Вторично я вступил в брак в 1964 г. со Светланой Максимовной Кузьминой, сотрудницей Института русского языка. От этого брака у нас родилось двое детей — дочь Ольга и сын Андрей. Мать жены — Анна Антоновна Кузьмина — товаровед на овощной базе. Несмотря на тяжёлую болезнь (туберкулёз) она и её сестра, Нина Антоновна, очень помогли нам воспитывать детей. Довольно часто кто-нибудь из них через всю Москву с утра приезжал к нам и оставался с детьми на весь день, а то и на несколько дней. Вечная им память и земной поклон.
После женитьбы нам помогла моя мама Ефросинья Николаевна, жившая в Воткинске. Хороший дом с большим огородом и подсобными службами она продала и поселилась на втором этаже другого деревянного дома. Разницы в цене как раз хватило, чтобы оплатить за нас аванс за московскую двухкомнатную кооперативную квартиру. Сердечное спасибо, мама, и прости…
Отец жены — Максим Александрович Левитан, экономист, работник типографии, человек по-своему замечательный. О нём сто́ит поговорить особо.
Максим Александрович — старый коммунист, но в конце 20-х, во время одной из «чисток», он был исключён из партии. Но Максим Александрович не затаил обиды. Осенью 1941-го он вступил в народное ополчение. Его часть попала в окружение. Они благополучно вышли к своим, но Максим Александрович в эту осеннюю стужу сильно простудился, заболел туберкулёзом в острой форме, и его комиссовали.
Он, исключённый из партии, в душе всю жизнь оставался коммунистом. Во время арабо-израильской войны Максим Александрович (еврей!) гневно клеймил «израильскую военщину».
И других капиталистов он не жаловал. Восхищаясь импортными бритвами, он сказал: «Чего только эти капиталисты не придумают ради наживы!».
Из книг он читал в первую очередь те, которые были удостоены Государственной премии, в том числе бездарные романы халтурщика-лакировщика Семёна Бабаевского.
К нам Максим Александрович приходил почти каждую субботу и оставался у нас ночевать. Ужинали, пили (пиво, и то немного), играли в шахматы и в карты. В шахматы Максим Александрович играл очень хорошо (1-й разряд!), а в карты очень плохо — слишком осторожно, даже трусливо.
Мы с ним часто говорили об истории и политике. Забавные были эти споры, где один из спорщиков — диссидент, а другой — «беспартийный большевик». Помню, когда были исчерпаны все его аргументы в защиту наших порядков, он воскликнул: «Но уж то, что коммунистическая партия — это ум, честь и совесть нашей эпохи, это-то Вы, Володя, не будете отрицать?!». И вот такого человека «вычистили» из партии! Когда сомневаются, были ли люди, свято, бескорыстно верившие в марксистко-ленинский социализм, я могу ответить: «Один уж точно был — мой тесть, типографский работник Максим Александрович Левитан».
После его развода с Анной Антоновной их двое детей — моя жена Светлана и её сестра Галя — остались с матерью. От предыдущего брака Максима Александровича росла дочь Инна. Он заботился об обеих семьях, о трёх своих дочерях. Да и дочери и их семьи дружили. Особенно часто мы встречались со Светланиной сестрой — математиком Галей и её мужем, тоже математиком Сашей Сиро́той.
Мой второй брак продолжается более полувека. Вспоминаются стихи Степана Щипачёва:
Любовь — не вздохи на скамейке
И не прогулки при луне.
Всё будет — слякоть и пороша.
Ведь вместе надо жизнь прожить.
Любовь с хорошей песней схожа,
А песню нелегко сложить.
Что сказать о нашей семейной жизни, о детстве Ольги и Андрея? Обычное детство — на наш родительский взгляд, довольно счастливое. Да и нам со Светланой дети приносили много-много радости. Правда, болели много, но в остальном всё хорошо — умные, добрые, любящие, хорошо учились, послушные. Не было нужды в традиционном русском методе воспитания, афористически выраженном пословицей: «Кто детей своих не бьёт, тот их не любит». Известно, что Пушкин не пренебрегал этим методом воспитания…
Вряд ли интересно подробное описание семейной жизни, роста и воспитания наших детей. Интереснее, на мой взгляд, отражение нашей жизни в речи наших детей. Я с неизменным удовольствием читал и перечитывал записи детской речи Корнея Чуковского «От двух до пяти». Желая сохранить наше семейное «От двух до пяти» в памяти моих детей и внуков (а может, оно и ещё кого-нибудь заинтересует), привожу некоторые забавные высказывания наших детей, сохранившиеся в памяти или записанные на клочках бумаги.
Эти заметки немало говорят и о нашей семейной жизни, об атмосфере в семье.
Детский лепет
Родилась 12-го июня 1964-го. Очень рано начала ходить, говорить и даже учить окружающих жить. Ей было ровно два года, когда в Воткинске она поучала десятимесячную сестрёнку Наташу: «Нататенька, не ползай!».
