Оформив пересылку арестованных и найденных вещей в Ростов, куда я возвратился, агент сообщил, что Корней Степанович Уткин – зять Цыганкова, что он имеет собственную пекарню, что в амбаре, где складывается мука, обнаружены четыре ящика с мануфактурой, закрытые пустыми мешками из-под муки. На допросе Уткин показал, что найденный товар не куплен им, а он дал под него ссуду 8000 рублей некоему Тихонову и ничего не знает по поводу подложных накладных.
Весь рассказ был сбивчив, бездоказателен, нелеп. Уткин утверждал, что не знает Коноплева и Куломьянц, не понимает отрывка письма на имя Корнея Степановича, думает, что есть еще один Корней Степанович. На мой вопрос, сколько денег ему дал для покупки товаров Цыганков, Уткин, видимо, предположил, что Цыганков сказал мне об этом, и ответил, что тесть дал недостающие 3000 рублей. Указать, где найти Тихонова, не мог.
Допрошенный Цыганков вначале заявил, что не знает, по какому делу и за что он арестован. Когда же я ему разъяснил, что он задержан потому, что по показаниям Уткина, дал для товарной операции 3500 рублей и что товар добыт путем подлога, то Цыганков ответил, что действительно помог зятю деньгами, но совершенно не знает подробностей дела и лиц, прикосновенных к преступлению. Я вынул из кармана четыре облепленных глиной кружочка, показал их Цыганкову.
– Видите, эти вещи я нашел у вашего знакомого Куломьянца в Армавире. Такими кружочками вас обманули. Вы не помните, сколько штук ему дали?
Цыганков замялся, пытливо на меня посмотрел и ответил:
– Может быть, дал ему, чтоб показать, как меня обманули, но твердо не помню.
– А Куломьянц, – добавил я, – утверждает, что совсем не знает вас и вашего зятя.
На что Цыганков вразумительно ответил:
– Значит, ему так надо – я ничего не утаиваю.
При обыске в комнате Коноплева была найдена телеграмма из Москвы, посланная за две недели до похищения товара. В телеграмме одно слово: «Здоров». Подписи нет. Компания попалась с поличным, соучастие их в подлоге и похищении товаров не оставляло сомнения, но главное еще не было раскрыто.
По ознакомлении с дознанием следователь заключил всех под стражу. В интересах дальнейшего розыска я предложил судебному следователю освободить Цыганкова под залог, в надежде, что путем слежки удастся обнаружить московскую компанию и ее связь с местной.
Цыганков был освобожден, и я организовал за ним исключительный надзор. Лица, совершившие подлог в Москве, не были обнаружены. Я был уверен, что Цыганков и Уткин организовали прием товара в Ростове.
Вскоре ко мне явился Цыганков. Я выразил удивление, что он на свободе.
– Так, так, – сказал Цыганков, – я располагал, что вы меня засадили, вы же и освободили, зашел поблагодарить.
Я объяснил ему, что дело передано следователю и полиции касательства больше не имеет.
– Значит, следователь убедился, что неповинно страдаю. Хороший следователь-господин: деликатный, спокойненько расспрашивает. Поговорил с ним два раза по душам. Поверил, значит, он мне, что дал я зятю деньги как сыну, а дел его не знаю. Спасибо вам, что в акурате записали, как я говорил. Неужто будет отвечать за все, чего не делал?
Хитрит, вижу, Цыганков, болтает, думает что-то узнать, почему равнодушно ответил, что теперь решает это дело следователь, наблюдает прокурор и никто не может знать, как дело обернется.
– Ишь, – сказал Цыганков, – как это у вас ловко машина заведена, хорошо все придумано. Все же прошу вас пояснить, может следователь опять меня засадить? Спрашивал адвоката – говорит, что может.
– Это верно, может засадить, – подтвердил я.
Цыганков помялся немного, стал жаловаться на разорение вследствие ареста:
– Подкузьмили меня на радость врагам моим, они уже думали, что я в Сибири буду, один встретил меня давеча, глаза вылупил, а я вида не подаю, будто ничего не приключилось.
Цыганков зверски блеснул глазами.
– Уповаю на Господа, что ничего худого со мною не приключится.
Откланялся. Агент, наблюдавший за Цыганковым, ничего нового не узнал. Мы видели, что Цыганков крепко насторожился, но наблюдения не сняли. Раза два в неделю Цыганков выезжал на базар, где покупал провизии для трактира. В одну из поездок агент заметил, что к Цыганкову, вышедшему рано из дому, подошел человек, немного поговорили и разошлись, а на базаре тот же человек зашел в трактир, куда вскоре пришел Цыганков, и оба они пили чай, долго разговаривали.
Неизвестный человек ушел один, сел в трамвай, доехал до гостиницы близ вокзала и вошел туда. Агент меня вызвал, и я вскоре туда подъехал с полицейским чиновником. Спросили швейцара об интересовавшем нас человеке, узнали, что по паспорту – мценский мещанин Василий Попов, житель Москвы, приехал вчера утром.
