амвона и с большим вниманием слушал мою проповедь. К причастию он, однако, неподходил и не исповедовался, ко кресту также не прикладывался. Подойдя ко мне,он попросил уделить ему несколько минут.
— Меня зовут Юрий... Лужин. Юрий Петрович Лужин. Я человек нецерковный,как вы, наверно, сумели заметить, но к христианству, и особенно к православию,отношусь сочувственно и с большим интересом. По образованию я архитектор. ВСарске оказался не по собственному желанию. Можно сказать, я сюда сослан,впрочем, так же как и вы.
— Почему вы думаете, что я сюда сослан?
— Ну, во-первых, об этом говорит весь город. А во-вторых, какже может быть иначе? Разве ваше место здесь?
— Мое место здесь.
— Не буду спорить. О себе я этого сказать не могу. Но ближе кделу. Будучи архитектором, я не мог не соприкоснуться с историей Церкви и схристианским учением. И помню, однажды подумал: «А почему бы и нет?» Учение оФаворском свете меня поразило, словно вдруг завесу прорвало и заглянул я по тусторону бытия. Все собирался обдумать как следует этот вопрос. Но не довелось,другие дела увлекли, миражи, которые и привели меня сюда. Здесь я работаю вотделе Госнадзора за памятниками архитектуры. Не работаю, конечно, а дуракаваляю, но зарплату, правда небольшую, выдают исправно. Я вижу: все это вам неочень интересно. Перехожу к главному, к тому, что не может вас не заинтересовать.Мой начальник товарищ Блюмкин (не удивляйтесь, именно такая у него фамилия, каку чекиста, который Мирбаха убил) намерен в скором времени направить в ваш храминспекционную комиссию. Цель комиссии — констатировать, что мракобесы-церковникидовели выдающийся памятник архитектуры XVI века до плачевного состояния.Следовательно, его нужно изъять у них и превратить в музей. Товарищ Блюмкинбудет назначен по совместительству директором. Значит, вторая зарплата. Но этоеще не все. Начнется реставрация, и, как обычно бывает, затянется она на десятилетия.Улавливаете? Вот где золотое дно! Тут и деньги, и дефицитные стройматериалы!Какие особняки из них можно отгрохать себе и своим деткам! Кстати, мне ужепредложена ключевая должность архитектора! Видите, чем жертвую, выдавая вамведомственную тайну? Не знаю, сможете ли вы отбить атаку. Но я вам подскажуодин ловкий ход. Не торопитесь его делать. Все нужно тщательно рассчитать ибить наотмашь, наверняка. Две иконы из иконостаса вашего храма висят в квартиреу Блюмкина. Ну как?
— Спасибо.
— На меня не ссылайтесь, а свидетелей мы найдем. Вот моявизитная карточка. На всякий случай. Лучше пока не афишировать наше знакомство.Я сам к вам приду, когда будет нужно... Побеседовать о Фаворском свете. Досвидания, отче.
Рассказанное Лужиным заставило меня серьезно задуматься.Готовящаяся акция не могла, конечно, явиться для меня неожиданностью. Мысль обэтом у меня возникла сразу, как только я подошел к изуродованному храму. Идеявоспользоваться его запустением для того, чтобы изъять у верующих, лежала наповерхности. Валентину Кузьмичу в данном случае не нужно было ломать себеголову. А вот что делать мне?
Первым делом, разумеется, нужно починить кровлю. Затемследует приступить к внешнему и внутреннему ремонту. Это потребует колоссальныхсредств, которых у меня нет. Следовательно, в обозримом будущем можно об этом ине мечтать. Починка кровли — дело более реальное и, главное, необходимое инеотложное. Но хватит ли на это тех десяти тысяч, которые мне дал архиепископ?И где найти железо?
На следующий день во время литургии, я обратился к народу спроповедью, в которой призвал верующих принять участие в благоустройстве храма,и в первую очередь помочь отремонтировать его кровлю. Реакция последовала черездень. Ко мне явился мужчина импозантного вида (судя по его поведению, в храмеон находился впервые) и предложил кровельную медь. На мой вопрос о цене онзаломил три тысячи. Когда я ответил, что такая сумма превышает мои возможности,обладатель меди легко согласился снизить цену сначала до двух с половиной тысяч,затем до двух и, наконец, до полутора тысяч. С кровельной медью мне никогдараньше не приходилось иметь дела, цифры, которыми оперировал мой собеседник,были для меня пустым звуком, но то, что он, почти не торгуясь, согласилсяснизить цену в два раза, не могло не насторожить даже далекого от коммерциипрофессора богословия. Я попросил его представиться.
— Иванов Иван Степанович, — с некоторой заминкой ответил коммерсанти, поскольку я продолжал смотреть на него с нерешительностью и некоторойнастороженностью, поспешно добавил: — Директор городской базы стройматериалов.Да вы не беспокойтесь, через два часа медь будет здесь.
— Дело терпит, — сказал я. — Нужно подумать, куда ее сложить,а потом... было еще одно предложение...
— Кровельной меди? — с недоверием спросил Иванов.
— Кровельного железа, — ответил я.
— Но ведь это же совершенно несопоставимые вещи. Разве можносравнить кровельную медь с железом?
— И все-таки тут есть над чем подумать. Как с вами связаться?
— Лучше я сам приду сюда.
— Хорошо.
— Скажите, когда.
