечто вроде некрупной жабы – успела побывать внутри, размазав по сиденью клочья омерзительной студенистой слизи. Я не хотел, чтобы машину загадили. Выругавшись, закрыл люк и только теперь обратил внимание на яму, из-за которой, собственно, попав на ее край, перевернулась капсула.
Яма выглядела свежей.
Она была как бы выдавлена во влажной почве и заполнена грунтовой водой.
Я вполне мог в ней выкупаться, так она была велика. И точно такие ямы – это меня и смутило – тянулись цепью в сторону туманной рощи, будто тут недавно окапывалось специальное воинское подразделение. Или прошел исполинский зверь. Я даже вздрогнул, расслышав вдали пронзительный вопль. Зверь кричал или человек? Я схватился за «магнум».
Оглядываясь, прошелся по краю поляны.
Да, ямы походили на следы, а деревья, оплетенные сетью лиан или воздушных корней и густо присыпанные плотными, как пластик, листьями, были мне совершенно незнакомы. Правда, северная сторона рощи просвечивала насквозь. Я рискнул пробраться между редкими уродливыми деревьями и сразу увидел берег плоской туманной лагуны.
Только легкий накат тревожил белые, как соль, пески.
Сквозь нежный туман, как бы фосфоресцирующий под горячим, но почти невидимым солнцем, проглядывали далекие скалистые островки. Пляж был вытоптан так, будто тут недавно резвилось целое стадо не самых мелких слонов. Да нет, понял я, какие к черту слоны? Следы сопровождались отчетливыми отпечатками громадных когтей, что-то вроде невероятно увеличенной и принадлежащей, несомненно, хищнику ужасной птичьей лапы. И этот хищник, совсем недавно преследовавший тут стадо каких-то крупных животных, был двуногим! А на одной из его ног не хватало когтистого пальца. Непонятно, кто мог так отделать столь невероятного зверя?
На плоский берег, скрывая скалистые острова, медленно наполз белесоватый, фосфорически поблескивающий туман. Из низких облаков пролился мгновенный тяжелый дождь, плоские пузыри зашипели на широких лужах. Не знаю почему, но мне вспомнилась подаренная Джой игрушка – зеленый доисторический ящер, двуногий, весь в пупырчатой колючей броне, клыкастый, пучеглазый. Я сильно надеялся, что не встречу ничего подобного, хотя хищник, след которого я изучал, опирался еще и на здоровенный хвост. Об этом свидетельствовала глубокая борозда в песке, будто тут протащили толстое бревно. Хорошо, что эта тварь куда-то исчезла. У меня не было никакого желания увидеть ее воочию.
Теперь я не сомневался в ценности машины Парка. Она, похоже, в один момент покрывала невероятные пространства. Ведь, судя по всему, я находился где-нибудь в болотах Флориды. А то, не дай бог, в Амазонии. Непонятно, как это случилось, но это было так.
И вдруг я вспомнил: « Элвремясейфе ».
Берримен писал прямо – время . Что, подумал я, если машина Парка преодолевает само время?
Это была достаточно дикая мысль, и она меня отрезвила.
Вглядываясь в прелый переплет ветвей, в полоску ленивой воды, набегающей на плоский берег, я вспомнил все, что слышал о машине, которую угнал.
Машина Парка движется по вертикали… Машина Парка ликвидирует весь колесный транспорт и не только… Машина Парка может давать абсолютное алиби…
Путешествие во времени? А почему нет?
В конце концов, все мы путешествуем из настоящего в будущее, каждый из нас бывал в достаточно отдаленном прошлом. Конечно, юнец 1975 года рождения никогда не попадет в Итаку времен Второй мировой войны, но я-то, например, бывал там! И я знал людей, которые проникали в прошлое гораздо глубже. Мой отец, например, или доктор Хэссоп – для них не историей была Первая мировая. Так что путешествия во времени – вещь гораздо более обычная, чем мы склонны об этом думать. Просто природа поставила некий ограничитель, и мы не можем попасть в прошлое, расположенное за днем нашего рождения. А вот машина Парка, возможно, каким-то образом снимала этот ограничитель.
