Записки провинциального священника — страница 50 из 51

интеллектом, не скомпрометировавшие себя компромиссами. Такие, как вы.Необходимо готовиться к созданию школ. Так вот, отец Иоанн, я решил: послеПасхи вы перебираетесь ко мне. Вашего мнения я уже не спрашиваю. Такова мояволя. Здесь вам оставаться небезопасно. Вы нужны Церкви, и мы обязаны сохранитьвас.

Поскольку архиепископ заговорил о ересях, я хотел былорассказать ему о святодуховцах и своем решении публично раскрыть совершенноеими преступление, но удержался. Можно было не сомневаться в том, что онзапретит мне это сделать.

Сегодня во время литургии архиепископ рукоположил обоихбратьев: Петра — во священника, Андрея — во диакона.


30 апреля

Позавчера в Страстной понедельник я рассказал верующим о ересисвятодуховцев и зачитал письмо Алеши. Моему рассказу сопутствовало гробовоемолчание. Затем тишину храма нарушил гул негодования. Верующие разошлись,возбужденно обсуждая жуткое сообщение. Что-то теперь будет.

Реакция последовала незамедлительно. Часа через три ко мнеявился запыхавшийся Юрий Петрович.

— В городе брожение, — заявил он, — распространяются самыеневероятные слухи об убийстве мальчика и какойто преступной секте. При этомссылаются на вас. Вы можете мне объяснить, что произошло?

— Могу.

Пришлось рассказать Юрию Петровичу все от начала до конца, и,по мере того как я рассказывал, лицо его мрачнело.

— Да, дело серьезнее, чем я думал. Главное — Валентин Кузьмичнаверняка тут замешан. Нет сомнений, что он имеет в секте своих людей и,вероятно, дергает за веревочки. А может быть, и сам в их радениях участиепринимает. Где письмо Алеши? Можно прочитать его?

Я дал ему письмо. Юрий Петрович долго и внимательно читал,потом сказал:

— Страшный, разоблачительный документ! Не отнести ли вам егов прокуратуру?

— Чтобы там его положили под сукно или даже потеряли?

— Это маловероятно.

— Учитывая заинтересованность Валентина Кузьмича?

— Если учитывать его заинтересованность в этом деле, токонечно... Тогда вам нужно хорошо припрятать письмо или отдать на хранение вчьи-нибудь надежные руки. И вообще следует подумать о мерах предосторожности. Яобратил внимание на ваши замки. К ним, по-моему, подходит любой ключ, и гвоздемих открыть ничего не стоит. Хотите я принесу вам настоящие замки, сделанные поспецзаказу?

— Я был бы вам очень признателен.

Через час Юрий Петрович вернулся со спецзамками, которыеВасилий тут же приспособил к дверям храма и входным воротам.


* * *

Укоряя себя на исповеди в недостаточной любви ко Христу, я,наверно, все-таки преувеличивал. Начиная с минувшего Рождества я ощущаю особуюблизость к Нему. Во время рождественской службы перед моими глазами почему-топостоянно стояла одна редкая икона греческого письма, на которой только чтородившийся Божественный Младенец возлежал в колыбельке, устроенной из камней инапоминающей скорее жертвенник. Как никогда раньше, взволновала менятаинственная связь светлого праздника Рождества Христова со скорбными днямиСтрастной недели. Я ждал ее с необыкновенным волнением, с предчувствием того,что в эти дни должно произойти нечто исключительно важное для меня, замыкающеееще один цикл моей жизни. Теперь, когда архиепископ объявил мне о своемрешении, стало ясно, что настала последняя неделя моего служения в СарскомПреображенском соборе. Не знаю, что будет дальше. Думаю, однако, что прошедшийгод — вершина, кульминация моей жизни. Выше я уже не поднимусь.

Архиепископ верно говорил о новых проблемах, встающих передЦерковью. Но, кажется, решать их не придется уже ни мне, ни ему. Придут другиелюди. Что же касается меня, то я, по-моему, сгорел... Полностью, дотла. Своюмиссию я выполнил и могу спокойно оставить храм Петру. На него можноположиться. Он, как скала, которую не сдвинуть с места. Валентину Кузьмичу Петрне по зубам. Медленно, но верно он будет продолжать начатое мною дело.


* * *

Сегодня же замкнулся еще один круг. Поздно вечером ко мнеприбежала Наташа, растрепанная, страшная, вся в слезах. Она упала передо мнойна колени.

— Отец Иоанн, спаси его!

— Кого?

— Моего сына, Сереженьку, он умирает.

— Что с ним? Ты приглашала врачей?

— Они ничего не знают. Они тут бессильны. Спасти моегомальчика можешь только ты.

— Почему ты так думаешь?

— Тут действует Лада.

— Кто?

— Лада. На Святки я видела сон. Страшный сон! Мне присниласьЛада. В короне, украшенной драгоценными камнями. Но оправа для одного камня вцентре короны была пуста. Лицо Лады было искажено от злости. Она кричала итопала ногами. Ей не хватало одного камня в короне, чтобы ее провозгласилицарицей духов.

— Но какое отношение этот сон имеет к твоему ребенку?

— Самое прямое. Каждый камень в ее короне — чья-нибудьпогубленная душа. Чтобы подняться на высшую ступень в иерархии темных сил, ейнужно еще кого-нибудь погубить. Два дня назад я пришла за сыном в детский сад иоколо ограды увидела Ладу. Она наблюдала за Сереженькой. Сердце мое сжалось. Яокликнула ее. Она усмехнулась и быстрыми шагами пошла прочь.

