Вот Оля заинтересовалась незнакомым красивым словом гандикап («фора в состязаниях»). Сочиняет стишок:
Папа, папа — гандикап.
Лезет папа в сте́нной шкап.
На великое событие — приобретение первого нашего холодильника — Оля тоже откликнулась стихами:
Кýпив холодильник «Минск»,
Папа сделал промахинск.
Несправедливо это! В годы советского дефицита это был для семьи не промахинск, а большая удача.
Над матерью тоже не прочь пошутить.
(3 года). Смотрит, как Светлана читает газету. Говорит с усмешкой: «Мама, ты что ли папа? — газету читаешь».
А то стишок сочиняет:
Что ж вы, маман, так право,
Право так оплошали?
Среди бодрых советских песен была и о счастливых советских детях:
Это не рыбки резвятся в пруду,
Это ребята играют в саду,
В самом прекрасном, самом счастливом,
Самом весёлом детском саду.
Оля детский сад не очень-то любила и переделала песню:
…В самом противном, самом ужасном,
А говорят, что прекрасном саду.
От пионерского лагеря она тоже была отнюдь не в восторге. Когда мы в воскресенье её навестили, она была такая подавленная, в слезах: «Заберите меня отсюда! Я понимаю, вы потратили деньги на путёвку, но я их накоплю и верну вам». Забрали, конечно.
А Новый год! Перед Новым годом Оля пишет Деду Морозу письмо с пожеланиями: «Милый Дед Мороз! Принеси мне, пожалуйста, книжку с картинками. А если трудно, то не надо».
У нас всегда на Новый год была ёлка. Но нелегко было «достать» её в годы постоянного нашего спутника — дефицита. Ёлочный базар был совсем рядом, но ёлок было мало, и очередь за ёлками занимали с вечера, записывались, устраивали переклички, дежурили до утра. Костёр разводили и грелись до открытия ёлочного базара. Помню, «достал» я нечто, что трудно было и ёлкой-то назвать: ствол и на нём несколько веток. Но я не растерялся: собрал валявшиеся на базаре на снегу ветки, дома в полуголом стволике ёлки просверлил дрелью наклонные отверстия и вставил в них ветки. И, ей-богу, эта ёлка радовала нас не меньше, чем какая-нибудь пушистая красавица. Слава советскому дефициту, пробуждающему творческую энергию масс!
На новогоднем вечере в школе готова читать стихи. «А какие, Оля?» — «Про червячка» (это Юлиан Тувим). — «Нет, нам надо про родину, про пионеров. А про червячка нам не надо».
Оля очень любит мороженое. Гуляет с бабушкой Анной Антоновной. Бабушка покупает ей мороженое. Оля вздыхает: «Как я хочу поскорее стать старенькой, как ты. Тогда я смогу покупать мороженое, когда захочу». Завидев на пляже в Юрмале мороженщика, кричит: — Святой человек идёт!
Иногда Оля вставляла в моё пение шутливые реплики.
Вот я пою трагическим голосом романс:
Ты на меня свой взор опасный не устремляй, не устремляй…
Оля вставляет: — Да не смотрю я на тебя!
Или пою песню Окуджавы «Барабанщик». Дохожу до строк:
Неужели ты не слышишь,
Как весёлый барабанщик
Вдоль по улице проносит барабан?
Оля: — Нет, не слышу!
И тут я, с грустью, заканчиваю:
Как мне жаль, что ты не слышишь,
Как весёлый барабанщик
Вдоль по улице проносит барабан.
Мы старались держать детей подальше от политики, но это, видимо, плохо нам удавалось. Вот Оля задорно, желая подразнить нас, кричит: «Львов, Скворцов, Даниленко, Филин, Протченко!» (фамилии яростных борцов с инакомыслием и с диссидентами в нашем Институте).
Или другая сценка. Я говорю: «Да сейчас нет таких принципиальных, мужественных людей!». И вдруг возмущённый голос Оли: «А Солженицын? А Сахаров?».
Кошки у нас всегда дома были, собак не было. А Оля очень хотела собаку. Даже стихи про знакомого пёсика сочинила:
Пётик ты, пётик,
Уши до плечей.
И вот она предъявляет нам шутливый ультиматум: «Если не покупаете собаку, тогда пусть у нас будет кожаная девочка (сестричка)».