Я снова различил скалистые островки.
Черные уступы казались живыми от изобилия каких-то копошащихся тварей.
Вдруг, срываясь со скал, эти твари с пронзительным писком начинали рвать крыльями воздух. Да крыльями ли? Скорее голые кожистые перепонки между длинными телами и коленчатыми, как бы вывихнутыми ручонками – уродливые подобия летучих мышей. А зубов у каждой было так много, и казались они такими частыми и мелкими, что казалось, на каждой челюсти их во много раз больше, чем положено.
Я был рад, что островки отделены от берега широкой полосой лагуны. Крылатые твари так судорожно дергались в полете, так странно меняли курс, что я, наверное, никогда не смог бы привыкнуть к их присутствию.
Подобрав с песка красивую свернутую раковину, я машинально сунул ее в карман.
Огромный закругленный валун преградил мне путь. Я хотел обойти его и вдруг понял, что это тоже раковина.
Но какая!
Дюймов тридцать в диаметре, не меньше!
И она была так безобразно завита, будто над ней издевался сам Геркулес.
Не порождение природы, а выплеск фантазии какого-нибудь беспредметника. Нечто подобное я встречал только на выставках современной скульптуры.
А это?..
Я изумился, обнаружив на сухом пне самых обыкновенных муравьев. Таких можно увидеть где угодно. И я опять сразу засомневался – действительно ли я попал в прошлое? Конечно же нет. Конечно. Просто разбушевалась неконтролируемая фантазия. Ну, Флорида… Ну, Уганда… Ну, Амазония, наконец… Уж не знаю, где я, но никак не в прошлом!
Подтверждая эту здравую мысль, на поляне, где я оставил машину Парка, раздался выстрел, затем еще два.
Стреляли из автомата.
Одиночными.
2
Люди!
Конечно, понял я, прошлое – это мои домыслы.
И услышал издалека:
– Ла Пар!
Это не могли быть друзья.
– Ла Пар!
– Не рви ты глотку, – расслышал я второй голос. – Этот сукин сын разделил судьбу Берримена.
Они говорили о Джеке!
Я замер.
Я не хотел упустить ни слова.
Я упал во влажную траву, перевернулся на спину и извлек из кармана крошечный микрофон. Отброшенный, он упал где-то там, рядом с капсулой. Вряд ли я потом сумею его отыскать, подумал я, но сейчас это было не важно.
И услышал:
«Ну да, Берримен. Мы бросили его где-то здесь. Он был жив, но двигаться не мог. Хорошо его отделали».
Второй рассмеялся:
«Голова кругом идет, как только подумаешь, куда мы попали! Юрский период, а? Ты подумай! Нам так и сказали – юрский период. Я правильно запомнил? Это сколько же миллионов лет еще до нашего появления?»
«Сотни полторы, не меньше, – хмыкнул второй. – Врагу такого не пожелаешь. Даже воздух тут тяжелый. Как в горячем цеху».
«Наплевать. Вот наша «зеро». Этот подонок Ла Пар, или как его там, бросил машину с перепугу. Он, наверное, не допер, куда умудрился въехать. Честно говоря, нам повезло, что он захватил именно «зеро», а не «единицу». Аккумуляторов «зеро» хватает лишь на пробег в одну сторону».
Черт, оказывается, я захватил не ту машину.
«Тут хорошая охота, как ты думаешь? – Кто-то из моих преследователей шумно возился в траве. – Беднягу Берримена не спросишь».
«Это точно».
Приподнявшись, я глянул в просвет ветвей и сразу узнал говорившего.
Джон Лесли! Судьба опять свела нас. Я переиграл его в Бэрдокке и переиграл в деле эксперта. Меня чуть не раздуло от идиотской профессиональной гордости: в деле, развернувшемся вокруг таинственной машины Парка, встретились настоящие асы! Что ж, решил я, будет вам охота. Вы о такой и не мечтали. Я внимательно разглядывал Лесли и его напарника. Пятнистые комбинезоны, автоматы, несомненно, есть и ножи. Я устрою вам хорошую охоту.