— Может быть, ты обозналась?

— Это она! Мне ли ее не узнать! Она сейчас в Сарске. Иприехала сюда не случайно. Да, да! Когда я привела Сереженьку домой, лицо егопобелело. У него начались судороги. Он уже сутки без сознания. Помоги мне, отецИоанн! Только ты можешь вымолить у Бога исцеление для моего мальчика, даже есливсе предопределено. Лада бессильна перед волей Божией. Прошу тебя, идем,скорее, скорее! Пока он не умер!

Я взял требник, и мы бегом устремились к квартире Наташи. Вкомнате с больным ребенком находился Вадим. При моем появлении он смутился,чуть заметно кивнул мне и тут же вышел.

Мальчик был почти бездыханен. Пульс едва прослушивался. Господи,что делать? Я никогда не занимался экзорцизмом. На все случаи в жизни у менябыло только одно средство — молитва. И я обратился к Богу с молитвой,попытавшись вложить в нее всю душу, всего себя без остатка. «Господи, —безмолвно говорил я, — возьми мою жизнь, только не дай умереть этому невинномуребенку, прости грехи его матери и отступничество отца. Их прегрешения я готоввзять на себя, искупить любыми муками. Боже милостивый! Боже милостивый!»

Не знаю, сколько прошло времени. Я словно растворился вмолитве. Была только молитва и светоносная теплота, нисходящая свыше. Я пришелв себя от возгласа Наташи.

— Отец Иоанн! Отец Иоанн!

Я взглянул на мальчика и только тут заметил, что лицо егопокраснело. Он слегка застонал, стал метаться в постели, затем забился вконвульсиях. Наташа пыталась удержать его, чтобы он не упал на пол, но не могласовладать с той неимоверной силой, которая извивала и сотрясала худенькоетельце ребенка. И вдруг истошный крик вырвался из его рта, а вместе с нимисторгся огромный комок зловонной мокроты. Наташа умыла мальчика. Я перекрестилего, и он сразу успокоился. Пунцовая краснота сошла с его лица, остался тольколегкий румянец, дыхание стало ровным и спокойным.

— Не уходи, посиди еще немного, -— попросила меня Наташа.

Мы сели около ребенка. Наташа положила голову на постель и,как мне показалось, заснула. Неожиданно она встрепенулась:

— Отец Иоанн! Я видела Ладу. Она была довольной и веселой. Вруке у нее был очень большой драгоценный камень. Сейчас для него готовят новуюоправу. Это не Сереженька. Ты спас его. Но она получила взамен другую жертву.Что же мне делать?

— Благодарить Бога за сына и молиться за себя и других.

— Я хочу, чтобы ты крестил Сережу. Сегодня ночью. Сейчас.

— Кто же будет восприемником?

— Бог. Я посвящаю ему мальчика. Я даю обет — он будетсвященником и, если пожелает Господь, монахом.

— Хорошо. Приготовь ванночку, а я схожу за крестильнымипринадлежностями.

Дорога в храм и обратно не заняла много времени. КвартираНаташи находилась недалеко от Соборной площади. Когда я вернулся, Сережа сиделна кровати и как ни в чем не бывало разговаривал с мамой.

— Видите, какие мы! — с сияющими от радости глазамивоскликнула Наташа.

— А я этого дядю где-то уже видел, — сказал Сережа иулыбнулся.

Во время крещения он был удивительно серьезен. И, глядя нанего, в который раз я убеждался в том, что религиозное чувство являетсяприрожденным, что детям оно особенно свойственно и лишь наши грехи притупляют иубивают в нас этот великий дар Божий.

— Я очень прошу, — обратилась ко мне Наташа, — наречь моегосына Иоанном.

— Да будет так, — сказал я.

После завершения таинства Сережу-Иоанна уложили в постель, амы с Наташей вышли на балкон.

Была безлунная звездная ночь. Город спал, погруженный втемноту. Лишь кое-где мерцали редкие фонари, и трудно было понять: фонари лиэто или опустившиеся на землю звезды.

Так же как и десять лет назад, я стоял рядом с Наташей иглядел в ночное небо. И, приветствуя нас, опять запульсировали загадочные,бесконечно далекие и все же досягаемые небесные светила. И вдруг разомпоказались четыре блуждающие звезды. Они летели рядом в одном направлении, свостока на запад. На какой-то миг они замерли над нами, а затем устремились вразные стороны, вычерчивая в небе гигантский крест.

— Вот он, Голгофский Крест! — с ужасом прошептала Наташа. —Ты помнишь, что говорила Лада? Он предвещает крестные муки.

— Ныне Страстная неделя.

— Нет, нет, я боюсь другого. Ты можешь сегодня заночеватьздесь?

— Я должен вернуться в храм. Мне нужно подготовиться кслужбе.

— Господи, почему все так получилось? Почему я, любившая вжизни тебя одного, должна жить с нелюбимым человеком, жить отражениемединственного мгновения, связавшего мою судьбу с твоею?

— Неужели это не ясно, Наташа? Есть мера человеческихжеланий, а у Господа свои планы. И разве была бы ты счастлива со мною здесь, наземле?

— Так в чем же тогда смысл нашей первой встречи и встречинынешней?

— Первая встреча решила нашу с тобой судьбу, решила так, какугодно было Господу. Вторая встреча принадлежит уже не нам. Она решила судьбу