Но понемногу до родителей и замковой челяди стало доходить, что прицессина чистоплотность – это не просто взять и поделить принцессину чисто массу на принцессин чисто объем. И что эти вот истерики по поводу пылинок-соринок-пятнышек – это как-то слишком. А тут она еще и по замку стала странно ходить: все бочком да мелкими шажочками. То ли не на все паркетины старалась наступать, то ли еще по какой причине, но странно все это было. В некоторые комнаты принцесса так и вовсе старалась не заглядывать – причем вплоть до тех же самых истерик.
Появилась у нее и еще одна идефикс. Уж откуда – бог весть; то ли от дуры-няньки, что рассказала на ночь страшилку, пытаясь уложить непоседу в кровать, то ли кто из ровесниц брякнул, не подумав, – сейчас уже особо и не допытаешься. А только вбила принцесса Александра в свою прелестную головку, будто в животе у нее – хрустальный рояль. Еще с детства. То ли проглотила, то ли ветром надуло – главное, что он там, в животе. И с тех пор несла себя бережно, чтобы не расколошматить – осколки хрусталя, они, сами понимаете, в нутре могут больших бед наделать. Да и жалко: вещь-то поди красивая. Принцесса даже от верховой прогулки стала отказываться все чаще: лошадям-то про рояль не объяснишь. Девушку три года лечили в знаменитой своими светилами германской психиатрии лечебнице Илленау – но без особого толку.
В общем, понемногу перевелись женихи. Видимо, что-то такое прослышали. Правда, Александра и без них нашла себе занятие: стала книги писать. В 1852 году вышла первая из них – «Рождественская роза». В 1856-м – «Полевые цветы». В 1858 году – «Фантазия и жизнь» – сборник переводов с английского и французского. В 1862 году она делает перевод романов французской писательницы Эжени Фоа. Потом будут еще переводы, обустройство детского театра, строительство приюта и столовой для бездомных – этим занятиям ее зацикленность на чистоте и так и не рассосавшийся рояль в животе не особо мешали. Прожила принцесса Александра Амалия сорок девять лет и после смерти была похоронена в родовом склепе Виттельсбахов в Мюнхене. Кстати, приходилась она тетушкой Сказочному Королю, Людвигу II Баварскому, которого тоже считали (и даже вполне официально) малость того… но о том будет другой рассказ.
Шарлотта Бельгийская: сумасшествие долгой жизни не помеха
Однажды (если бы дело происходило где-нибудь в Корее, рассказчик обязательно ввернул бы фразу «когда тигры еще курили»), а именно 7 июня 1840 года в Лакенском дворце, что в Брюсселе, ее величество королева бельгийцев, Луиза Мария Тереза Шарлотта Изабелла Орлеанская, были весьма заняты. Рожали оне. Супруг, Леопольд I, был взволнован и рад: еще один ребенок. Слегка (ну вот совсем чуть-чуть) разочарован, что родился не сын, ибо два уже имеющихся в наличии – это неплохо, но маловато будет для Саксен-Кобург-Готской династии – но рад, да.
Назвали девочку так же незатейливо, как и маму: Мария Шарлотта Амелия Августина Виктория Клементина Леопольдина. Ну а чтобы не ломать язык – просто Шарлоттой, в честь первой жены Леопольда I, принцессы Шарлотты Уэльской, умершей родами: уж очень тосковал он по ней, а вторая супруга, Луиза, была достаточно мудра, чтобы не попрекать мужа ни старыми воспоминаниями, ни новыми любовницами. Впрочем, разочарование отца было мимолетным: дочь росла такой очаровашкой, что не любить эту мелочь было просто невозможно. Девочке было десять лет, когда умерла мама: туберкулез и в наши дни не очень-то охотно поддается лечению, а по тем временам это был практически смертный приговор, и речь шла лишь об отсрочке исполнения. Считают, что именно после этой утраты девочка замкнулась в себе и практически потеряла былую полноту эмоций, но, скорее всего, так совпало, что первые звоночки от будущей болезни прозвучали в тот момент. Венценосный папа же от воспитания и вовсе устранился (что в целом не было редкостью по тем временам – скорее, трендом), поручив дочь заботам и вниманию французской графини. И наказав, чтобы учили девочку надлежащим образом.
Ее и учили. Да и сама она впитывала знания, как губка. Плутарх как любимый автор в тринадцать лет – как вам? А ведь не Плутархом единым полнились знания в милой головке. Да не просто милой – подрастала настоящая красавица. Которая, к тому же, красоту свою прекрасно осознавала. К шестнадцати годам зашевелились женихи (вернее, засуетились их родители): сватался принц Георг Саксонский (этого отбрил на подлете папа), поигрывал бровками король Португалии Педру V (тут уже, посовещавшись с воспитательницей-графиней, свое «фи» высказала Шарлотта: мало ли в ихней Португалии Педров, а на всю Бельгию она такая одна!) – но все мимо. А вот встреча с троюродным братишкой Максимилианом таки заставила девичье сердце биться чаще. То ли флюиды какие, то ли имя у парня оказалось подходящим (вы только вслушайтесь: Фердинанд Максимилиан Иосиф Мария Габсбург-Лотаринген!), но Шарлотта заявила: вот он, мой избранник! И что бы он там себе ни напридумывал, но если я так решила – он будет счастлив. Со мной. Молодой эрцгерцог Австрийский был неглуп, поэтому не стал противиться непреодолимой силе, и в самом конце декабря 1856 года состоялась помолвка. На торжественном фото у Максимилиана слегка ошалевший вид? Это он от счастья. И немножечко от мощного интеллекта невесты, который его уже начинал подавлять, а временами уже и подбешивать. Ну и еще, несмотря на искреннюю симпатию к Шарлотте, он все никак не мог забыть свою первую любовь, Марию Амелию Бразильскую (вернее, донну Марию Амелию Августу Евгению Жозефину Луизу Теоделинду Элою Франсишку Шавьер де Паулу Габриэлу Рафаэлу Гонзага, теперь вы понимаете, что магия длинных имен тоже имела место), которая умерла от – вот же совпадение – туберкулеза, не дожив до помолвки, к которой когда-то дело шло. Однако Шарлотта оказалась девушкой понимающей: ревновать надо не к мертвым, а к живым, а среди последних никого с суицидальными тенденциями на горизонте не наблюдается.