И снова напряг слух.
«Этот подонок разрядил машину. Придется возвращаться за аккумуляторами».
«Какая разница? – Лесли лениво сплюнул. – Надеюсь, в конторе уже разобрались, что это за Ла Пар. Да никакой это не Ла Пар! – выругался он. – Скорее Эл Миллер. Кто еще мог дублировать Берримена?»
«Ты угадал», – шепнул я себе.
– Смотри!
Я невольно втянул голову в плечи.
– Где?
Я медленно поднял голову и в просвете ветвей увидел Лесли.
Он шел прямо на меня, и я бесшумно извлек из кобуры «магнум».
Но Лесли остановился. Он не видел меня, зато нашел куртку, брошенную возле капсулы.
– Надеюсь, Ла Пар разделся не сам.
Не знаю, что он имел в виду. Может, хищников.
Над поляной снова поплыл душный туман. Он нежно клубился, опутывал каждую ветку, ложился на траву, глушил звуки. А когда рассеялся, на поляне никого не оказалось. Ни Лесли, ни напарника, ни «единицы». Только лежала на боку, нижним краем завалившись в яму, «зеро», разучившаяся покорять время.
«Они вернулись. – Я сжал зубы и на мгновение ткнулся лицом во влажную горячую землю. – Они вернулись в свой мир, где не надо бояться каждого куста, каждой тени. Жизнь у них тоже не из спокойных, но они могут прожить ее среди себе подобных. Они могут покуривать у камина, могут затеять цикл сенсационных телевизионных передач».
Я представил, как два пожилых агента, сидя спиной к камере, рассказывают о том, как счастливо и просто они сплавили двух своих самых отчаянных конкурентов не куда-нибудь там, а в чудовищно далекое прошлое, в непредставимо далекое – за миллионы лет до возникновения человечества, и скрипнул зубами.
Мне не хотелось увидеть такую передачу.
Прихрамывая (кажется, я потянул связку), я поднялся и медленно двинулся к «зеро». В тумане что-то мелькнуло, какая-то гигантская смутная тень. А из рощи долетел омерзительный вопль. «Если пресловутая мастерская по перечеканке живых существ находится именно здесь, – подумал я, – то она работает на полную мощность». Мне не нравилось, что я попал в такую мастерскую.
3
Не успел я укрыться в машине, как из рощи выскочило вопящее существо.
Оно походило на кенгуру и передвигалось нелепыми прыжками, помогая себе хвостом, служившим чем-то вроде балансира. В своем великом слепом ужасе это существо не видело перед собой ничего: с маху врезавшись в невысокое тыквоподобное растение, оно буквально разнесло его на куски. И сразу же, будто услышав звук удара, из тумана выступил мрачный гигант, тень которого я видел недавно. Высокомерно и тупо задирая в небо плоскую, украшенную кривым рогом морду, он шествовал через поляну с гордостью истинного хозяина этих мест.
Должен сказать, здешняя земля оказалась щедрой на сюрпризы.
В земных недрах, под травами и деревьями, тянущимися корнями в глубь земли, под базальтовой подстилкой материков прокатился, ширясь, низкий тревожный гул. Деревья содрогнулись. Прыгая по воде, зашуршали болотные пузыри. Из-под сползшей в яму машины выплеснулась струя жидкой грязи.
Толчок.
Еще один.
Машину подбросило, и она покатилась вниз, к оврагу.
Вскрикнув, я бросился за нею. Я не мог ее потерять, только она еще связывала меня с людьми. Догнав ее под каким-то рухнувшим деревом, вне себя от безумия, растворенного во мне и в природе, я забрался внутрь и рванул на себя рукоять.
Никакого эффекта.
В бешенстве я ударил кулаком по иллюминатору.
Ну да, Лесли увлекался охотой. Его интересовало, хорошая ли тут охота. Я доставлю ему удовольствие, решил я. Только бы они вернулись! Из этих душных болот должен вырваться только один человек…
4
Солнце к моей поляне так и не пробилось.
