а причетник и певчие на стульях. Злоумышленники, местные люди или изучившие хорошо местоположение собора и сторожки, знали, что там находятся только два старика-сторожа. Но, когда они вошли в сторожку и неожиданно натолкнулись на двух здоровых молодых людей, то началась борьба. Певчий, видно, сильно защищался. На нем оборваны платье и белье и, судя по кровоподтекам на шее и ране на голове, он был оглушен и затем задушен. Сторожа были убиты в сонном состоянии и остались так же спокойно лежать на скамьях. Причетнику удалось дойти до порога сторожки, но стоявший у входа убийца свалил его ударом лома по голове.
Надо полагать, что убийц в сторожке было не менее трех человек. Орудиями убийства был короткий лом и молот. Обнаруженный лом-фомка на вид новый, хорошо выкован. Затем убийцы перешли в собор, взломали замки и произвели большую работу в поиске клада. В яме могли поместиться только два человека, а третий вытаскивал ведро с накопанной глиной и щебнем. Приехал судебный следователь, с которым я поделился моими впечатлениями. Он вызвал врача и приступил к осмотру. В это время прибежал железнодорожный сторож и сообщил, что около железнодорожного полотна на дороге, ведущей в Ростов, обнаружен труп человека, которого проходившие рабочие опознали как кузнеца Клима Волохова, работающего в железнодорожных мастерских. Я тотчас отправился туда. Под откосом как бы сидел человек. Он был мертв. Голова размозжена. Руки убитого, платье и особенно сапоги были сильно окровавлены. Между тем на месте, где находился труп, кровь была только там, где лежала голова. Около трупа был брошен такого же вида лом, какой был обнаружен в сторожке. Ясно было, что кровь на платье и сапогах убитого не от нанесенной ему раны в голову, и я вывел заключение, что убитый был одним из действующих лиц в соборе, что особенно подтверждало орудие убийства – лом-фомка. Оставив на месте охрану, я возвратился в собор, чтобы сообщить следователю об убитом Волохове и что я отправляюсь выяснить, насколько окажется возможным, отношение Волохова к убийству в сторожке и ограблению собора, а также дознать, кто его убил.
В железнодорожных мастерских действительно числился кузнец Волохов, и, по указанному адресу, я пошел в его квартиру. Хозяйка показала, что Волохов жил у нее около трех месяцев, исправно платил, человек он «бог с ним, какой-то хмурый, неласковый, доброго слова не скажет, волком глядит. Выпивал, но не скандалил, никто у него не бывал, вечером часто уходил, должно, в трактир, вчера с вечера ушел и домой не возвратился, а утром сказали, что он убит».
Небольшая комната Волохова скудно обставлена. В комоде нашел две перемены белья, кое-какие мелочи, малоношенный костюм, записную книжку, в ней паспорт и письмо из Ростова на имя Волохова, следующего содержания: «Встречай в воскресенье. Буду с друзьями пятым номером. Вася». Это письмо, несомненно, писал железнодорожник. Обыкновенный пассажир назвал бы поезд, которым едет: почтовым, пассажирским или другим. Сообщил бы час приезда, но никогда не указал бы номера поезда, которым приедет. Итак, в день убийства какой-то Вася известил Волохова, что едет в Батайск с друзьями. Это указание я счел весьма важным и решил искать в Ростове Васю, а до того узнать в Батайске, с кем Волохов общался и проводил время.
Надо было справиться в трактирах, в которых рабочие обычно собираются в свободное время. Я нашел трактир, где знали Волохова, и там мне указали, что он часто проводил время с рабочим столяром Колькой Гармонистом, по фамилии Спицын. Хозяин трактира уже знал, что Волохов найден убитым, и сообщил, что вчера часов в восемь вечера Волохов был в трактире с неизвестными людьми. Спицын сидел в другой компании, но подходил и присаживался к Волохову. Они пили водку, закусывали и ушли ночью около 11 часов.
Не откладывая, я пошел в мастерскую узнать, там ли Спицын, чтобы допросить его. Он оказался в столовой, и заведующий мастерской привел его в контору, где я ожидал. Спицын, белесоватый парень, тщедушный на вид. Увидев полицейского в мундире, он немного смутился.
– Садись, Спицын, – сказал я, – и расскажи, с кем и как ты провел вчера время и что знаешь о Волохове?
