правовых актов. Так, постановлением исполкома можно было закрыть приход ипередать храм музею, решением суда — посадить вас в тюрьму или отправить вссылку. А вот когда все это не станет срабатывать, представляете, чего можнобудет ждать от него?
— Представляю.
Я хотел было рассказать архиепископу об эпизоде с Василием,но в конце концов решил не пугать его.
— Будьте осторожны. И еще одно обстоятельство беспокоит меня.Вы плохо выглядите. Вы должны нормально питаться, а по ночам следует спать. Вамнужны силы, чтобы трудиться на благо Церкви. Не буду скрывать, что ксредневековой мистике я отношусь с большим скептицизмом. Ваше увлечениеисихастской практикой добром не кончится — так можно истощить свою нервнуюсистему, и тот же самый Валентин Кузьмич упрячет вас в психушку. Вы жездравомыслящий человек, отец Иоанн, и должны понимать: во всем нужна мера. Незабывайте, что умная молитва может действовать на организм человека какнаркотик.
Вернувшись из гостиницы в храм, я встретил там ГеоргияПетровича.
— Что вы можете сказать, — спросил я его, — о секретарегоркома по идеологии Сталине Дмитриевне?
Лицо Георгия Петровича сразу же помрачнело.
— Я не знаю ее лично, — ответил он, — но могу сказать лишьодно: это дочь того самого Митьки Овчарова, который расстрелял старца Варнаву.
21 августа 1985 г.
Вчера во время литургии архиепископ рукоположил Петра водиакона. То-то был праздник для всей нашей общины! Об Агафье я не говорю. Онато плакала, то смеялась и постоянно повторяла про себя: «Слава Тебе, Господи!»
А сегодня ко мне в храм пришли неожиданные гости. О нихнемало толков в городе. Одни называют их сектантами, другие диссидентами,третьи — членами катакомбной Православной Церкви. Мне несколько раз приносилираспространяемые ими машинописные листовки и брошюрки. В листовках содержалисьзлые нападки на епископат Русской Православной Церкви, который обвинялся вовсех смертных грехах, и прежде всего в сотрудничестве с «совдепом». Брошюркипредставляли собой перепечатки довольно примитивных материалов из дореволюционныхрелигиозных сборников. Говорили, что Валентин Кузьмич ведет на членов группынастоящую охоту и года три назад организовал по их делу громкий, по местныммасштабам, процесс, эхо которого, однако, докатилось до Америки, где возниккомитет в защиту Владислава Турина, руководителя этой группы. Не знаю,насколько суровыми были приговоры, но сейчас все подсудимые были на свободе, иВалентин Кузьмич продолжал охотиться за ними.
Их было человек шесть. Выйдя из алтаря, я с изумлением увиделшествующих гуськом, один за другим, бородатых мужчин. Они направлялись прямо комне. Никогда до этого в храме я их не видел. Благословения у меня они непопросили. Мужчина, шедший первым, представился:
— Владислав Гурин. Не знаю, говорит ли вам что-нибудь этоимя.
— Мне приходилось слышать о вас, — ответил я.
— Не могли бы вы, отец Иоанн; уделить нам несколько минут?
— Безусловно. Прошу вас.
Я провел их в притвор и предложил сесть на стоявшие тамстулья.
— Отец Иоанн, — обратился ко мне Турин, — мы слышали о васмного добрых слов. В отличие от отца Василия, который верой и правдой служилВалентину Кузьмичу и был разбойником в церковной ограде, вы проявили себя какдобрый пастырь... одним словом, мы хотели бы стать членами вашей паствы.
— Преображенский собор открыт для всех православныххристиан...
— Мы православные христиане, но наше отношение к Московскомупатриархату очень критическое.
— Вы не признаете его юрисдикции?
— Вопрос сложный. Мы хотим сказать, что ваша Церковь...
— «Ваша» или «наша»?
— Русская Православная Церковь. Мы не хотим сказать, что онабезблагодатна, но в результате сотрудничества с властями ее благодатностьповредилась.
— Абсурд. Недостойные священнослужители всегда были и будут,и сейчас их, возможно, больше, чем когда-либо раньше. Церковь, безусловно,должна освобождаться от них, но не потому, что совершаемые ими таинства неимеют действенной силы (благодать передается и через них), а потому, что онисвоим поведением и своими делами наносят ущерб авторитету Церкви.
— Боюсь, что количество перешло в качество и теперь больны нетолько члены Церкви, но и сама Церковь.
— Простите, Владислав... как вас по отчеству?
— Ефимович.
— В нашем православном сознании, Владислав Ефимович, Церковь— это Тело Христово, единое и безгрешное. Конечно, в данном случае речь идет оВселенской Церкви, частью которой является Русская Церковь.
— А может, это уже не часть Вселенской Церкви?
— Каждый день здесь, в храме, бывают сотни людей. Как ихпастырь, я могу сказать: это чада Церкви — и Русской, и Вселенской.
— Я согласен с тем, что Церковь есть Тело Христово, неимеющее на себе греха. Я не отрицаю принадлежности к ней ваших прихожан и вас,как их пастыря, достойного пастыря, отец Иоанн. Поэтому мы и пришли сюда. Но вРусской Православной Церкви вы изгой. В ней делают карьеру такие люди, как отецВасилий, на котором пробы ставить негде, или наш архиепископ, носящий под рясойпогоны...
