У здоровых людей псевдогаллюцинации всего чаще бывают перед засыпанием, именно в то время, промежуточное между сном и бодрствованием, когда, прекратив активно-преапперцептивную работу логического мышления, человек предается пассивному восприятию спонтанно возникающих субъективных образов. Обыкновенно относят (Моро, Мори, Морель и друг.) все гипнагогические явления к галлюцинациям, но это неверно. Большая часть зрительных образов гипнагогического состояния у здоровых людей, в особенности же наиболее сложные (спонтанные) картины воспоминания и фантазии суть не настоящие галлюцинации, а именно псевдогаллюцинации в моем смысле. В этом я убедился не только из сообщений г. Долинина, но и непосредственно, так как я постоянно имею возможность наблюдать эти субъективные явления, в достаточно резкой форме, на самом себе. Всегда это суть образы воспоминания и фантазии, не имеющие характера объективности и никоим образом не комбинируемые с темным полем зрения закрытых глаз; от обыкновенных образов воспоминания и фантазии они отличаются только своей спонтанностью и, кроме того, поистине поразительной чувственной законченностью и живостью. Правда, в том случае, когда зрительный аппарат, вследствие утомительной работы, после продолжительного воздействия резкого света или просто от болезни, находится в состоянии раздражения, между псевдогаллюцинаторными образами являются иногда световые метеоры и пестрые фигуры с характером объективности, локализирующиеся в темном поле зрения; однако у здоровых людей эти случайные галлюцинаторные явления всегда остаются относительно элементарными (светящиеся огоньки, крестики и точки, проскакивающие молнии, разноцветные фигурки, подобные калейдоскопическим, иногда простые мелкие зрительные объекты, если таковые долго представлялись зрению в течение дня, например, мелкие чертежи, узоры и т. п.). Сюда, т. е. к настоящим галлюцинациям зрения, относятся самонаблюдения Генле и Г. Мейера, которые после утомительной работы с микроскопом неоднократно видели в темном поле зрения закрытых глаз те микроскопические препараты, которыми им приходилось заниматься в течение дня. Подобного же рода явления, чисто галлюцинаторного свойства, были наблюдаемы И. Мюллером и Фехнером. Гаген также имел возможность наблюдать у себя при засыпании настоящие галлюцинации зрения, но подобно тому, как у г. Долинина и у меня, эти галлюцинации были довольно элементарными: светящиеся волны, голубые или грязно-зеленые пятна, нити бус или четки, цветные полосы и звезды, насекомые и т. п.
От этих галлюцинаторных образов, пишет далее Гаген, явственно различались как по интенсивности, так и по способу происхождения, образы представления, казавшиеся удаленными от глаз на большее расстояния и представлявшиеся с необычайною живостью и пластической точностью. Эти последние субъективные образы, тоже возникавшие спонтанно, не были, как видно из описания самого Гагена, обыкновенными образами воспоминания и фантазии, но были именно тем, что я называю настоящими псевдогаллюцинациями зрения.