Стена душных испарений размывала, размазывала очертания и без того нечетких и таинственных, как бы увеличенных призмой растений. Выбравшись наружу, прижавшись спиной к теплой броне «зеро», я сидел, уставившись в низкую крону дерева гинкго, единственного, что я здесь узнал. Из похожих на сердечки листьев прямо на меня уставились огромные мерцающие глаза неизвестного животного. Оно было невелико, неторопливо, оно ничем не походило на гигантских обитателей этого мира и смотрело на меня с робостью, будто спрашивало: «Кто ты?»
Выхватив «магнум», двумя разрывными пулями я разнес зверька на куски.
А потом сгустились сумерки и пришла гроза. Я просто не представлял, что могут существовать такие кривые, такие чудовищные молнии. С невероятным грохотом и ревом они падали с низкого неба, как крючья, впивались в землю, отчаянно трепетали сразу многими тысячами ответвлений, заставляли замирать весь мир. А потом горячую тропическую мглу разрывали еще более бешеные удары. Атмосферное электричество вздыбило волосы на моей голове. Каждым нервом я ждал дождя, который смирил бы, наконец, чудовищный разгул электричества.
И дождь пришел.
Даже не дождь. Ливень.
Он склонил огромные деревья к земле, превратил овраг в русло ревущего, как водопад, потока. Задыхаясь, насквозь мокрый, я укрылся в машине Парка, одинаково боясь и ливня, и возвращения Лесли. Я чувствовал, как «зеро» тащит вздувшейся водой. Только часа через два я смог выбраться из машины. Я стащил с себя изодранную рубашку (куртку забрал Лесли), умылся над ворчащим быстрым ручьем и проверил «магнум». Хотелось есть, уши терзало непонятное поскрипывание. Я догадался: брошенный на поляне микрофон еще работал…
5
Всю поляну забросало сорванными с деревьев листьями.
Преодолевая сердцебиение, задыхаясь в тягучих душных испарениях, я брел чуть не по колено в сыром месиве. Увяжись за мной хищник, я бы не смог ни убежать, ни отбиться. Но именно беспомощность сделала меня агрессивным. Я не раздумывая выстрелил в показавшийся мне подозрительным куст и едва не поплатился за это. Нечто вроде страуса – голое, лишенное оперения – чуть не снесло меня с ног. В передних конечностях, рахитичных по сравнению с нижними, это мерзкое существо сжимало то ли продолговатое серое яйцо, то ли крупную шишку. Клыков я не увидел, морда заканчивалась клювом, как у попугая, и выглядел уродец столь вызывающе, что я отступил.
Должен признать, этот мир был заселен густо. Я то и дело наталкивался на ведущие в сторону лагуны следы.
Трудно было не оценить преимущество снабженных перепонками крепких птичьих лап, но не думаю, что следы эти были оставлены птицами. В просвете ветвей, вдали, под короткой пальмой, похожей на саговую, я увидел наконец обладателя этих страшных лап, как две капли воды похожего на подаренную мне Джой игрушку.
Игуанодон.
Я вспомнил даже название.
Кто-то из философов определил человека как двуногое существо, лишенное перьев.
Остроумная формулировка, но философ, несомненно, отказался бы от нее, явись перед ним игуанодон. Голый, как черная рубчатая дыня, поставленная на треножник птичьих лап и крокодильего хвоста, игуанодон медлительно и важно поедал листья саговника, пригибая ветки ко рту передними лапами. Почему-то я вспомнил короля зубной пасты мистера Гэмбла. Он был тучен и любил развлекаться с постоянно меняющимися секретаршами. Однажды он обратился в Консультацию с жалобами на утечку конфиденциальной информации. А секретарши мистера Гэмбла жаловались, что в кабинете их работодателя «крокодил смотрит на них странно». В великолепно выполненном чучеле, подаренном на юбилей мистера Гэмбла, Джек Берримен и обнаружил миниатюрные телекамеры.
