это такое. Но три года назад я попала в автомобильную катастрофу и сорок днейнаходилась без сознания. Наступила клиническая смерть. И вот тогда произошло чудо.Мне приснился сон, необычный и настолько яркий, что я запомнила его до мельчайшихподробностей. Мне приснилось, что я плыву на лодке к острову. Удивительнаялодка! Резная корма, украшенная архаическими деревянными статуями богов. Я стоюна корме с воздетыми к небу руками, с распущенными волосами, в длинном беломодеянии. А остров — все ближе, ближе... И кажется он мне таким знакомым! Напричале стоит мужчина с аккуратно подстриженной русой бородой, длиннымиволосами, перевязанными надлобной лентой, в коротком хитоне. Он опирается напосох и ласково смотрит на меня. И каждая черточка на его лице близка мне.Лодка подплывает к причалу. Мужчина протягивает ко мне руки, легко поднимаетменя и ставит с собою рядом. От прикосновения его рук я прихожу в экстаз. Яузнаю эти руки, сильные и ласковые.
— Тебе тяжело? — спрашивает он.
— Нет, мне хорошо, — ответила я.
— Ты узнала меня? -Да.
— Ты вспомнишь все. К тебе вернется память. Ты исцелишься. Иснова будешь со мной.
В этот момент я проснулась, проснулась на каталке, на которойменя везли в морг. Врачи были в шоке. Но главное испытание их ждало наследующий день, когда они обнаружили, что у меня полностью срослись, причемидеальным образом, во многих местах переломанные кости, треснувший позвоночники зажили, не оставив рубцов, раны на теле.
Смерть и воскресение, однако, не прошли для меня бесследно. Ястала слышать какие-то голоса и странные, непонятные звуки. Но постепенно янаучилась различать их и угадывать их смысл, стала видеть сквозь стены то, чтопроисходит за сотни километров от нас, видеть внутренние органы людей.
— Вы видите и мои?
— И ваши, — улыбнулась Лада.
— Но это же, наверно, ужасно.
— Почему же? Внутренние органы людей тоже по-своему красивы.У вас, например, очаровательная селезенка. Это очень интересный орган. Человекбез него может жить и быть здоровым как бык, но при этом являясь полнейшимдебилом. Состояние селезенки свидетельствует об интеллекте человека. Так чтоинтеллектом вас Бог не обидел.
— Очень польщен столь оригинальным комплиментом.
— У вас и другие органы очень красивы. Если бережно к нимотноситься, можно прожить двести лет. Но увы! Вам дан короткий срок жизни.
— Я не верю в судьбу. Конечно, у каждого человека свойгенетический код и свои биологические часы. Но нам дана от Бога свобода выбора,и, главное, есть Божественная благодать, которая выше закона и которая всеможет изменить, даже в самый последний момент.
— Все, что происходит, предопределено предвечно. В этом изаключается Божественная мудрость, которая не нуждается в корректировке. Еслибы Божественный Разум менял свои волеизъявления, Он был бы несовершенен. Новоля Бога неизменна, и Он есть судьба.
— Значит, Вседержитель есть судьба?
— Я говорю о Высшем Разуме.
— А это не одно и то же?
— Нет. Вседержитель — первый среди богов. Я говорила уже, чтоу него много имен, и среди них есть одно, сокровенное, которое он открыл толькомне. Когда я произношу это имя, он приходит ко мне. В нынешней жизни я не имеюправа видеть его лицо. Он приближается сзади и кладет руки мне на плечи. И явпадаю в транс. Иногда он является ночью. Теперь я все вспомнила — и своюпредыдущую жизнь, и свои будущие воплощения. В облике Зевса-Ария он любил меняздесь, на этом острове. Здесь я родила ему двоих детей-близнецов, мальчика идевочку, Аполлона и Артемиду.
Лицо Лады напряглось, превратившись в безжизненную маску, закоторой могло скрываться что угодно, взгляд стал отсутствующим, непроницаемым.Господи! Да она же просто одержима! Спорить с нею было бессмысленно. Мне сталоне по себе. Это не просто шизофрения, а именно одержимость бесовской силой! Самже остров не что иное, как исчадие ада! Я попал в западню.
Как только мы нагнали Вадима и Наташу, я предложилотправиться к причалу. Лада и Наташа переглянулись, Вадим пожал плечами. Онитут же согласились с моим предложением, однако по всему было видно, что всерьезего не восприняли. У причала Ария Михайловича, конечно, не оказалось. Мы безособой надежды на успех покричали ему, но наши крики потонули в карканье ворон.
Сгустились сумерки. На сей раз звезд на небе не было видно —ветер нагнал облака, что весьма опечалило моих спутников. Я же был рад этомуобстоятельству. Встречаться с Гедеоном и Нориком мне не хотелось. Любопытствоуже не мучало меня. Все было ясно.
Мы направились на ночлег к стогам Ария Михайловича. Пожелаввсем спокойной ночи, я забрался в свою норку. Лада, по-видимому, последоваламоему примеру. Вадим и Наташа продолжали вполголоса беседовать, затемпослышалась возня и, как мне показалось, звук пощечины. Потом Вадим, как ни вчем не бывало, стал читать свои стихи. Я не различал слов, но по ритмике имелодике догадывался какие. Все это мне изрядно надоело. Утомленный, я быстрозаснул.
