Сконфуженный заявитель мысленно представил себе сообщение в газете с полной его фамилией и званием, увидел себя на суде и ужаснулся. Помощник пристава предложил спорившим помириться. Девица с кавалером вышли в канцелярию, где примирились.
Такого рода кражи не прекращались, но жалоб не поступало. Иногда мы узнавали о приезде компании хипышников, задерживали их и высылали. Меня эти дела злили. Совершались наглые преступления, как говорится, у нас под носом, в расчете, что обобранный не пожалуется из боязни скандала или не сможет указать места происшествия. В течение многих лет до суда дошли только два дела.
В наших альбомах имелись фотографии некоторых бывших под судом воров-хипышников, и этим приходилось ограничиваться. Наконец явилась основательная жалоба.
В Нахичевани проживал зажиточный пожилой коммерсант, вдовый и бездетный, домовладелец армянин Хордамьянц, который рассказал следующее: в хорошую погоду он всегда ездит в Ростов, где гуляет около своего дома, заходит посидеть в магазин к кому-либо из арендаторов. Разглядывая прохожих, он обратил внимание на хорошенькую барышню, или дамочку, которая иногда проходила мимо его дома. «Понравылась, погладывал и поджыдал, чтобы опять прышла». Он не думал, что девица умышленно крутится около него, что она заметила его внимание к ней. Как-то раз она гуляла с подругой, [они] весело разговаривали, зашли в кондитерскую, пошел и он за ними. Они купили несколько пирожных, стали расплачиваться, а он к ним: «Что барышни – не любите сладенькое, что так мало покупаете?» А понравившаяся ему шустрая девица ответила: «Да я бы все стойки заграбастала, кабы рублишки были». Он скавалерничал, поднес девицам две коробки конфет. Вышли вместе, познакомились, девицу звали Надей. После этого господин Хордамьянц встретился раза два на улице с Надей, и она пригласила его на свидание к подруге. Свидание назначили около Никольской церкви, откуда недалеко по улице зашли в небольшой одноэтажный дом, номера, вследствие темноты, не рассмотрел. Расположились в комнате, сильно натопленной, закусили, немного выпили, девица болтала, поедала сладости. Он слегка опьянел, снял верхнее платье, прилег на кровать, задремал на минутку, но скоро пришел в себя. В комнате было тихо. Барышня смеялась, что кавалер заснул. Вдруг раздался сильный стук в дверь. Девица испугалась, подбежала к Хордамьянцу, он встал, надел сюртук, когда раздался более сильный стук в дверь. Барышня открыла, и в комнату вошел мужчина лет тридцати пяти, который сердито сказал девице:
– С тобой поговорю после. Пошла отсюда.
Она ушла, и они остались вдвоем. Приведу часть характерного рассказа дословно, сохранив акцент Хордамьянца: «Вашел челавэк, сэл, смотрит строго. Ну я тоже малчик – нэ дурак. Сматрю спокойно, что далшэ. Вынимает из кармана рэвольвер, кладет на стол. Думаю себэ, что далше будэт. Морда его паскудная. Вы мая сестра нечестной сдэлали, она тепэрь нэ может выходыт замуж. Жалко, гавару, сам хотэл на нея женыться. Хорошая барышня. Я хоть старый, а думал себэ, познакомлюсь, папрашу, пойдет. Мая жена давно померла, дети нэт. Жулик смотрит, думал, испугает. Ну, говорит, это потом, а теперь надо сестра обезпэчивать. Хочу получать пять тысяч рублей. Ну гаварю – это много; я ее целовать нэ успэл, где тут пять тысяч? Бери две – кончал безар. Нет, говорит, не выйдешь отсюда, если не заплатишь. Туда, сюда гаварым, он револьвэр крутит. Я ему гаварю: Спрач, пожалуста, своя пушка: выстрэлишь – получишь каторга, а нэ дэнги. Торговались, кончили на четыре. А как же платить будэшь? Сматри, гавврю, в карманэ имэю сорок пять рублэй, таких дэнег с собой не носым. Ну давей вэксель. Постучел в дверь, вошел другой шарлатан, которому этот говорит: пойди доставай вэксельная бумага на четыре тысячи рублей. Скоро прынес четыре вэкселя по пятьсот рублей, два по тысяче, пэро, черныльныцу. Думаю, что этот сволочь знает мая подпись, или нэт. Спакойно беру перо, биру первый вэксель – Николай Георгович Хардамен. Тот пасметрел – нычего не сказал. А я измэнил фамыл, почерк и никогда на вэкселях не пышу русское имя, а армянское Никокогос Кеворкович. Подписел все, отдал, сказал ранше пэрваго нэ получишь, а он говорит: «Жаловаться будэшь – жив нэ будэш». – «Нэ пугай – нэ страшно». Попрощались за ручку. Проводили, чтобы я номер дома нэ посмотрэл».
Жалобщик просил составить протокол, что он был обворован и что у него под угрозой револьвера взяли векселя, которые он подписал измененной фамилией и почерком. Я предложил Хордамьянцу посмотреть альбом – не узнает ли он кого-либо из компании. Фотографии девицы не нашел, но узнал того, который требовал и взял векселя. Под фотографией была отметка: «Никифоров Павел Иванович, отбывал арестантские отделения за мошенничество, сутенер хипышницы. Харьков. № 327».