…А вдали, в узком, вдающемся в лес заливчике, возилось в развалах сырого ила еще более причудливое, еще более крупное существо. Оно было поистине огромно, а шея так длинна, что, встав на задние лапы, запросто могло заглянуть в окно третьего этажа Консультации. Если бы такое случилось, подумал я, шеф сильно бы изумился. Обляпанный серым илом, зеленой слизью и водорослями, хозяин лагуны мрачно бултыхался на мелководье. Всем своим видом он утверждал: я огромен! Я огромен! Трогать меня нельзя!
Одно меня утешало: гиганты, угрожающие мне, вымрут задолго до моего рождения.
6
На Джека Берримена, точнее, на то, что от него осталось, я наткнулся случайно.
Полуобглоданный скелет уже пророс травой. Здесь же валялся заржавевший «магнум». Толкнув носком ботинка рассыпавшуюся фалангу, я заметил, что в траве что-то тускло сверкнуло.
Серебряное кольцо.
Сунув его в карман, я выпрямился.
Я хотел закопать останки в землю, но заработал микрофон, оставленный мной на поляне.
«Это Миллер, – услышал я голос Лесли. – Настоящего Ла Пара напоили. Чем-то не очень качественным. Он сам сообщил об этом в полицию. Миллер – настырный парень, я его знаю. Но на этот раз он влип. А жаль. Правда жаль. Я предлагал ему бросить грязный бизнес».
«Отказался?»
«У него уже тогда не было выбора».
«Черт с ним, – заметил напарник Лесли. – Взгляни, как поработала гроза. «Зеро» снесло в овраг. Дай мне ключи. – Послышался грохот, царапанье по металлу. – Ну вот, все в порядке. Я поставил аккумуляторы. Теперь «зеро» можно гонять, как электропоезд. Сейф фирмы «Трэвел» – юрский период и обратно. Не потеряешься».
Сейф – юрский период!
Значит, если я отобью машину, вернуться все равно можно будет только в сейф фирмы?
«Держу пари, что твой приятель уже загнулся. – Напарник Лесли подло хихикнул. – Он утонул в болоте. А может, попал под молнию или напоролся на какую-нибудь ядовитую тварь. Смотри, какой паук затаился на этой ветке. У него глаза как чашки. Дай мне автомат, я пройдусь по поляне».
«Пошли вместе. Ведь этого мира не видел еще ни один человек».
«Видели, – засмеялся напарник Лесли. – Двое».
Они засмеялись.
Что ж, решил я, охота началась.
Мерзкая тварь, похожая на голого страуса, вновь выглянула из-за куста.
Она наблюдала за мной, бессмысленно тараща прикрытые мутными пленками глаза. Я не стал ссориться с тварью, просто обошел ее. На самой опушке я залег, потому что увидел номерную машину. «Зеро» все еще валялась в овраге. Если я ее угоню, решил я, не исключен вариант торговли с фирмой «Трэвел».
Услышав выстрелы на берегу лагуны, я вновь, как вчера в баре, почувствовал на языке кислый привкус металла. Выругавшись, набросился на большую машину. Рвал провода. Рукоятью «магнума» дробил детали, крошил стекло.
Конструируйте! Изобретайте! Времени у вас теперь много – миллионы лет до появления человека. Жгите костры, выплавляйте медь, ставьте изоляцию из брони динозавров!
Только когда меня здорово долбануло током, я остановился. Большая машина больше ни на что не годилась. Убедившись в этом, я спустился к «зеро» и захлопнул за собой люк.
Рычаг легко пошел на меня.
И сразу пришла боль…
7
Реакция – вот что меня не раз выручало.
Когда машина Парка со страшным хлюпающим звуком вынырнула из времени, я выбросился наружу. К моему изумлению, это случилось вовсе не в сейфе, а почти посредине широкого, обходящего высокие кирпичные стены фирмы «Трэвел» шоссе. «Ну да, – мгновенно дошло до меня, – это как раз то расстояние, на которое откатило машину ливнем».
Из-за поворота с ревом вылетел бензовоз.
Скорость он набрал порядочную, и, поняв, что сейчас произойдет, я не раздумывая прыгнул через обочину. Взрывная волна, догнав, жестко толкнула меня в спину и опалила неимоверным жаром. За спиной, над шоссе, сразу встал черный, пронизанный белыми молниями столб. Резво захлопотало, треща, всепожирающее пламя, и в этот костер одна за другой влетели еще три грузовые машины.