Не знаю, сколько прошло времени — судя по всему, часа два. Япроснулся от прикосновения чьей-то руки. Она гладила меня по щеке. Это казалосьнепостижимым и невероятным. Я сразу понял, кто рядом со мной. Тонкие, нежныепальцы... У Лады они, вероятно, должны быть другими: сухими, нервными,обжигающими. И потом, Лада, находящая противоестественное самоудовлетворение вобщении с призрачным бесплотным духом, вряд ли впала бы в подобное искушение.Впрочем, мысли о Ладе у меня тогда даже и не возникло.
Пальцы Наташи коснулись моих губ, и я прильнул к ним супоением, позабыв о своих обидах, о Вадиме и обо всем на свете. Наташа накрылаладонью мой рот, как бы заговорщически призывая меня хранить молчание, а затемпроскользнула ко мне в норку.
Впервые в жизни я лежал рядом с девушкой, робко обнимал ее иприкасался к ней руками. В моих новых ощущениях Наташа предстала совсем другой.Она была более миниатюрной и хрупкой, чем казалась. Особенно меня поразила еетонкая талия. Но неожиданно пышными оказались бедра. И вся она была нежнее имягче, чем я мог себе представить. Я как будто плавно погружался в нее, и онаобволакивала меня своей плотью, как сладостным дурманом.
Мысль о монашестве никогда не приходила мне в голову. Я хотелстать женатым священником и ждал встречи с моей избранницей. В воображении явидел ее в храме, поющей в церковном хоре, или дома, с детьми, но мне труднобыло представить сцены интимной жизни. Нельзя сказать, что эта сторонасупружеских отношений не занимала меня — наоборот, она манила своей почтикосмической тайной и обещаниями необыкновенного, полузапретного, сверхзаконногоблаженства, но на каком-то иррациональном уровне вызывала и неприятие. И делотут было не в умозрительном восприятии христианской концепции первородногогреха. Помню, в детстве, когда уличные приятели популярно объяснили мне, чтотакое половой акт, я не поверил им. В моей голове просто не укладывалось, что взрослыелюди, матери и отцы семейств, могут предаваться таким «несерьезным», постыднымзанятиям. Трудно было допустить, что причиной загадочного возникновения новойжизни является столь примитивный акт. Позднее, однако, у меня возниклапотребность в его идеализации и даже мистификации — сознание искало примиренияс проснувшимся зовом плоти. В сновидениях меня преследовали соблазнительныеженские образы, порой очень неясные, но иногда имевшие облик знакомых мнелюдей, интимную близость с которыми я посчитал бы смертным грехом. Случалось,что приснившееся мне очаровательное создание оказывалось вдруг гермафродитом,что оставляло чувство ужаса и отвращения. Болезненную брезгливость к самомусебе вызывало ощущение нечистоты, связанное с ночными поллюциями.
Таким неоднозначным, мучительно раздвоенным было моеотношение к физической близости с женщиной, близости, которой я одновременножаждал и страшился. И вот этот момент настал. Рядом со мной был не иллюзорный,ускользающий из рук, расплывающийся женский образ, а живая плоть, жаркая ипульсирующая. Но странное дело! Я не воспринимал происходящее как реальность.Находясь в экстатическом состоянии, я почти не ощущал своего тела, асоприкасающаяся со мной иная плоть казалась мне более иллюзорной, чемфантастические ночные видения. Моя душа, словно отделившаяся от тела, потеряланад ним всякий контроль, и оно существовало теперь как бы само по себе,подчиняясь лишь инстинктам и импульсам, которые исходили от Наташи. Это,вероятно, давало ей ощущение полноты власти, пьянило и возбуждало ее.Судорожными движениями она обнажала мое тело и покрывала его поцелуями.
Неужели это и есть высший, кульминационный момент в жизни человека?Я испытал острое разочарование. И даже самый миг оргазма не вызвал у меняособого трепета и восторга, оставив впечатление чего-то эфемерного и какого-токоварного обмана. А Наташа пришла в исступление. Ее пальцы острыми ногтямивпивались в мое тело, словно пытаясь разорвать его. Она застонала, и теперь ужея вынужден был закрывать ее рот ладонью.
Когда все кончилось, Наташа не хотела меня отпускать,физически расслабленного и духовно сломленного. Ее руки и ноги, как сильные,упругие змеи, обвивали меня, и вырваться из их плена не было сил.
* * *
И тут мне внезапно открылся иной облик любви — трагический иустрашающий. Пленившее меня эльфическое создание неожиданно предстало в своейплотоядной, звероподобной сущности. Я понял, что за акт, ведущий квозникновению новой жизни, нужно платить жизнью. Цена жизни — жизнь. Чувствоопустошенности и тоски охватило меня. Возникло непреодолимое желание омыться,смыть с себя греховную нечистоту.
Освободившись от объятий Наташи, я покинул свою нору, своезвериное логово.
Уже рассветало. Над озером стелился легкий туман. Воздух был прохладный,и раздеваться не хотелось, но я без колебаний сбросил с себя одежду и вошел вводу. Боже мой, что может быть прекраснее чистой свежей воды! Она очистила,укрепила и воскресила меня. Я выходил из нее другим человеком.
И тут я услышал плеск воды — к пристани приближалась лодка.