– Паспорт твой покажи!
– У меня паспорта нет, затерялся.
– Взять его, – крикнул исправник солдатам.
Сергеева вывели в другую комнату.
Чиновники приступили к обыску и провозились в усадьбе до утра. Между тем Сергеев шепнул следователю, что он выведал от сыновей Ивана Васильева. В пяти верстах от усадьбы у них есть пасека, где хранятся все принадлежности для подделки кредитных билетов, которые там и работались.
Едва рассвело, как все власти, взяв с собой под конвоем обоих сыновей Ивана Васильева, отправились на пасеку, находившуюся в лесном захолустье, и там были найдены: печатный станок, краски и другие предметы печатания, а также недоделанные билеты. Улики были налицо, и преступники должны были отправиться под строгим конвоем в город, где их ожидали суд и возмездие.
Червонный валет[154]
Рано утром к квартире станового пристава Богородского уезда Московской губернии подкатила карета, запряженная четверкой. Из кареты вышел господин средних лет, небольшого роста, худощавый, прилично одетый, с портфелем под мышкой.
– Дома становой? – спросил он, входя на ступеньки крыльца, у выбежавшего писарька.
– Никак нет, он на дознании, верстах в семи.
– Пошлите сейчас же за ним и скажите, что его ждет судебный следователь по особо важным делам.
Сказав это, приехавший господин вошел в комнаты, где и расположился ожидать пристава, за которым писарек послал верхового.
Вскоре колокольчик возвестил, что становой не заставил себя ждать – он подлетел в маленьком своем тарантасике и, проворно соскочив с него, явился к приехавшему.
– Я судебный следователь по особо важным делам барон Корф.
– К вашим услугам, что прикажете?
– Я приехал по очень серьезному делу. Скажите, далеко отсюда живет купец Баранов?
– Нет, верстах в восьми, не более девяти.
– Нам придется к нему поехать. Потрудитесь собрать понятых и сейчас же поедемте. У Баранова предстоит обыск, но прошу об этом никому ни полслова. Дело, повторяю, очень серьезное.
– Не изволите ли в таком случае предложить мне об этом на бумаге?
– Ах да, конечно, конечно!
Приезжий достал из портфеля листок бумаги с напечатанным на нем бланком судебного следователя московского округа по особо важным делам, написал на нем на имя станового пристава требование о понятых и о содействии при обыске, проставил число и нумер и, подписав именем барона Корфа, вручил становому. Последний распорядился собрать понятых и подводы для них, и через час все отправились на фабрику Баранова.
Баранов был дома. Войдя к нему, барон Корф назвал себя и объявил, что приехал по распоряжению прокурора для произведения обыска, так как Баранов обвиняется в приобретении и сбыте фальшивых кредитных билетов.
Баранов едва устоял на ногах от такой новости.
– Позвольте, господин, ваше высокородие, мы такими делами отродясь не занимались. За что же такая напраслина? – пробовал он защищаться. – Вот и Петр Иванович, – указал он на станового, – знают нас не один год; спросите, хотя во всем околотке, али где хотите об нас, дурного не услышите, тем паче такими художествами!
– Все это прекрасно, я вам верю, но где у вас деньги хранятся? Не в этом ли железном сундуке?
– Это точно, деньги в сундуке, только напрасно изволите обижать, фальшивыми не занимаемся. Вот и Петр Иванович…
Барон Корф не дал ему окончить и потребовал ключи от сундука. Баранов, продолжая повторять, что напрасно его обижают, подал ключи, – сундук был вскрыт, и из него вынуты пачки кредитных билетов.
Следователь, разложив их на столе, рассматривал некоторые билеты на свет, потом сосчитал все деньги – их оказалось сорок тысяч; заглянул в сундук, не осталось ли там еще билетов, сосчитанные уложил в носовой платок и, завязав, опечатал печатями – своей и станового пристава.
Составив протокол о забранных деньгах и отношение на имя станового об арестовании Баранова домашним арестом впредь до распоряжения, следователь взял опечатанный узел с деньгами и отправился в Москву, наказав становому, чтобы к Баранову не допускать пока никого из посторонних.
Становой, приставив к Баранову двух сотских, также уехал.
Сидит Баранов таким образом четвертые сутки, а никакого распоряжения о нем из Москвы нет. Вызвался его родственник поразузнать в Москве со всякой, разумеется, осторожностью, куда поступило о Баранове дело и в каком оно положении. Приехав в Москву, родственник Баранова забежал к знакомому чиновнику из градоначальства, и когда начал рассказывать ему про беду, стрясшуюся с Барановым, и назвал следователя, чиновник сразу огорошил его заявлением, что в Москве вовсе нет судебного следователя барона Корфа, а, стало быть, обыск у Баранова произвел и деньги увез под именем следователя какой-нибудь проходимец.
