Авторы иногда и сами над собой подсмеивались. Вот, например, автоэпиграмма Вас. Вас. Капниста, предшественника Пушкина:
Капнúста я прочёл и сердцем сокрушился:
Зачем читать учился!
Многие пародии достаточно добродушны. Владимир Соловьёв, крупнейший русский философ XIX в., был также талантливым журналистом и поэтом. Ему принадлежит остроумная пародия на поэтов, увлекающихся модной так наз. «зоологической метафорой» (типа: Разрежем / общую курицу славы Маяковского):
На небесах горят паникадила,
А снизу — тьма.
Ходила ты к нему, иль не ходила?
Скажи сама!
Но не дразни гиену подозренья,
Мышей тоски!
Не то, смотри, как леопарды мщенья
Острят клыки!
И не зови сову благоразумья
Ты в эту ночь!
Ослы терпенья и слоны раздумья
Бежали прочь.
Своей судьбы родила крокодила
Ты здесь сама.
Пусть в небесах горят паникадила, —
В могиле — тьма.
Подтрунивание над читателем — явление достаточно редкое, требует полной раскованности мысли и технической изощрённости. Как правило, это позволяли себе лишь такие мастера как Пушкин в «Евгений Онегине»:
Мечты, мечты! где ваша сладость?
Где, вечная к ней рифма, младость?
И вот уже трещат морозы
И серебрятся средь полей…
(Читатель ждёт уж рифмы розы;
На, вот возьми её скорей!)
Пушкин подшучивает над читателями (и, разумеется, над поэтами, довольствующимися избитыми рифмами). Но при этом Пушкин использует смелый приём, делающий его самого лёгкой добычей пародиста А. Архангельского:
Обилие стихов и прозы
Завбибов делает бодрей.
(Читатель рифмы ждёт: колхозы!
На, вот возьми её скорей!)
(Завбиб — заведующий библиотекой).
Впрочем, Архангельский пародирует здесь не столько Пушкина, сколько советских поэтов, с языка которых не сходило слово колхозы.
Но — есть граница допустимого.
Благодатной пищей для множества пародистов послужили строки А. Ахматовой Я на правую руку надела / Перчатку с левой руки. Приведу лишь одну из пародий, на мой взгляд, наиболее удачную:
Но теперь, уступивши мужскому насилью,
Я скорблю глубоко!..
… Я на бледные ножки надела мантилью,
А на плечи — трико…
Зиновий Паперный «подловил» Евгения Евтушенко на необычном использовании категории грамматического рода:
За мёдом на Черёмушкинском рынке
Поэт стояла…
— и показывает, как можно было бы подобным образом сказать о само́м Евтушенко:
Евтушенко писало,
что стояла поэт.
Евтушенко считало,
что родов больше нет.
Евтушенко старалось
доказать — всё равно
у народа осталось
Евтушенко одно
(пример заимствован нами из «Книги о пародии» Владимира Новикова).
Приведённые пародии, на мой взгляд, ещё на грани допустимого. Но явно за гранью грубые эпиграммы артиста Валентина Гафта, который не щадит никого, даже женщин:
Россия! Чуешь этот странный зуд?!
Три Михалкова по тебе ползут (Н. В., Н. С. и А. С. Михалковым).
Он — странный. Будешь странным тоже,
Коль странность у тебя на роже.
Но иногда бывает так:
И очень странный и дурак. (В. Никулину — артисту цирка и кино).
Она играет на пределе,
Все сексуальности в кино.
А весь успех — в роскошном теле
Доступном всем давным давно (Н. Гундаревой).
Талантливый поэт Иннокентий Анненский перестал для меня существовать после того, как я прочитал его стихотворение «К портрету А. А. Блока», где он (не из зависти ли?) беспощадно глумится над гениальным поэтом, который с са́мого рождения был обречён на изломанную, исковерканную жизнь.
8. И ещё один важный момент, который не нашёл отражения в концепции Аристотеля. Казалось бы, сталкиваясь в комическом с чем-то уродливым или не совсем нормальным, мы должны испытывать отвращение или, по меньшей мере, неприязнь. В действительности же это, наоборот, радует и забавляет нас. Исследователи (Ф. Шлегель, Ф. Шеллинг, З. Фрейд и другие) единодушно объясняют это тем, что уродливые явления вызывают ощущение силы, превосходства над кем-либо, довольства собой. Слыша шутку приматонна, мы смеёмся над конкретным высмеиваемым лицом или же над воображаемыми тучными певицами, и при этом испытываем «фарисейское довольство собой», — во-первых, оттого, что мы лишены этого физического недостатка, и, во-вторых, от сознания исправности своего интеллекта, позволяющего понять шутку.