Поднявшись с обочины, ободранный, закопченный, я, прихрамывая, побрел вдоль мгновенно возникшей пробки. Никто на меня не смотрел. Все смотрели на огонь – одни со страхом и тревогой, другие с жадным, болезненным любопытством. Проскользнув к оставленному водителем «кадиллаку», я сел за руль и выжал акселератор. Кто-то изумленно уставился на меня из-за стекла соседней «дакоты».
Я замер. Это был я!
Ну да, конечно! Это я!
Это я вернулся из прошлого прямо в то утро, когда акция против фирмы «Трэвел» только замышлялась. Я отчетливо вспомнил пробку, забившую шоссе, дымящий, как вулкан, бензовоз. Я это уже видел! В ревущем огне погибла «зеро», но мне повезло, я выскочил из машины. «Кретин! – хотел я крикнуть своему двойнику. – Зачем тебе связываться с фирмой «Трэвел»? Ничего, кроме трупов…»
Но я не крикнул.
Просто перестал спешить.
Если это впрямь то самое утро, значит, тот Миллер еще ничего не знает, и я ничем не могу ему помочь. Он заберет документы у шефа, он даст обещание людям Фила Номмена, попадет в кабинет инженера Формена, угонит машину Парка.
Нет, я не хотел вступать в контакт с самим собой – с тем, каким я был вчера утром. Но, остановившись у ближайшего автомата, позвонил.
– У Хэссопа.
Я произнес только два слова.
И опять до меня дошло: это тоже было.
Наверное, на этот звонок так странно отреагировала вчера Гелена. Наверное, вот этот самый звонок вдохновил шефа. Я жал на газ, встречные водители на мгновение цепенели. Их пугало мое лицо – исцарапанное, закопченное. Они пугались бы еще сильнее, знай, откуда я сумел убежать.
8
– Ax, Эл, грешен и я. Меня никогда не отпускало подспудное чувство, что наша профессия, как бы это сказать, не совсем настоящая. – Доктор Хэссоп, тощий, как мумия, помог мне содрать прилипшие к коже грязные лохмотья рубахи. – Хотя упорядочивать информацию все равно кому-то нужно. – Он поднял глаза на украшающую кабинет гравюру.
Король в мантии, с жезлом в руке… Высокая королева с цветком… Рыжая лисица, прыгающая через огонь… Старик, раздувающий пламя… Вдали замок с каменными башнями…
Вздохнув, он включил приемник.
Хриплый бас Гарри Шледера ударил в уши. Гарри Шледер выл, вопил, хрипел, вымаливал прощение.
«Мое имя смрадно более, чем птичий помет днем, когда знойно небо, – выл он. – Мое имя смрадно более, чем рыбная корзина днем, когда солнце палит во всю силу. Мое имя смрадно более, чем имя жены, сказавшей неправду мужу. О-о-о! – вопил Гарри Шледер. – Почему мое имя так смрадно? Разве я творил неправду? Разве отнимал молоко у грудных детей? Убивал птиц Бога? Я чист, чист, чист! – вопил Гарри Шледер. – Я чист чистотой феникса!»
– Тебе не мешает?
Я махнул рукой и побрел в ванную.
Доктор Хэссоп тоже притащился туда и пристроился на краю ванны.
– Эл, ты никогда не задумывался над тем, почему человек мыслящий так резко разделен на нашей планете на несколько весьма отличных друг от друга видов?
– С точки зрения кролика или тигра, – злобно возразил я, намыливаясь, – это, наверное, не совсем так.