— Ну это уж вы слишком...
— Не Богу, совдепу он служит.
— Служит он Богу и Церкви Христовой, Владислав Ефимович. А еслиидет на компромисс с властями, то не от хорошей жизни.
— Какое же тогда это Тело Христово, единое и безгрешное, есликомпромисс с диаволом?
— Так что же вы предлагаете?
— В катакомбы идти нужно.
— И дать разрушить этот храм?
— Каменья, они и есть каменья. В душе храм воздвигать надо.Так-то прочнее будет.
— Не каменья это, Владислав Ефимович, а храм, святыня. Неимею я права предать его на поругание и допустить, чтобы прекратилась в немслужба Божия.
— Так ли уж это важно, если все вокруг рушится и диаволторжествует? Главное — чистоту соблюсти, через то и спасемся. Молитвой, умнымделанием, Духом Святым спасемся. Если мы сможем Бога в себя вместить и статьбогами по благодати, что еще нужно для спасения? Я же, отец Иоанн, все вашиработы по исихазму перечитал, да что там перечитал, наизусть выучил! Они мнеистинный путь открыли. Сколько писем я вам написал, но так ни одного и нерешился отправить. Не думал, не гадал, что здесь, в этом забытом Богом городке,встретимся.
— Владислав Ефимович, я очень тронут подобным признанием. Боюсьтолько, что вы несколько односторонне интерпретировали мои работы. Безусловно,отношения человека с Богом носят личностный характер. Но я не стал быпротивопоставлять друг другу два пути спасения: в рамках христианской общины ичерез индивидуальный подвиг.
Мне показалось, что Владислав Ефимович был несколько разочаровануслышанным. Наступила томительная пауза. Что касается спутников Турина, то онив течение всей нашей беседы молча сидели на краешках стульев в одинаковыхнапряженных позах, не шелохнувшись и потупив глаза.
— Ну, что же, — сказал наконец Владислав Ефимович, — оченьрад был лично познакомиться. Хотелось бы продолжить нашу беседу и побывать увас на службе.
— Милости просим.
Турин и его спутники поднялись и, молча поклонившись мне,направились к выходу. И, уже отходя от меня, Владислав Ефимович неожиданнопроизнес:
— Какое же сильное у вас поле!
Как только они удалились, ко мне подошел Георгий Петрович.
— Не нравятся мне они, — сказал он. — Разное о них в городеговорят. Святодуховцами их называют.
— Почему святодуховцами?
— А потому, что поклоняются якобы только Святому Духу. Незнаю, правда ли это, но будто бы целую теорию они изобрели о том, что Христосвыполнил свою миссию, воплотившись, приняв смерть на кресте и воскреснув. Апотом, с Пятидесятницы, наступила эра Святого Духа, Которому и следует теперьпоклоняться. Не доверяйте им, батюшка. Чует мое сердце, добром все это не кончится.Ишь как вышагивают друг другу в затылок, как гусаки! Не думаю, чтобы они к Вамблаговолили. Запустение храма их устраивало и отец Василий тоже. Тогда они героямиходили, а теперь все от них отвернулись.
— Каменья и есть каменья...
— Не понял, батюшка...
— Это так о храме он сказал.
— Ишь подлец какой! Еретик он, отец Иоанн! Не пускали бы выих сюда.
— Нельзя так, Георгий Петрович. Если люди с пути сбились, какне помочь им? Может быть, и моя вина тут есть...
— Ваша вина? Да при чем тут вы?
— Кто знает, Георгий Петрович, кроме Господа Бога?.. Одинесть Судия. Он все и разрешит.
22 августа
Над храмом нависла новая угроза. Сегодня к нам приехали изМосквы реставраторы. Инициатором их приезда был местный отдел по охранепамятников культуры. Блюмкин сразу же привел их ко мне.
— Вот, прошу любить и жаловать, известный искусствовед иреставратор Анатолий Захарович Белов со товарищи. Как это ни прискорбно, нопоезд, о котором мы говорили в прошлый раз, оказывается, еще не ушел. Буду предельнооткровенен. Анатолий Захарович проведет исследование настенной живописи, и наосновании его заключений будет окончательно решена судьба храма. Если подпобелкой ничего ценного обнаружено не будет, собор останется у прихода. Если жеповезет искусству, то не повезет вам.
С Анатолием Захаровичем у меня затем состоялась короткаябеседа тет-а-тет. В разговоре он был крайне сдержан и несловоохотлив. У насоказались общие знакомые в кругу искусствоведов и реставраторов. Поговорили оних. Потом Анатолий Захарович сразу перешел к делу. Он попросил меня возвестивнутри храма леса.
— Я понимаю, — сказал он, — что создаю для вас некоторыенеудобства, но другого выхода нет. Впрочем, храм все равно нужнореставрировать, оставлять его в таком ужасном состоянии нельзя.
— Реставрация интерьера храма входила и в мои планы. Вашприезд очень кстати.
— Не знаю, кстати ли. Какое-то время, однако, нам придетсясосуществовать и сотрудничать. Надеюсь, что расходы по возведению лесов вывозьмете на себя.
— Да, конечно. За это не беспокойтесь.
Приезд Анатолия Захаровича «со товарищи», безусловно, кстати.Без обследования специалистами стен храма мы не сможем приступить к внутреннему