Было ясно, что успешное расследование может начаться, когда компания предъявит требование по векселям, почему пока запросил Харьков, там ли Никифоров, фотография № 327, и чтобы установили за ним слежку. Местному агенту поручил найти дом, где был обворован Хордамьянц, и узнать, что там делается. Агент узнал, что Хордамьянц попался в доме свиданий Малки Якобсон, которая известна в участке, жалоб на нее не поступало, привлекалась за допущение в квартире разврата. Спустя недели три Хордамьянц сообщил, что Азовский банк предъявил ему к платежу один вексель на пять тысяч рублей, присланный из Харьковского отделения. Очевидно, сделан какой-то подлог, так как он подписал четыре бланка по пятьсот рублей и два по тысяче. Отправились в банк, где нам предъявили вексель.
Нетрудно было заключить, что вексельный бланк заготовлен заблаговременно и последний нуль был заклеен, чего не рассмотрел Хордамьянц. Я послал за увеличительным стеклом, через которое ясно видны следы бывшей наклейки. По моему донесению следователь изъял вексель из банка. Вексель выписан на имя Моисея Лазаревича Финкеля, передан по надписи Осипу Яковлевичу Закутину.
Обсудив с судебным следователем положение дела, мы нашли, что следует немедленно поехать в Харьков и накрыть всю компанию, пока [мошенники] не пронюхали, что началось расследование. Списаться по этому поводу с Харьковом затруднительно, и можно упустить время. Я вызвал Хордамьянца, которому объяснил, в чем дело. Он просил меня поехать, и предложил уплатить путевые расходы: «Нада, – сказал он, – зацапать сволочей. Что вы думали, заклэил нуль, хочет получать тридцать тысяч рублей? Вот дураки, а еще мошенники». Я поехал в Харьков, где в сыскном получил хорошую помощь, фамилии Финкеля, Закутина не были в сыскном известны. Агент нашел их адреса в адресном столе и дал сведения, что Финкель имеет небольшую бакалейную торговлю, Закутин мелкий биржевой «заяц», Надежда Соболева сожительствует с Никифоровым, отмеченном в сыскном отделении, адрес известен. Никифоров временно выехал, Соболева в городе.
Мы решили задержать Соболеву и тотчас дали поручение агенту наблюсти, чтобы она ничего не трогала в комнате, не порвала чего-либо до моего приезда. Если же будет обнаружен Никифоров, то отправить его под сильной охраной в арестный дом. Затем отправились к Финкелю, которого застали в лавке, там же была его жена и юноша приказчик.
Финкель – человек лет сорока, типичный еврей, мелкий лавочник. Он не растерялся, знал, что против векселей будет спор, и приготовил объяснение.
– Знаю, – сказал он, – Хордамьянца. Он живет в Нахичевани, имел с ним денежные расчеты и получил вексель, который учел у биржевика Закутина. Если Хордамьянц не заплатит, то Закутин подаст в суд и там может быть спор.
Никифорова не знает. Когда я объявил, что приступаю к обыску, то Финкель взволновался, он почему-то не ожидал этого. В его бумажнике оказались: шесть квитанций банка на имя Закутина о получении шести векселей на общую сумму тридцать тысяч рублей за подписью Н. Г. Хордамьянца и письмо с почтовыми штемпелями Ростов – Харьков следующего содержания: «Дорогой Моня. Еще не видел, не беспокойся, буду торговаться. Пишу Наде, чтобы немедленно ехала сюда. Дай ей, пожалуйста, 50 рублей. Твой Паша». Такого легкого успеха я не ожидал. Все сведения для обнаружения компании и подложных векселей были в моих руках.
– Какое дело было у вас, – спросил я Финкеля, – по которому вы получили на такую большую сумму векселей?
Он угрюмо молчал. Приняв меры охраны на месте, опечатав бумаги в лавке и в жилой комнате, отправил Финкеля под арест. В квартире оставил агента, приказав не выпускать жены Финкеля, не дать ей возможности послать телеграмму, а если придет женщина по имени Надя, то арестовать ее.
Поехали к Закутину, которого застали дома. Живет очень скромно, одинокий, физиономия плутоватая. Встретил нас с улыбочкой, точно старых знакомых. На вопросы ответил:
– Векселя получил от Финкеля, учел один, дал полторы тысячи рублей. Обыкновенная торговая операция. Навел справки о г. Хордамьянце – человек он зажиточный – ничего странного нет в том, что скромный по виду торговец получил по какому-то делу тридцать тысяч рублей. Финкель мой старый знакомый, дает мне поручения по биржевым делам. Векселя не внушали подозрения.
При обыске у Закутина в его записной книжке оказался адрес Никифорова. Когда на это было обращено внимание, то Закутин развязно ответил:
– Не помню, чей это адрес. На бирже встречаю многих людей, и фамилия Никифорова часто попадается.
Закутина арестовали и отправились в квартиру Никифорова. Соболеву не застали. При обыске ничего относящегося к делу не нашли. Оставив агента в квартире, мы поехали в арестный дом, где содержались Финкель и Закутин. Там оказалась задержанная в квартире Финкеля Надежда Соболева. При обыске в ее сумке найдено письмо Никифорова, в котором указан адрес, куда телеграфировать о выезде, и чтобы взяла у Финкеля 50 рублей.
Тотчас телеграфировал в Ростов о задержании Никифорова, если по указанному адресу не окажется, то послезавтра будет встречать скорый поезд из Харькова. Узнать его можно по фотографии в нашем альбоме. Никифорову я телеграфировал от имени Соболевой о выезде и чтоб ее встретил.