Записки психиатра. Безумие королей и других правителей — страница 29 из 40

Спустя почти двенадцать лет – было это в 1801 году – приступ сумасшествия повторился. Правда, на сей раз ненадолго, и сыновья Фрэнсиса Уиллиса, Джон и Роберт Дарлинг Уиллисы, даже толком и развернуться-то не успели в своих начинаниях. За ним в 1804 году последовал другой приступ – и тоже с возбуждением, бредом и галлюцинациями.

К 1808 году, когда Англия (вернее, Соединенное Королевство Великобритании и Ирландии, как она стала величаться) отметила семидесятилетний юбилей его величества, юбиляр заметно сдал – «все рюматизм да головные боли», как выразился один из героев Грибоедова. Плюс катаракта. В 1810 году умерла от туберкулеза любимая младшая дочь Георга, Амелия. Эта смерть окончательно подкосила монарха: безумие взяло верх. Он уже не знал, что регентом назначен его сын Георг; он не выходил (вернее, его не выпускали) из Виндзорского дворца, по которому он слонялся привидением, пугая слуг. Временами он начинал завывать и бросаться на окружающих – и тогда короля привязывали к специально установленному в его спальне столбу. Когда в 1818 году скончалась любимая жена, Шарлотта, Георг даже не понял, что произошло. Правда, пережил он ее ненадолго: в самом начале 1820 года он подхватил пневмонию, а 29 января короля не стало.

Георг III прожил восемьдесят один год и двести тридцать девять дней, проправив пятьдесят девять лет и девяносто шесть дней – дольше, чем кто-либо из английских королей до него, и дольше, чем кто-либо после (королевы не в счет).

Кристиан VII, сумасшедший король Дании и Норвегии

29 января 1749 года в центре Копенгагена, в спальне королевы, что во дворце Кристианборг… да, интригующее начало вышло. Впрочем, ничего аморального или противозаконного в тот день в той спальне не приключилось: ее величество Луиза Великобританская, королева Дании и Норвегии, рожать изволили. Едва углядев анатомические… нет, не излишества, а подробности новорожденного, придворные наперегонки помчались радовать его величество, Фредерика V. Мол, наследный принц родился, счастье-то какое! Другой, первенец, всего два года прожил, а старшие сестры-принцессы – они когда-нибудь взамуж по заграницам поразъедутся, так что несчитово. «Отличная новость и железный повод!» – воскликнул Фредерик. И немедленно выпил. Он вообще любил это дело.

Кристиану – а мальчика назвали именно так – не было и трех лет, когда умерла после выкидыша мать. Отец ожидаемо ушел в запой, затем в загул (министры лишь привычно пожали плечами – так-то его величество безобидный и даже удобный, в дела государственные особо не лезет), а затем решил, что надо бы жениться заново.

Мачехе, Юлиане Марии Брауншвейг-Вольфенбюттельской (мне одному показалось, что в качестве теста на степень опьянения она могла просто попросить Фредерика V назвать ее полным именем?), пасынок был вначале строго параллелен, а вот когда у нее родился от этого брака собственный сын, Фредерик Фредерикович, – понемногу стал перпендикулярен. Ну то есть невзлюбила она его. Ведь супруг-то не вечен, да и шибко потратил он здоровье – и тут бы молвить, что в политической борьбе, ан нет – по бабам и кабакам. Не ровен часть отдаст богу душу – и корона мимо сыночки пролетит. Ну и откуда взяться горячей любви у мачехи?

В общем, королевской чете было не до Кристиана. Да и ему они зачем, когда есть строгие воспитатели. Причем «строгие» – это еще слабо сказано. Главный мучитель, воспитателей начальник, гувернеров командир, граф Кристиан Дитлев Фредерик Ревентлов, называл мальчика «своей куклой» и щедро отвешивал коррекционно-педагогических звездюлей вслед за окулоафедронной экстензией по факту малейшей провинности. Справедливости ради стоит заметить, что и пацан-то не упускал возможности дать такой повод. Учитель математики, швейцарец Эли-Саломон Франсуа Ревердиль, в сдержанных выражениях отмечал, что-де принц оказался трудным и… хм… не очень выдающимся учеником. Но вот языки ему, черту языкастому, давались влет.

В таких вот отнюдь не тепличных условиях рос наш клинический герой. И первые «ку-ку» от птички, собирающейся слететь с гнезда, прозвучали еще в подростковом возрасте – просто тогда на них не особо обратили внимание: бывали персонажи и страньше. Это уже потом, когда Кристиан стал Кристианом VII и начал чудить по-взрослому, кто-то вспомнит, что были, были знаки еще в детстве: то приключится с принцем нечто вроде припадка, то задумается он о чем-то слишком уж глубоко, то, напротив, бездумную жестокость проявит.

А еще припомнят, как его тогдашнее высочество однажды обнаружил, что у него есть штучка, с которой можно не только метко ходить по малой нужде. «Воспитатели – винтажные газогенераторы, ханжи и ретрограды, а я – драчистый изумруд!» – воскликнул Кристиан и стал оттачивать навыки в новой для него области моторики и сенсорики. Придворные пытались урезонить мальчонку – мол, это противоестественно и богопротивно, а еще от этого становятся карликами-импотентами и обзаводятся волосатыми ладошками, но его высочество лишь отмахнулся – дескать, задолбали уже со своими нравоучениями.