Свадьбу сыграли в июле 1857 года – гудел весь королевский дворец Брюсселя и сам Брюссель за компанию – а уже через пару месяцев Максимилиану предстояло ехать на новое место работы. Сама работа – брат, по совместительству император Австрии Франц Иосиф I, предложил должность вице-короля Королевства Ломбардия-Венеция – была не особо пыльной, но удаленки не предполагала, поэтому пришлось паковать чемоданы.
Обустроились в Милане, но Шарлотте глянулся островок Локрум, который она и прикупила вместе с руинами монастыря: мол, будет хорошая дача – огурчики там, помидорчики, все такое. Правда, вскоре Максимилиана попросили с должности: то ли реформы он затеял дюже либеральные, то ли Австрия уступила Ломбардию Сардинии, а только оба обстоятельства оказались несовместимы с карьерой. Пришлось съезжать – но в довольно милое местечко, замок Мирамар, что близ итальянского Триеста.
Там супруги и жили, предаваясь дольче фар ниенте (ну или делая вид, что предаются), пока в марте 1863 года не нагрянули гости из-за океана. Стал их Максимилиан расспрашивать – ладно ль за морем иль худо, и какое в свете чудо? Ну мексиканцы (а это были именно они) его и озадачили: дескать, челом тебе бьем, боярин, прими страну под свое чуткое руководство! Там, под небом чужим, мексиканской лазурью… в общем, только тебя и ждут, твое будущее мексиканское императорское величество! Аж есть-пить не могут, как ждут! Тортилья в рот не лезет, текила греется – выручай, отец родной! Максимилиан долго в сомнениях пребывал: дескать, ну не может все быть настолько радужным, как ему тут в уши льют; чуйка вопит, что прикупит он на мизере туза. Но Шарлотта сказала: корону надо брать, однозначно. Дайте две. У тебя вон брат императором работает, а ты чего тут сидишь, как бедный родственник? Волшебного инициирующего пенделя ждешь? Могу организовать, причем легко. Вздохнул Максимилиан, да и принял – пока еще неофициально – мексиканскую императорскую корону. Ну и жене вторую выдал, будь, говорит, императрицей-консортом, только чур больше не щипаться.
И снова собрали они чемоданы да сундуки и отправились до города Мехико. Кстати, не только Шарлотта уламывала Максимилиана корону мексиканскую к рукам прибрать. Шарль Луи Наполеон Бонапарт, он же Наполеон III, племянник Того Самого, тоже уговаривал Максимилиана: дескать, ты сам посмотри – какая бедная одинокая корона, да как плохо лежит, да если что, заграница вам поможет!
В Мехико супруги прибыли 12 июня 1864 года. И поняли, что нечистоплотным туроператорам с их завлекательными буклетиками нужно было рубить головы еще там, в Старом Свете. Да кто же знал? Ах, климат! Ах, просторы! Ах, милые простые пеоны! А у пеонов, как в том экспромте на пишущей машинке, – «жизнь плоха: там корова, что блоха, и повсюду запах мерзкий, даже замок королевский, все равно что наш сортир…»[18].
Ну не прямо-таки сортир, но по-хорошему им бы обоим не этикет по пути в Мексику выдумывать, а расстрельные списки составлять да планы срочного спасения страны. Но кто же знал, что все так запущено! Но делать нечего, поселились Максимилиан с Шарлоттой в Чапультепекском дворце (которому предстоял ну очень капитальный ремонт) и стали вникать, во что же это они вляпались. А вляпались, надо сказать, знатно: императора поддерживали только консерваторы; зато республиканцы и соседние Северо-Американские Соединенные штаты, которым сильный (в вероятной перспективе), да еще и коронованный (уже по факту) сосед под боком вот нафиг не приснился, были сильно против. Ну а бунты учинять да конституционные порядки шатать местному населению было уже привычно. Особенно если тебе дают в руки винтовку и разрешают не ковыряться в земле на солнцепеке. Чем и воспользовался противник Максимилиана, Бенито Хуарес (его еще в 50-х выдвинули местным президентом, отчего консерваторам и понадобился так срочно император). Усложнило ситуацию и то, что заграница передумала помогать: Наполеон III решил, что Мексика – это чемодан без ручки, так что перед Максимилианом, конечно, немного неловко, но пусть он там как-нибудь сам разруливает.