«Обманутое ожидание» и «комический шок»
1. Не всякая необычность и, тем более, не всякая ошибка вызывает смех. Так, большинство корректорских ошибок могут вызвать лишь досаду, как, например, опечатки в слове послами: Высокие договаривающиеся стороны обменялись тослами (посмами, бослами и т. п.). Не смешно. Почему же вызывает смех другая опечатка в том же слове: Высокие договаривающиеся стороны обменялись ослами? Очевидно, потому, что здесь возникает второй, дополнительный смысл — представление о глупости послов, сравнение их с ослами.
Комический эффект вызывает лишь такая необычность, которая вызывает возникновение дополнительного смысла, второго плана, резко контрастирующего с первым. Слушатель заманивается на ложный путь, а потом маска сбрасывается.
Как соотносятся между собой две контрастирующие части шутки? Существуют две конфликтующие теории — «обманутого ожидания» и «комического шока». Несомненно, однако, что здесь возможно и то, и другое.
2. Обманутое ожидание. Это когда наблюдается контраст между ожиданиями субъекта и конечной реализацией. Явление, кажущееся естественным, потом демаскируется как абсурд или ошибка. Иллюстрацией может служить такая сценка: рыболов с громадным трудом тянет добычу и вытягивает… старый башмак.
Именно по этому типу строится большинство шуток. Вот несколько примеров.
Истинный джентльмен всегда поправит галстук, если мимо канавы проходит женщина.
[Разговор о приёме на работу]:
— Скажите, но ваш протеже человек способный?
— О, да, господин директор! На всё.
Что ужалила оса, влетевшая под юбку тётушки Салтанат? — Руку дядюшки Баграта.
3. Комический шок. Здесь отношения между частями прямо противны описанным выше: явление внешне удивительное оказывается естественным и понятным. Мы, например, наблюдаем человека, нелепо размахивающего руками, а потом видим, что это дирижёр.
Примером комического шока являются так называемые контаминации (типа дегенерал — склеены два слова: дегенерат и генерал), или необычное употребление слов. Например:
Ноздрёв был в некотором отношении исторический человек. Ни на одном собрании, где он был, не обходилось без истории (Н. Гоголь. Мертвые души).
Женщины подобны диссертациям: они нуждаются в защите (Эмиль Кроткий. Отрывки из ненаписанного).
Виды юмора. Предметные и языковые шутки
1. Существуют разные виды юмора (изобразительный, музыкальный и т. д.). Бывает и совмещение разных видов, например, словесного и изобразительного). Со школьных лет мне запомнился пример из журнала «Крокодил». Описывается «житие» одного молодого человека, который:
«Всегда тянулся к свету…»
(на рисунке: Герой вывинчивает в подъезде лампочку);
«Ночи просиживал за классиками…»
(на рисунке: Ночь. Луна. Герой и его собутыльники «содвигают стаканы» за памятником Пушкина);
«Когда видел старших, снимал шапку»
(Герой снимает шапку с трепещущего старичка);
«Дня не сидел без дела…»
(Герой стоит перед столом следователя, поглаживающего папку с надписью: «Дело №…»);
«И вообще далеко пошёл»
(Герой под конвоем отправляется в места не столь отдалённые).
2. Я буду говорить о словесных шутках, и не обо всех.
Среди словесных шуток выделяются предметные шутки и языковые шутки.
Вот классический образец предметной шутки, приводимый разными авторами на разных языках — немецком, польском. Переведу её на русский. Профессор, видя, как жена замахивается на него книгой, кричит: «Ради Бога, Светлана, не этой! Эта из университетской библиотеки!». В этой шутке важен комизм ситуации, характеров, поэтому она может быть изложена другими словами («Эту книгу я взял в библиотеке» и т. п.) и легко переводима с одного языка на другой.
А вот пример чисто языковой шутки:
Первомайские лозунги:
для транспортников: Дадим каждому пассажиру по мягкому месту!