Полиция в тот же день была поднята на ноги для розыска мнимого судебного следователя, и вскоре был разыскан извозчик, возивший его в карете в становую квартиру. Извозчик показал, что господин, которого он возил, возвратясь в Москву, вышел из кареты на Тверской улице и, расплатясь с ним, нанял стоявшего там же легкового извозчика (лихача), на котором и поехал по направлению к Кремлю; разысканный же лихач отозвался, что действительно возил подъехавшего к нему в карете барина сначала к часовне Иверской Божьей Матери, где он молился богу, а потом к вокзалу Курской железной дороги. При дальнейших розысках обнаружилось, что разыскиваемый – некто Алмазовский, служивший у одного судебного следователя и живущий с одной дамой на даче в Царицыне по Курской железной дороге. Там он и был арестован вместе со своей дамой.
По доставлении Алмазовского в Москву он тотчас же сознался, что обобрал Баранова под видом судебного следователя, причем объяснил, что найденные у него бланки судебного следователя были им похищены у последнего в то время, когда он служил у него; из денег же он успел растратить до четырех тысяч, сделав на них покупки, большей частью наряды и разные золотые и бриллиантовые вещи для своей дамы, а тридцать шесть тысяч рублей были у него тут же отобраны вместе с вещами.
Баранов, конечно, был тотчас освобожден из-под ареста и вытребован в Москву для получения денег и вещей. Получая все это, Баранов не преминул обозвать Алмазовского дураком на том основании, что он, осматривая его сундук, не заметил, что в нем двойное дно и что под первым дном хранилось еще шестьдесят тысяч, которые остались нетронутыми. Баранов вполне был убежден, что надул таким образом Алмазовского.
Иван Дмитриевич Склауни. Об авторе (начало)
В 1931 году в эмигрантской «Иллюстрированной газете» были опубликованы «Записки русского детектива. Из воспоминаний б. начальника ростовского сыскного отделения И. Н. Склауни». В предваряющей публикацию заметке было сказано, что автор пользовался в свое время на юге России славой русского Шерлока Холмса.
Однако найти человека по фамилии Склауни с точно такими же инициалами нам так и не удалось. Более того, ростовское сыскное отделение человек по фамилии Склауни никогда официально не возглавлял.
Официально ростовское сыскное отделение было создано в 1906 году и руководили им Яков Николаевич Блажков (1906–1911) и Афанасий Павлович Полупанов (1911–1916). Неофициальное же сыскное отделение существовало и ранее за счет выделения из общего штата полиции одного чиновника и нескольких городовых (или околоточных надзирателей), которые занимались исключительно сыскной деятельностью. И такое неофициальное сыскное отделение в Ростове действительно возглавлял некий Иван Склауни, занимавший с 1897 по 1901 год должность помощника пристава, прикомандированного к полицмейстеру города[155].
И вроде бы все сошлось с автором записок в «Иллюстрированной газете»: имя начинается с буквы «И», совпадает редкая фамилия, но вот отчество у помощника пристава другое – Дмитриевич.
Дополнительные сомнения добавила книга историка Сергея Кисина «Ростов-папа. История преступности Юга России», в которой также упоминается фамилия Склауни: «В декабре 1903 года были отданы под суд известный пристав Дмитрий Склауни и его помощник Старыгин за пытки и выбивание фальшивых признательных показаний из задержанных Ивана Лаврухина и Ивана Полтораусова. Склауни удалось отделаться нелегким испугом: его сместили с должности пристава, сделав брандмейстером Нахичевани (полиция тогда отвечала и за пожарную безопасность города). Однако потрясение было настолько тяжелым, что экспристав вскоре умер от разрыва сердца»[156].
Интуиция подсказывала нам, что везде речь идет об одном и том же человеке. Оставалось эту догадку чем-то подкрепить, найти газетные репортажи о каком-либо из дел, описанном в записках Склауни.
И такой репортаж нашелся в апрельских газетах 1903 года. В те дни в Ростовском окружном суде судили лиц, участвовавших в страховом мошенничестве. Это афера описана автором «Записки русского детектива» в первом из его рассказов, а в газетах сказано, что «бывший помощник пристава И. Д. Склауни», раскрывший это дело, выступал в суде свидетелем. Также в суде выступал урядник Евдоким Петрович Старыгин – по словам Склауни, его помощник по сыскной части.[157]
Таким образом, наша догадка полностью подтвердилась.
Кроме точной идентификации автора – Ивана Дмитриевича Склауни – эти газетные репортажи позволили нам сопоставить реальные события и их описание в «Записках». Увы, как и в мемуарах И. Д. Путилина и А.Ф. Кошко, многое в воспоминаниях Склауни приукрашено и даже кое-что придумано явно в коммерческих целях, а заслуги самого автора сильно преувеличены. Однако в целом факты из «Записок» и репортажей совпадают[158]