Доктор Хэссоп фыркнул:
– Даже в этой ванной сейчас находится два разных вида людей. Я представляю более древний, почти вымерший, а ты – новый, который, подозреваю, скоро окончательно завоюет планету. Мы ведь действительно разные люди, Эл. Мы не можем не быть разными. Такие, как я, годами валялись в сырых окопах, жили нелепой надеждой возвращения в чистый мир. Это не могло не изменить нас. И изменения коснулись как раз того странного и загадочного, что передается от одного человека к другому вместе с его кровью и плотью, но никогда при этом не является ни тем ни другим. Понимаешь? Как электричество. Все ведь знают, что оно зажигает лампу, вертит колеса поездов и турбины, но никто не может сказать, как оно выглядит. Разрушенные дома, Эл, можно восстановить, вместо потопленных кораблей построить новые, вот только человека нельзя ни вернуть, ни восстановить… – Доктор Хэссоп усмехнулся: – Соорудить человека в общем проще простого, и, уж конечно, проще, чем, скажем, срубить дом или вырезать деревянную табакерку, но некоторые вещи, делающие человека человеком, никак соорудить нельзя. Те, кто, как я, пережил Первую мировую войну, эпидемию испанки, Великий кризис и Большой бум, кто, как я, видел результаты Второй мировой и остался все-таки жив, все мы сейчас – ископаемые, нечто вроде шумерских городов или римского Колизея. Понимаешь? Я говорю это потому, что, гуляя по улицам, обращаю внимание не только на рекламу. Я обращаю внимание на людей. Вот мне и кажется, что они сейчас – другие…
– О чем это вы?
– Мой вид, – терпеливо пояснил доктор Хэссоп, – развивался более миллиона лет. Он питался личинками и жуками, зернами и кореньями, мясом и рыбой, он испытывал голод и жажду. Руки и мозг, способные изменять мир, сделали человека человеком, но те же руки и мозг отняли у нас природу. Наша жизнь нынче отдана на откуп машинам. А ведь люди моего вида, Эл, участвовали в создании так называемой культуры непосредственно. Каменотес, ремесленник, ученый. А вот ваш вид, Эл, утрачивает связь с вещами. Даже свою любимую машину вы замечаете лишь тогда, когда она останавливается. Цветение яблони и восход солнца над океаном оставляют вас равнодушными. Люди, подобные мне, знали истинный вкус хлеба и соли. Они умели любоваться цветком, восходом или прибоем. Они не знали точно, что именно связывает их с цветущим деревом, но они чувствовали, догадывались, что такая связь есть. А вы, Эл, едите химию, пьете химию, дышите химией. Ваши фрукты давно утратили естественный вкус, а ведь когда-то они были такими же шедеврами природы, как мозг Шекспира и Леонардо. Понимаешь? Вы – другие. Не умея воссоздать даже самого крошечного и глупого моллюска, вы научились разрушать целые миры…
– У нас были достойные учителя, – хмыкнул я. И добавил: – Вы что же, принимаете меня за идиота?
– Нет, Эл, ты не идиот. К твоему счастью, жизнь твоих родителей текла ровно, щитовидная железа у тебя в порядке, организм в меру напитан йодом, эндокринные железы функционируют нормально. Я военный врач, можешь мне верить. Ты получил совершенный организм, я не первый год слежу за его работой. Твоя кожа не пигментирована до черноты, и адисонова болезнь тебя минула. Ты совершенно нормален, Эл, и все же нормален не в нашем смысле…
– Замолчите! – ударил я кулаком по воде.
– Ладно, – сказал он и медленно вышел из ванной.
9
Не в пример доктору Хэссопу, шеф заявил:
– Это было твое самое короткое дело, Эл! Поздравляю. Такого эффекта я даже не ожидал.
Я не знал, о каком эффекте он говорит. И попросил:
– Включите усилитель звука…
Они переглянулись.
Но ведь я был победителем.
Они, естественно, готовы были выполнить любое условие.
Ничего не объясняя, я подключил к усилителю записывающее устройство, вмонтированное в серебряное кольцо Джека Берримена.
Шорох, поскрипывание.
Может, Джек полз?
Сдержанный стон.
Я снова чувствовал вкус металла во рту.