Засыпала быстро, при электрическом свете, без всяких укачиваний (на это у нас и времени не было), только просила маму: Тётю и пато́тик (соску и платочек — на глаза), Ты чашто-чашто ко мне приходи. Жили мы все в одной комнате, другую сдавали жильцам, чтобы выплачивать кредит за жильё. По утрам нередко Оля призывала вставать заспавшихся родителей, очень спокойно повторяя без конца: Тява́ть… Тявать… Тявать…
Мать Светлана моет двухлетнюю Олю. Положила руку на бортик ванны. «Мама, убалú ýку».
Рассерженная Светлана кричит: «Никудышка!» — «Нет, кудышка! Нет, кудышка!».
Любит подшутить над родителями, но не прочь и поприбедняться. Вот ни с того ни с сего, пригорюнившись, опирается на пухлую ручку: «Раньше (пауза) вы меня любили, а теперь (пауза) ниско-олько не любите!».
На прогулке долго смотрит, как дворник громадной деревянной лопатой счищает снег. «Нет, таких лопат не бывает!» — поворачивается и решительно уходит.
На вопрос матери: «Вы гуляли сегодня с тётей Полей?» отвечает: «Как тебе сказать?» — «Так и скажи, как было» — «Нет, не гуляли. Некогда было».
Крутится на кухне. Руки, всё платьице в муке. Очень собой довольна: «Вот как я маме мамагаю!».
(4 года): — Посмотри, как собака тараторит ножками!
Оля и Андрей (да и я сам) очень любили игры с перевоплощениями. Кем только я не был! Капитаном (а она — юнга Оль), пиратом, золотоискателем, медведем Михаилом Иваны-чем с его баловниками — медвежатами Мишуткой и Машут-кой, добродушным голландцем Кирхгофеном (Оля учила его русскому языку).
Был у нас на удивление трусливый лев. На предложения что-то сделать неизменно отвечал: «Боюся!». Оля его увещевала: «Лев, не бойся! Ты же царь зверей, ты всех сильнее». А он своё: «Боюся».
Даже вещи оживали. Вот плед ворчит: «Немедленно укройтесь мной, иначе вы простудитесь и тут же умрёте. Это говорю я, Плед!».
Какой-то надменный немецкий барон послал Оле вызов на дуэль: «Вы искоса и свысока посмотрели на мою собаку, несомненно, желая тем оскорбить меня самого́». Она с большим достоинством ответила, что готова принять вызов, но считает всё это недоразумением: «Как же иначе я могла посмотреть на вашу собаку, если она такая маленькая? Только искоса и свысока».
Был я не только Дедом-Морозом, но и Бабой Ягой.
В шутливой сценке я играю роль Бабы Яги, пою:
А я — Баба Яга, очень-очень добрая,
А я — Баба Яга, очень-очень славная.
Я всех мальчиков съем и всех девочек съем.
Вот какая добрая, вот какая славная.
И добавляю мечтательно: Да, люблю я детей, особенно в меру упитанных…
Оля горячо возражает: «Нет, нет! Любят, это когда обнима-ают, целовают!».
Как многие мужчины, я больше хотел, чтобы первый ребёнок был мальчиком, и это проявилось, видимо, в нашей с дочкой Олей любимой игре: она — юнга Оль, я — Капитан. Ну, к примеру: Юнга Оль, нет ли поблизости пиратов? — Капитан, они окружают нас! — Полный вперёд!
Иногда, чтобы подольше Оля отдыхала в Прибалтике, мы делили наши со Светланой отпуска́: сначала Светлана ехала с Олей, потом Светлану сменял я. Помню, по случаю дня рождения Оли («Юнги») — 12 июня я послал ей и Светлане («Коку») поздравление:
Юнга, смирно, руки по швам!
Слушай, стало быть, приказанье.
Шлю тебе, и обоим вам
День-рожденские пожеланья.
Вкусно ль пищу готовит Кок,
Не гуляет ли по тавернам?
Я вас очень люблю, сынок,
Да и Пудя (кошка) тоже, наверно.
У меня, брат, делишки — швах,
Мой корабль стоúт на приколе,
Я без моря совсем зачах,
Но увижу его я вскоре.
Я увижу море и вас,
Погуляем с тобой и с Коком.
А пока — мрачновато у нас,
Филин скачет звериным скоком.
(Филин — директор института, борец с инакомыслием. Конец стишка — оптимистический, но я его не помню).
Наша семья — семья филологов, поэтому у взрослых, а потом и у детей повышенное внимание к слову, игра с ним. Даже самые частые слова типа вермишель и сметана обыгрывались: их заменили сочетания верная Мишель и сметливая Анна.
Узнав от Александра Грина слово шкотик (В руки мокрый шкотик дать…), Оля объявила его в полном виде (шкотик) запрещённым словом — табу: можно было сказать верёвка, даже шкот, даже шкоти, но упаси Бог произнести последний звук! Такая вот игра.