Мы вошли в комнату Попова, застали его за укладыванием чемодана. Попов по виду лет 35 прилично одет, похож на банковского или конторского служащего. Я потребовал у него паспорт, спросил, по какому делу он приехал, чем занимается, где постоянно живет, имеет ли в Ростове знакомых.
Попов спокойно ответил, что приехал ознакомиться с городом, думает открыть здесь торговое дело, служил в Мценске, временно занимался комиссионными делами в Москве, знакомых в Ростове не имеет. Я в упор смотрел ему в глаза, немного помолчал и резко спросил:
– О чем сегодня беседовали с Цыганковым в трактире?
Попов обмяк, несколько потерялся, но довольно спокойно ответил:
– Такой фамилии не знаю, в трактире не был, это ошибка.
При обыске у Попова нашел в бумажнике адрес Цыганкова и телеграфный бланк, испорченный, на котором написана телеграмма в Москву на имя Прохорова следующего содержания: «Болезнь серьезная заразительная еду сегодня».
Не было сомнения, что предо мной московский соучастник в преступлении, который, узнав, что Цыганков на свободе, приехал узнать, что произошло в Ростове. На мой вопрос, давно ли он уволен со службы на московско-рязанской дороге, Попов ответил, что не понимает вопроса.
Арестовав Попова, я телеграфировал об этом в Москву и отправил копию телеграммы на имя Прохорова. Вскоре я получил благодарность от правления дороги за успешное выполнение розыска. Попов и Прохоров, бывшие железнодорожные служащие, были уволены в связи с похищением товара, за небрежное хранение бланков накладных и за другие упущения, вследствие чего злоумышленникам удалось похитить товары. Улик в соучастии в совершении преступления против них не было.
Доставленные к судебному следователю Попов и Прохоров признали себя виновными и выдали Цыганкова и Уткина, с которыми совершили преступление. Видно, что все они давнишние знакомые, надо полагать, неоднократно обрабатывали делишки.
Цыганков был вновь арестован, и вся компания села на скамью подсудимых. Попов и Прохоров чистосердечно рассказали, что похитили бланк накладной и проделали все нужное, чтобы Цыганков и его зять получили товары на сумму около 50 000 рублей. Цыганков стойко защищался. Уткин твердил, что дал ссуду под товары. Увиливали от правды Коноплев и Куломьянц. Присяжные заседатели признали всех подсудимых виновными, и они были приговорены на три с половиной года в арестантские отделения. Мой старший агент и я допрашивались как свидетели. После приговора агент сказал:
– Если вы не забыли, я когда-то, после неудачного обыска у Цыганкова, сказал: «Потерпим, срок Ироду не вышел. Уповаю на бога, добудем». Теперь, благодаренье господу, добили Ирода!
Жертва[235]
В небольшом устаревшем ростовском вокзале пассажиры очень стеснены. К отходящим поездам, особенно вечерним, скапливается много народу. Очередь около касс всегда большая, наблюдение за порядком слабое, сама публика старается соблюсти порядок. Мимо касс проходят на платформу уезжающие, а на вокзальную площадь приезжающие, вследствие чего стоящие в очереди донельзя стиснуты.
В один из вечеров пассажир, стоявший в очереди у кассы, схватил за руку соседа, закричал, что у него вытащили из кармана бумажник, и не выпускал схваченной руки, пока не пришел жандармский вахмистр. Ни в руке, ни на полу бумажника не оказалось. Потерпевший, задержанный и близстоявшие пассажиры были приведены в дежурную комнату для выяснения [произошедшего] события.
Заявивший о краже назвался отставным чиновником военного ведомства Яковенко, подтвердил, что схватил руку, вытащившую бумажник, в котором находилось 3500 рублей. При обыске бумажника не нашли, почему явилось предположение, что был соучастник, который скрылся с переданным ему бумажником. Пассажиры показали, что они так были стиснуты, что ничего не могли видеть.
Заподозренный предъявил паспорт на имя Иосифа Моисеевича Укмана – еврей 64 лет, житель Орла. В кошельке Укмана обнаружено: 315 рублей и билет второго класса на проезд из Ростова до станции Чертково Воронежской дороги, купленный накануне и неиспользованный. При составлении протокола вахмистр спросил Укмана, был ли прежде судим, он ответил, что 28 лет тому назад был осужден за участие в мошенничестве и отбыл трехмесячное тюремное заключение. Укман показал, что в карман не лез, бумажника не украл, что даже при желании никак нельзя залезть в боковой карман впереди стоящего человека, и, чтобы схватить его руку, Яковенко повернулся лицом.
Укман сослался на известных людей в Орле, которые подтвердят, что он зажиточный купец, домовладелец, ведет оптовую торговлю, пользуется доверием в обществе. Жандармское управление передало протокол в сыскное отделение для расследования о пребывании Укмана в Ростове для проверки других его указаний и для направления дела судебному следователю.
С такого рода письменными сообщениями я, конечно, считался, но всегда проверял, ибо составить себе мнение о лицах, прикосновенных к делу, и о свидетелях я мог только после личной с ними беседы, после произведенного мною допроса. Я твердо усвоил себе правило: не придавать особого значения прежней судимости, а расследовать данное преступление безотносительно к прошлому привлекаемого.