Позже именно безудержную мастурбацию выдвинут главной причиной сумасшествия короля. Правда, этот тезис датский психиатр Кристиансен выдвинул в 1906 году, а тогда модно было считать это нехитрое занятие причиной многих бед – даже в одной из классификаций психических болезней был пункт «помешательство от мастурбации». Склонные психологизировать все подряд заявляли, что все это – следствие тяжелого детства, отсутствия родительской любви, присутствия жестоких воспитателей – и что-то там про прибитые к полу игрушки.

Ну а сторонники шизофренической гипотезы возразят: мол, давайте оставим в покое рукоблудие и воспитание – во всем виноваты гены, биохимия и многое такое, что и не снилось тогдашним докторам.

14 января 1766 года сорока трех лет от роду умер отец Кристиана, Фредерик V. Бабы и кабаки – они такие, они не только до цугундера способны довести, но и до фамильного склепа. Королем Дании и Норвегии, соответственно, стал Кристиан – теперь уже Кристиан VII. И решил – ну, сейчас-то я оторвусь по полной программе! Это батя был тихим безобидным алкоголиком – вон, даже перед смертью высказался так: «Большое утешение для меня в последний час, что я никого никогда преднамеренно не оскорбил и ни капли крови нет на моих руках».

Кристиан же словно решил компенсировать себе все то, что ему прилетело за детские годы. Вздрогнули придворные, вздрогнул Копенгаген – особенно те, кому не спалось и не сиделось дома долгими вечерами. Собрав компанию таких же психопатизированных юных придурков и прихватив пару верных слуг-отморозков, Боширова и Петрова конюшего Сперлинга и камердинера Кирхгофа, Кристиан шарахался по улицам города, нарываясь на драку. Ну что же, кто ищет, тот всегда найдет. Стычки гоп-компании с прохожими, отребьем с окраин и завсегдатаями кабаков происходили с завидным постоянством. И неважно, кому в очередной раз доставалось больше: его величество наслаждался самим процессом. Стража, бывало, тоже участвовала в побоище – причем далеко не всегда на стороне юного короля. В одной из таких стычек со стражей Кристиан обзавелся знатным трофеем – дубинкой с железными то ли шипами, то ли зубьями – и так она ему пришлась по душе, что стала неизменной спутницей во время вечерних, так сказать, моционов. «Настоящий викинг! – восхищались поначалу подданные. – Даже местами берсерк!» Мачеха же лишь с интересом следила за событиями: дескать, безумству храбрых – гранит в рассрочку, венки со скидкой, оградку даром. Глядишь, и убьется пасынок.



Однако драки драками, а короля надо было женить. А то ведь и в самом деле помрет, не испытав любви… простите, не оставив наследника. Сосватали ему двоюродную сестру, Каролину Матильду Великобританскую. Было девочке на момент свадьбы пятнадцать лет. В теории, все должно было происходить чинно и размеренно, с конфетно-букетным периодом после помолвки года этак на три, но смерть Фредерика V спутала карты, и жениться пришлось галопом.

Кристиан чуть ли не прямым текстом заявил, что эта свадьба нужна ему не более, чем зайцу стоп-сигнал. Вернее, прямым: «Я не могу любить Каролину Матильду, так как неудобно любить свою жену». Но надо – значит, надо, и его шалопутное величество даже выкроил в расписании своих гулянок время, чтобы поработать над зачатием наследника. Ну а сделав дело, снова загулял смело.

Что поменялось для страны со сменой королей? Да не так уж и много: как предшественник в серьезные дела управления не совался, так не особо сунулся и преемник. Ну назначил однажды рядового слугу камергером – бывает. Ну объявил советником своего любимого пса – да чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось. Коня в сенат уже вводили, и ничего, а тут пес – мелочь же, право слово!

Но вернемся к гулянкам его величества. Теперь в этих увеселительно-деструктивных мероприятиях Кристиана неизменно сопровождали двое: дворянин, кутила и копенгагенский озорной гуляка Конрад Хольке, а также большая (в том числе своими статями) и грязная любовь его величества, смуглянка-куртизанка Анна Катрин Бентхаген, она же Катрин-Башмачница (или Катрин-Сапожница, это как перевести). Гуляли, как обычно, с размахом. Госсовет морщился, но закрывал глаза: пусть король лучше там спускает пар, чем во дворце. А то снова начнет за слугами гоняться со шпагой. Или обнажаться и мастурбировать прямо во время заседания совета. Или тарелками на торжественном обеде швыряться. Опять же, лучше уж пусть будет реальная любовница, во плоти, а не эта его великанша, практически троллиха де ла Рока, о которой он во дворце всем рассказал, да вот незадача – никто ее в глаза не видывал. Король вообще частенько слышит то, чего не слышат окружающие, беседует и спорит с невидимками, а уж как навоображает себе – упаси вас бог стать его очередным слушателем, коему он решит поведать свои страшные тайны про пытки, оргии, расчленение и вспарывание животов – и секс до, после и во время. И ведь придется слушать. И это еще не худший вариант: вон, кого-то из слуг он и вовсе заставляет себя бить, хлестать плетью, жечь углями из жаровни, колоть и резать всяким колюще-режущим, уверяя, что тем самым укрепляет тело и дух, готовится даже книгу написать, «Как закалялась сталь»… впрочем, забудьте про книгу.