— Допустим, послезавтра.
— Во сколько?
— В два часа.
— Послезавтра в четырнадцать ноль-ноль я буду у вас.
Мужчина ушел, но чувство беспокойства не покидало меня. Непонравился мне его бегающий взгляд— он избегал смотреть мне прямо в глаза, —насторожило, что он так легко вдвое снизил цену. Но может быть, три тысячи онзаломил наобум — у попов, мол, денег полно! — однако, увидев жалкое состояниехрама и поняв по моему виду, что все обстоит иначе, решил не тратить время на бессмысленныеторги? Поколебавшись, он все же назвал мне свое имя и должность... Нет,интуиция мне подсказывала — что-то здесь нечисто. Хорошо еще, если ко мнеприходил просто жулик, а если это козни Валентина Кузьмича?
Береженого Бог бережет. Не теряя времени, я решил направитьсяна базу стройматериалов. Директор не пожелал, чтобы я сам вступал с ним вконтакт по вопросу о покупке кровельной меди, но ведь мне нужны и другие материалы:олифа, краска, доски, гвозди и мало ли что еще.
База находилась на окраине города. Я подошел к воротам,вывеска над которыми удостоверяла, что это действительно городская базастроительных материалов. На воротах висел заржавевший замок. Но смутило меня неэто: дорога перед воротами, по которой по логике вещей должны были разъезжатьтуда и обратно грузовики с досками, бревнами и если не с кровельной медью, топо крайней мере с железом и шифером, заросла крапивой и лопухами. Чуть заметнаятропинка была протоптана к находившейся рядом калитке. Я толкнул ее — онаподалась. И что же предстало перед моими глазами? Глухой железобетонный заборокружал огромное, заросшее высокой травой и кустарником пространство. На немразмещался небольшой полуразвалившийся сарай и будка, около которой паслась коза.К дверям будки была прибита монументальная медная вывеска с надписью:«ДИРЕКТОРБАЗЫ». Я нерешительно постучал в дверь.
— Хто там? — послышался удивленный мужской голос. — Входи!
Я вошел. За столом, стоявшим посередине тесной будки, сиделидвое: молодой детина лет двадцати пяти и пожилая женщина. Из граненых стакановони пили какую-то жидкость с голубоватым оттенком, закусывая малосольнымиогурцами, помидорами и вареным картофелем. Пятилитровая бутыль с жидкостьюстояла на столе.
При моем появлении работники базы замерли с открытыми ртами,продолжая держать в руках стаканы.
— Чур! Чур! — с выражением ужаса на лице произнесла женщина.Стакан выпал у нее из руки, драгоценная жидкость разлилась по столу и тоненькойструйкой потекла на пол. Женщина стала неистово креститься. А детина как замер,так и продолжал сидеть не шелохнувшись, окаменев в буквальном смысле слова. Ихреакцию легко можно было понять. Появление любого посетителя должно быловызвать у них удивление. Но священник — в рясе, в клобуке, с крестом... Бог знаеткакие мысли мелькнули в их затуманенном мозгу.
— Мне нужен директор базы, — сказал я.
И только тут, услышав мой голос, детина медленно сталприходить в себя. Рука его, державшая граненый стакан, задрожала мелкой дрожью,расплескивая голубоватую жидкость, а глаза приняли более или менее осмысленноевыражение.
— Я д-д-директор базы, — наконец, заикаясь, произнес он, — аэто Н-н-нюрка, сторож.
— А где Иван Степанович?
— Какой Иван Степанович?
— Иванов.
— Не знаю такого. Это не по нашей части. «Ясно теперь, покакой он части», — подумал я. Разговаривать с директором базы о кровельной
меди (и не только о ней) не имело никакого смысла. Яповернулся к выходу.
— Так ты не за нами? — промолвил детина.
— Пить нужно меньше, — ответил я.
— Вот те крест, больше не буду! — в сердцах воскликнул детинаи широко перекрестился.
* * *
Я вернулся к храму и — о чудо! — увидел стоявший перед нимгрузовик с кровельным железом. Два молодых человека атлетического сложенияоткрывали борт машины, видимо, намереваясь разгружать ее. Тут же суетился Гришка-алтарник.Женщина лет пятидесяти, в белом платочке, отдавала распоряжения. Завидев меня,она тотчас подошла ко мне и низко поклонилась.
— Благослови, батюшка, рабу Божию Агафью и сыновей ее Петра иАндрея. Железо вот привезла тебе на храм Божий. Давно купила его. Дом собираласьновый строить, да так и не собралась. Видишь, и пригодилось железо.
— Но может быть, еще соберешься дом-то строить?
— Нет, батюшка, это я твердо решила. На храм жертвую. Развеможно спокойно смотреть, как он разрушается? Будет храм Божий — будет все. Моисыновья помогут тебе и покрыть его. Они на все руки мастера: и плотничать, истолярничать умеют. Господь меня не обидел.
Затем, понизив голос, Агафья сказала:
— Я хочу, батюшка, чтобы они поближе к храму были. Зарок ядала... Муж меня оставил, когда они совсем крохотульками были. А однажды... вотчто случилось. Возвращаюсь я домой из города — мы тогда в деревне жили, — запродуктами я ездила... и вижу: пламя полыхает в полнеба. Пожар в деревне... И мойдом весь в огне. Соседи с ведрами бегают... «Детушки, детушки мои!» — завопила