Спустя несколько дней агент доложил, что в дом заходил два раза по вечерам молодой человек, работающий в парикмахерской, оставался в доме около часа, один раз принес с собой небольшой пакет и вышел без него. Я велел задержать этого человека, если он еще раз придет в дом, отправить его в участок, обыскать и уведомить меня.
Дня через три агент сообщил по телефону, что молодой человек задержан и при обыске у него найдены 85 рублей, из коих 25 фальшивые. Приехав в Новочеркасск, я допросил арестованного, который показал, что он – Андрей Шаповалов, 28 лет, парикмахер, служит в мастерской, а в свободное время работает от себя. В дом Крепковеровой ходит как парикмахер причесывать мадам, когда она посещает театр или вечера. Найденные деньги – его сбережения, и он не знал, что часть из них фальшивые. При обыске в квартире Шаповалова были найдены фальшивые трехрублевки на 150 рублей и письмо на его имя из Ростова, в котором сказано: «Передай посылочку. Костя будет на днях. Не гони. Петр».
После совещания с полицмейстером мы решили осмотреть вечером того же дня дом Крепковеровой и допросить живущих в нем. В 8 часов вечера мы вошли в дом. Нас встретила очень миловидная, изящная молодая женщина. Увидав полицейских, она сильно взволновалась, расплакалась, умоляла не губить ее и стала причитать:
– Пропала я. Совсем пропала. Хоть бы смерть пришла. Загубила жизнь свою и мужа.
При обыске нашли пакет с фальшивыми бумажками на 10 тысяч рублей. В комоде лежали на 100 рублей таких же кредиток, а в записной книжке были занесены небольшие цифровые расчеты и несколько фраз шифрами. Перед допросом я ей объявил, что Шаповалов задержан и у него также найдены фальшивые кредитки. На предложенные вопросы Крепковерова отвечала:
«Я дочь статского советника. Воспитывалась в Донском институте. Замуж вышла 19 лет. Мой муж офицер, пользующийся уважением и любовью всех его знающих. Два месяца тому назад муж уехал в командировку. Я бывала изредка в парикмахерской, где последнее время меня причесывал мастер Андрей Шаповалов. Он предложил причесывать меня дома от себя, что мне обойдется дешевле и будет удобнее. Я согласилась. Шаповалов разговорчивый. Как-то он сказал, что скоро разбогатеет, если ему удастся одно дело, и тогда он уже не будет парикмахером. Я думала, что он шутит, пожелала ему успеха, позавидовала, что будет жить в свое удовольствие, и просила рассказать мне, как можно разбогатеть. Он обещал, если я умею держать секрет. Я забыла о разговоре, но в следующее посещение Шаповалов вновь заговорил о предстоящем богатстве, показал мне 10 рублей и сказал:
– Вот откуда пойдет богатство.
И тут же посвятил меня в операцию сбыта фальшивых денег. Я соблазнилась, потеряла голову и легкомысленно пошла за Шаповаловым. В моей квартире был как бы склад денег. Шаповалов передавал их мне, и по его заметкам я вручала их тем людям, которые ко мне приходили.
Приходили только двое, и я им передала пакеты два или три раза. Фамилии их не знаю. Я не знаю, кто подделывал бумажки и откуда их привозили. В книжке записан шифром адрес, который дал Шаповалов, сказав, что может пригодиться, чей адрес не знаю. Записано: «Нахичевань. Слесарная мастерская Ивана, около Базарной площади».
Я сама сбывала несколько раз небольшие суммы, и Шаповалов мне дал настоящих денег 128 рублей. Больше ничего не знаю».
Жалкое впечатление произвела эта легкомысленная молоденькая женщина. Она еще не разобралась, какие испытания ей предстоят, как тяжко сложится ее жизнь. Пришлось объявить, что должен арестовать ее. Она лишилась сознания. Прибежали перепуганные свекровь, тетка и прислуга, узнали, в чем дело. Новые рыдания и причитания. Кое-как собрали нужные вещи для арестованной.
Было 11 часов ночи, когда мы привезли Крепковерову в участок, где содержался Шаповалов. Несмотря на поздний час, я решил допросить Шаповалова, чтобы установить, где печатаются деньги и где находится главная организация. Вызвал Шаповалова.
Мне приходилось видеть перепуганных в первый момент, так называемых случайных преступников, когда их уличают. Но такого, как Шаповалов, не встречал. Он едва передвигал ноги. Бледный, с трясущимся подбородком, задыхался и что-то шептал. Он был еще более жалок, чем Крепковерова. Велел дать ему стакан холодной воды. «Хорош и этот фальшивомонетчик – подумал я. – Кто его втянул в дело?»
– Послушайте, Шаповалов, я должен вас допросить. Крепковерова арестована. Признала свою вину и рассказала, как все произошло. У вас в квартире найдены уличающее вас письмо и фальшивые деньги.
Сбивчиво, сдерживая рыдания, Шаповалов признал себя виновным:
«Мне 28 лет. Холост. Работал в хороших парикмахерских в Ростове. Не нуждался. Мой близкий родной – гравер Филоненко и его друг Ивин, с которым я познакомился, задумали печатать фальшивые кредитные билеты. После того как я рассказал им, что в одном немецком городе на граверной выставке был показан сторублевый билет замечательно сделанный, Филоненко сказал, что и он недурно бы сделал любую бумажку. И вот тогда Ивин, как будто шутя, сказал:
– А мы, дурачье, спины ломаем на работе, перебиваемся с хлеба на квас. Напечатай нам деньжат тысяч по сто каждому. Забогатеем. Помещиками станем.