– Расскажу все по чистой совести. Волохова хорошо знаю. Он любил, как я играю. Меня за игру прозвали Гармонистом. Мы частенько угощались, можно сказать, подружились. Он постарше меня, человек сурьезный. Как-то он сказал мне: «Вот что, Колька, получается тут одно дело, и ежели произойдет, то большую деньгу зашибить возможно. Слыхал ты что-нибудь о кладе в соборе?» Я об этом ничего не знал, и Волохов мне рассказал о закопанном кладе и что он с друзьями порешил добыть его. «Хочу, чтобы и ты побаготел. Пойдем с нами. Ты слабун, и работу дадим тебе легкую. Будешь караулить у ворот. И вот все твое дело, а оно важное, потому хоть соборная площадь малолюдная, но следить надо и, в случае чего, дашь нам знать». Я хорошо не соображал, в чем дело, но понял, что идут выкопать клад, а я покараулю. Выходит – пустое дело, а ежели добудут клад, то забогатею, и я согласился. Через несколько дней приехали три человека. Они сидели с Волоховым в трактире, подошел и я. Был праздник, шумно. Волохов сказал: «А вот наш караульщик». Один из тех людей пошутил: «Смотри, ежели крепкий ветер задует, то ты, брат, держись за решетку, а то улетишь, а ежели в темноте испугаешься, то не кричи мамашу». Посмеялись. Другой парень сказал: «Видел сторожей. Заходил курнуть в сторожку. Старички. Их тесемочкой связать можно». До вчерашнего дня я больше не видел этих людей. Волохов велел мне с вечера быть в трактире, но не присоединяться к нему, и часов в одиннадцать пойти к собору, где он меня встретит. Я видел, что в трактире с ним сидели только двое. Без четверти одиннадцать я вышел. Было очень холодно, сильный ветер, пурга заметала. Я крепко закутался. Кто принес инструменты, не заметил. Волохов и другие шли врозь. В ограду вошли трое. Долго стоял я у ворот. Никто не выходил из ограды и мимо никто не проходил. Что там делалось – мне не видно и не слышно было. Когда Волохов и товарищи вышли, погода немного стихла, чуть-чуть светало, и мы пошли по направлению к Ростову. Прошли недолго. В одном месте один из чужих остановился, и мы все стали. Тот человек сказал Волохову: «Как же это ты набрехал, что в соборе непременно клад найдем и что ты точно место знаешь? Из-за твоей брехни побили сторожей и еще людей, а нашли два серебряных рубля. Ты понимаешь, как за два рубля четырех людей убивают? Говори, сукин сын». Волохов ответил: «Все люди здесь говорили о кладе, а старик, мне знакомый, место точно указал, и я поверил». А тот человек к нему: «Ну, чтоб ты больше не верил зря и чтоб из-за тебя людей не губили, получай». И сильно ударил Волохова по голове фомкой. Волохов упал мертвый, даже не крикнул. Тот человек бросил лом, повернул тело Волохова, посадил под откос. Вынул из своего кармана водку, которую выпил со своим товарищем, [и они] закурили. Я стоял, боялся уходить. «А ты кто? Что ты с нами делал?» – спросил меня тот человек. Говорю, что Волохов поставил меня караулить у ворот. «А ты, – говорит, – тетеря, тоже слышал о кладе?» Я ответил, что живу здесь недавно и Волохов говорил о кладе. «Ну, смотри помалкивай, что слышал и видел, забудь, а то попадешь на каторгу. Ступай». Одного из этих людей я рассмотрел и узнал, потому что я видел его до этого в трактире. Оба они пошептались и разошлись в разные стороны. Стало светать. Я пошел домой, промерз, напугался сильно, видел, как убили человека знакомого, узнал, что еще четырех людей убили. Шел домой и плакал, думал, как мне теперь жить, что делать? Я не знал, что вырыть клад – значит ограбить церковь.
Слушал я Спицына, видел его страх, представил себе эту страшную ночь.
– Должен огорчить тебя, Спицын, я обязан арестовать тебя и передать в распоряжение следователя.
– Что же делать, – спокойно ответил Спицын, – польстился на богатый клад, должен ответ дать.
Итак, из Ростова должны были приехать трое, а приехали и приняли участие в преступление двое, причем имеется указание, что участвовал какой-то Вася – автор письма, сообщившего о приезде номером пятым.
В Ростове в мастерских, в кузнечном и слесарном цехе, я просил заведующего дать мне справку о рабочих с именем Василий, и все ли эти Василии вышли на работу в понедельник. С именем Василий оказалось четырнадцать человек. На работу в понедельник не явилось двое. Из них один лежал в больнице, а другой, Василий Булгаков, не явился по неизвестной причине. По сведениям конторы, Булгаков служит около двух лет, человек приличный, заметно богомольный, так как прислуживает священнику во время молебнов и следит за лампадой у большого образа в столовой. Остальные Василии – люди хорошо известные, многолетние рабочие в мастерских. Решил допросить Булгакова, которого вызвал тут же в контору мастерских. Узнав, кто я, Булгаков немного взволновался. На мой вопрос, давно ли он знаком с Волоховым, Булгаков растерялся и молчал.
– Почему молчишь? Ты писал Волохову, что приедешь в воскресенье пятым номером с друзьями. Вот и расскажи, с кем ты приехал, как искали клад…
Булгаков показал:
– Волохов – мой товарищ по работе, раньше работали на Минеральных Водах в мастерских, потом перешли в Ростов, а последнее время Волохов работал в Батайске. Он рассказал мне о легкой возможности добыть клад в соборе, который охраняется двумя стариками, и площадь собора безлюдна. Я согласился. Так как нужны были еще люди, то мы пригласили наших друзей – Филиппа Моргунова и Павла Семенченко, которые работали на гвоздильном заводе Панина, а раньше они с нами работали на Минеральной. Я думал, что непременно поеду, но, когда наступил день отъезда, я чего-то побоялся, усумнился и понял, что затевается нехорошее дело, и решил не ехать. Думал, что если я не поеду, то Моргунов и Семенченко тоже не поедут – и дело расстроится. Об убийстве разговора не было, хотели связать сторожей. В воскресенье я с утра затомился и в два часа дня пошел к знакомому моему Маликову, чтобы провести с ним время. Мы пообедали в трактире, погуляли, а потом пошли на вокзал, где засели в буфет и снова выпивали. Наступил вечер, когда подошел жандарм и спросил: «Вы пассажиры или время проводите»?