Сходные советы давали нам и другие. В Абхазии ехали мы как-то в электричке втроём, с дочкой Олей. Сидящий напротив «восточный человек» спросил: «А у вас есть ещё дэти?». Я полушутя ответил, что сейчас и одного-то трудно прокормить. И тут он рассказал притчу. В одной бедной семье было трое детей. Муж каждый день отправлялся на лодке в море, и постоянно вылавливал пять рыб. Мало — всего по рыбе на человека. И решили родители отвести в лес и оставить там двух детей. Так и сделали и стали жить втроём. На следующий день выехал рыбак в море и поймал — трёх рыб! И так — каждый день. И тут абхазец закончил: «Каждый ест свой паёк, чужой паёк — никто не ест». Но, кажется, мы сами пришли к решению завести ещё одного ребёнка: спустя 15 лет после рождения Оли в семье появился 4 янв. 1980 г. второй ребёнок — мальчик Андрей.
Как и Оля, говорить стал рано, в 1982-м, с двух лет.
Андрей: Стало холодно.
Мама: Кому, тебе?
Андрей: Супу. (Янв. 82).
— Здесь идёт ремонт.
— Куда идёт? (Сент. 82).
Спрашивает про старшую сестру:
— Папу зовут Володя, маму — Светлана. А Олю как зовут? (Сент. 82).
Видит на картинке жирафа: Похож на подъёмного крана (3 февр. 83).
Оля завела пластинки: Бичевскую, потом Высоцкого. Спрашивает: Кто тебе больше понравился?
Андрей (неохотно): Дядя. И — после паузы: Мне очень нравится мама. (Март 83).
— Папа! Расскажи сказку.
— Вот темно будет — расскажу.
— А ты расскажи светлую сказку. Тёмные сказки рассказывают в темноте, а светлые — когда светло (Апр. 83).
Кусают только женщины-комары, а папы-комары не кусают (Май 83).
У мясорубки борода (фарш).
Негры в каких странах водятся? (Сент. 83).
Там какие буквы — латинские или наши, московские? (Сент. 83).
Услышав выражение «отдать руку», удивился: Как же можно «отдать руку»? Ведь её же нельзя оторвать или отрезать. (Сент. 83).
«Бойцы» называются, потому что они боятся. (Нояб. 83).
Ты будешь влаг (враг), а я наш. (Нояб. 83).
Светлана, вернувшись от тёти, говорит: «Баба Нина передаёт тебе привет!» — «А где он?».
Я чересчур люблю маму, и бабу Нину, и блины вот такие. (Дек. 83).
Реакция на спор во время семейного ужина: Моё самое любимое — ужин превратили в какие-то нервы.
Дай мне книжку немененно (немедленно) пожалуста.
На даче хозяйский кот то показывается в окошечке чердака, то исчезает. — Мама, кота видимо-невидимо!
После долгого спора соглашается на «компромисс»: — Ну, ладно, папа. Давай так: я буду делать по-своему, а ты будешь делать по-моему.
— Да не грусти ты во всю прыть!
(3 года) спрашивает: — «Знаешь, как солдаты просят есть?». Приставляет руку к виску: «Есть!»
(3 года). Привыкший к неопределённости маминых ответов на его вопросы («Это, наверно, мрамор», «Это, наверно, ольха» и т. п.), спрашивает о чём-то незнакомом: — Мама, это наверно что?
(3,5 года — матери):
— Ты никуда-преникуда не уйдёшь? Правда-преправда?
или:
— Ты думаешь, я ни на что-прениначто не гожусь?
Приходит наша милая соседка Галя с пуделем Машей. Любознательная Маша бегает по квартире, всё обнюхивает. Андрей на неё опасливо поглядывает: «А она не скрадёт нашу вещь?»
Когда Андрей обнаружил, что девочки отличаются от мальчиков не только одеждой (платьица вместо штанишек), он (как в своё время и я, и мои братья) был неприятно удивлён и выразил своё неодобрение с присущей ему категоричностью: «Эта пиписька рвёт мне душу!».
Очень, очень не зря, что папа — есть. (Янв. 84).
Жалко, что Пушкина убили. А то бы он к нам пришёл, мы бы его поблагодарили. (Апр. 84).
Ты не женщина. Ты моя мама. Мама никогда не бывает такого грубого слова — женщина. (Дек. 84).
Хватит нам женских идей! Мужчины подумают! (30 дек. 84).
Папа, сделаем как мама скажет. Вообще-то ты глава семьи, но ведь мама меня родила. (Окт. 85).
Без солнышка у меня душа внутри как-то в тумане.