Поболтали и разошлись. Недели через две мы опять сошлись в ближайшее воскресенье у Ивина, и тут я увидел первую отпечатанную десятку. Она мне показалась изумительно сделанной, и меня колыхнуло разбогатеть. Тут-то мы обсудили, как поступить. Мне предложено было поселиться в тихом Новочеркасске и найти там кого-либо, кто согласится держать у себя деньги и передавать сбытчикам.
– Надо, – кто-то сказал, – жить всем врозь и чтоб было поменьше шума.
К сбыту привлекли некоего Трегубова и Клинкова, которых я до того не знал. Эти люди должны были получать через меня для сбыта деньги. В Новочеркасске я без труда нашел службу в парикмахерской и присматривался к людям. Я специалист по дамским прическам, и с нами, парикмахерами, дамы всегда ведут разговоры. Это уже так принято, потому что мы следим за красотою дам, украшаем их. Среди клиенток была госпожа Крепковерова, милая дама, всегда со мной шутила, называла: «мусью Андрэ». И мне влезло в голову втянуть ее в наше дело. На ее дом никакого подозрения не будет, думал я. Все будет сохранно и скрытно.
Я верил, что разбогатеем, легко и ее уговорил. Она совсем плохо разбиралась, в чем дело. Сначала шутила, я ее уверил, что соберем по сотне тысяч и шабаш, больше не надо. Что делалось в Нахичевани и в других местах, не знаю. А теперь выходит, вместо богатства смерть. И себя загубил. Погибла через меня барыня».
Оставив в доме Крепковеровой засаду в ожидании прибытия сбытчиков, я отправил Шаповалова и Крепковерову в Ростов по месту организации преступления. На следующий день, взяв наряд полиции, я отправился в мастерскую Ивина, где застал его.
– Здравствуй, Ивин, – сказал я. – Показывай фабрику, изготовляющую государственные бумаги. Твои новочеркасские друзья попались, и скрывать тебе нечего.
Бессмысленно уставившись на меня, он покорно повел нас во вторую жилую комнату, откуда прошли в прихожую, поднял люк, и мы спустились по лестнице в светлый подвал, в котором находилась оборудованная мастерская. Нашли граверные камни, краски, станок и прочие принадлежности для печатания. Готовых денег не было. Ивин стоял поодаль молча, потеряв дар речи. Я отправил агента наверх, чтобы встретить Филоненко, если придет, и тут же приступил к допросу Ивина, который с трудом ответил. В общем, он подтвердил показания Шаповалова и добавил:
– Кто кого подговорил, не могу точно сказать, шутили и дошутились. А теперь пропал.
Вечером доставили Филоненко. Молодой человек лет 32, на вид очень болезненный. Его скорбный рассказ о своей вине дышал правдой. Он был душой дела как гравер. Он достал бумагу в Харькове, он заведовал печатанием, а сбывали уже другие.
– И не нужно было все это. Погиб я, – добавил он.
В квартире Крепковеровой никого не удалось задержать. Как выяснилось, сбытчики Трегубов и Клинков скрылись. Очевидно, исчезновение Шаповалова из парикмахерской и неведание хозяина, куда он делся, спугнуло их. Оба холостые. Трегубов служил в экспортной конторе, а Клинков занимался маклерством. Уехали они спокойно, забрав свои вещи. К розыску были приняты меры, но до слушания дела в течение одиннадцати месяцев они не были разысканы.
Спустя одиннадцать месяцев слушалось это дело. Грустное зрелище представляла эта компания фальшивомонетчиков. Трое мужчин, все с честным прошлым, и миловидная молодая женщина из хорошей семьи – жена офицера. Во время долгого сидения в тюрьме Филоненко сильно разболелся легочной болезнью. Все подсудимые давали правдивые ответы на вопросы, не пытались умалять свою вину, выгораживать себя, защищаться. Ввиду полного сознания подсудимых, прокурор и защитник отказались от допроса большинства свидетелей. Эксперты признали подделку кредиток среднего качества. Свидетельскими показаниями было установлено, что от Крепковеровой отвернулась вся ее семья, никто из родных не хотел ей помочь, и в ответ на ее мольбы о прощении муж ответил письмом в тюрьму, в котором пишет о причиненных ему страданиях, о разбитой жизни и заканчивает письмо: «Не могу поступить иначе, ибо женщина, принадлежавшая к шайке мошенников, попавшая в тюрьму, не может быть женой честного человека».
Крепковерова во время чтения письма опускала голову ниже и ниже и тихо заплакала. Начались речи. Прокурор был беспощаден ко всем подсудимым, не нашел и для Крепковеровой снисхождения.
– Когда она сбывала фальшивые кредитные билеты, – сказал прокурор, – обирала доверчивых людей и позорила имя и дом своего благородного мужа, своих родных, то улыбалась, а когда попалась, то пытается разжалобить вас. Не верьте ее слезам. Это даже не раскаяние. Она попалась с поличным, отрицать свою вину не может, сорвалось преступное дело, обещавшее золото, и остается плакать, авось поможет.
Прокурор говорил также о большом вреде от таких преступлений не только для обманываемых лиц, но и для государства. Защитники хорошо использовали прошлую честную трудовую жизнь этих несчастных преступников-мужчин, легкомыслие молоденькой женщины и выплакивали оправдание, всячески умаляя причиненный вред. Последнее слово подсудимых, видимо, произвело на присяжных заседателей большое впечатление. Чувствовалось, что жалость нарастает.