Наверное, Джек был ранен. Мы услышали грохот выстрела. Судя по звуку, стрелял сам Джек. Он задыхался. Еще один выстрел, и кабинет шефа взорвал вопль отчаявшегося, вконец загнанного человека. Он был ужасен, в нем не осталось ничего человеческого. «Господи! Господи! Господи! Господи! – вопил Джек Берримен, лучший профессионал Консультации. – Господи! Господи! Господи! Господи! – Он вопил как заведенный одни и те же слова. – Господи! Господи! Господи! Господи!» И пока пленка не кончилась, мы слышали только этот постепенно стихающий, переходящий в стон вопль: «Господи! Господи! Господи! Господи!»
Доктор Хэссоп потрясенно уставился на меня.
Шеф покачал головой и протянул вечное перо и бумагу.
Я усмехнулся. Шеф ждал отчета. Он даже не спросил, что случилось с Джеком.
Но этой усмешкой я и ограничился. Удобнее сел за стол и положил перед собой лист бумаги. О чем, собственно, писать? О страхе? О газетах, которые то с удовольствием, то с тревогой, но всегда без иронии рассказывают подписчикам об устройствах, превращающих любую энергетическую цепь в источник информации? Эти же газеты с удовольствием описывают разнообразные орудия тайной войны. Черт побери! За мизерную сумму действительно можно купить миниатюрное записывающее устройство, которое тут же самоуничтожится, если вдруг не ты, а кто-то чужой решит воспользоваться твоими записями.
Тайная, жестокая, нескончаемая война, объявленная самим себе.
Мы упорно движемся к обществу, полностью лишенному частной жизни.
Может, это и имел в виду доктор Хэссоп, говоря о разных видах людей? Ведь если люди перестают верить во всех и вся, разве это не конец?
– Я вступил в контакт с людьми Фила Номмена, – сообщил я шефу.
– Знаю, – кивнул он. – Я догадывался.
– Мне нельзя оставаться в городе.
– Тебе и не надо оставаться. Нужная документация уже у нас.
– Но я не добыл никакой документации.
– Этим занималась Джой. У каждого свое задание. Ты здорово прикрыл ее, Эл. Она будет рада это услышать.
Рада… Я усмехнулся.
Первым пал Берримен… Потом инженер Нил Формен… Затем охранник, стоявший перед сейфом… Еще двоих я оставил в юрских болотах… Сюда же следует приплюсовать дежурного с электронного поста фирмы «Трэвел» и погибших на шоссе водителей…
« У тебя добрые руки… »
Я коротко набросал на бумаге детали проведенной акции.
– Кто говорил с вами по телефону, когда я находился вчера в вашем разборном кабинете?
– Да ты же и говорил, Эл! – Шефа обуяла эйфория. – Ты замкнул петлю времени.
– Что вы собираетесь делать с добытой Джой документацией? Ее же нельзя кому-то продать. Фирма «Трэвел» не потерпит этого.
– Поэтому мы и продадим документацию именно фирме «Трэвел».
Он засмеялся и выложил передо мной паспорт, авиабилет и кучу кредитных карт.
– Ближайшим бортом, Эл, ты улетишь в Европу.
– Что мне там делать?
– Отдыхать! – Он произнес это как приказ. – Всего только отдыхать, Эл! Лежать на песке, смотреть в небо. Нам всем есть что вспомнить, правда?
10
Пройдя паспортный контроль, я заглянул в бар.
Отыскивая в кармане кредитную карту, наткнулся на что-то твердое.
Развернув мягкую папиросную бумагу, с изумлением увидел нежно-желтые листочки гинкго, похожие на крошечные сердечки, чуть-чуть уже тронутые увяданием, и розоватую, подобранную с песков юрского пляжа раковину. На бумажке доктор Хэссоп разборчиво написал: «Астарта субморфоза – пластинчатожаберное мелких юрских морей».
Когда он успел это определить?
Я выругался и бросил раковину в урну. Лист гинкго прилип к моей потной ладони. Я брезгливо сдул его, и, вращаясь, как крошечный бумеранг, он тоже полетел в урну.
Это странно подействовало на меня. Я бросился к выходу. И такая тоска раздирала мое сердце, что я не сразу заметил двух хмурых коренастых парней, медленно поднявшихся за мной на борт прогревающего турбины «боинга»…