Таким образом, далеко не все чувственные гипнагогические явления суть действительно галлюцинации. Собственно к псевдогаллюцинациям я отношу большую часть живочувственных фантастических картин, являющихся у многих здоровых людей перед засыпанием или вообще в состоянии, среднем между сном и бодрствованием (грезы наяву). Это уже не отдельные фигуры в объективном поле зрения (как при гипнагогических галлюцинациях), но целые сложные картины, занимающие все субъективное зрительное поле. Эти картины, как я убедился частью по собственному опыту, частью из сообщений Долинина и описаний А. Мори, иногда достигают до высокой степени художественной законченности, представляя, например, живописные ландшафты, виды городов и т. п. панорамы («панорамические псевдогаллюцинации»). Что это не действительные галлюцинации, видно из следующего: будучи лишены характера объективности, они никогда не обманывают восприемлющего сознания. Не то бывает при соответствующих галлюцинациях, при ragle пустыней, при панорамических галлюцинациях субъектов душевнобольных или гипнотизированных, где человек считает себя перенесенным в другую местность, так что фантастические картины здесь совершенно заменяют собой для восприемлющего сознания ту реальную обстановку, в которой находится галлюцинирующий субъект. Если в число гипнагогических панорам, видимых некоторыми здоровыми людьми, замешаются настоящие галлюцинации[65], то человек или будет принужден принять фантазму за действительность, совершенно упустив из своего сознания окружающую реальную обстановку, или же, по крайней мере, поразится ужасом, непосредственно почувствовав, насколько при галлюцинировании продукт субъективной деятельности мозга тождественен с действительностью. В самом деле, нетрудно понять, что галлюцинация, если она обманывает не только чувство, но и сознание, равнозначаща действительности; галлюцинация же, обманывающая только чувство, т. е. принимаемая сознанием именно за обман, в первые моменты действует как на людей здоровых, так и на психически больных страшно потрясающим образом, и при том совершенно независимо от своего содержания, одним лишь фактом своего появления: получив такого рода беспредметное восприятие, сознающий свое положение человек чувствует себя сразу очутившимся на краю пропасти, так как единственные посредники между мыслящим Я и реальным миром, внешние чувства, оказываются в данном случае коварными обманщиками, приводящими Я к невозможности непосредственно положить предел между действительностью и мечтой. Будучи лишены характера объективности, гипнагогические псевдогаллюцинации никогда не бывают смешиваемы с действительностью, а потому их появление никогда не действует потрясающе, как бы ни были они неприятными по содержанию своему.
Субъективными чувственными явлениями, предшествующими сну и сопровождающими его наступление, много занимался Альфред Мори, имевший возможность изучить эти явления на самом себе. Я охотно допускаю, что часть тех субъективных явлений, которые описаны этим ученым, принадлежат к действительным галлюцинациям; имея весьма невропатическую натуру и постоянно находясь в состоянии, пограничном между здоровьем и резко выраженной болезнью, этот автор, очевидно, в высокой степени предрасположен к обманам чувств. Тем не менее я убежден, что многое из того, что он называет галлюцинациями, в сущности, принадлежит или к псевдогаллюцинациям, или к сновидениям. Так, многие из его наблюдений относятся уже не к состоянию, предшествующему засыпанию, а скорее к первым моментам уже наступившего сна, так как в том состоянии, которое автор называет «assoupissement», восприятие впечатлений из внешнего мира или прерывается, или совершается крайне отрывочно и смутно. При прекращении же отчетливых восприятий из внешнего мира, т. е. при наступлении сна, как те субъективные чувственные образы, которые перед засыпаниям были псевдогаллюцинациями, так и обыкновенные (не псевдогаллюцинаторные) образы воспоминания и фантазии прямо превращаются в сновидения. С другой стороны, для меня несомненно также, что некоторые из наблюдений Мори принадлежат к чистым псевдогаллюцинациям. Так, этот автор сам выражается о своих гипнагогических зрительных образах так: «Надо заметить, что фантастические образы, рисующиеся перед глазами (закрытыми), не представляют вполне характера действительных предметов: глаз легко различает призрачность этих образов». В параллель этому, гипнагогические слуховые восприятия у Мори тоже были большей частью не настоящими галлюцинациями, но лишь псевдогаллюцинациями. Это видно из тех слов Мори, где он говорит, что хотя он слышал при этом «весьма ясно, однако далеко не с той отчетливостью, а главное, не с той внешней объективностью (exteriorite), как если бы он слышал голос действительный». Как он сам выражается в других местах, он слышал лишь своим «душевным» или «внутренним ухом».
Если у здоровых людей в состоянии, переходном между сном и бодрствованием, несравненно чаще бывают псевдогаллюцинации (по преимуществу зрительные), чем настоящие галлюцинации, то нельзя не согласиться, что у людей душевнобольных настоящие галлюцинации в состоянии, переходном между бодрствованием и сном, – явление весьма частое. Вероятно, всякий психиатр имел возможность убедиться в истине положения, высказанного еще 40 лет тому назад Бэлларже, что «переход от бодрствования ко сну, равно как и от сна к бодрствованию оказывает положительное влияние на произведение галлюцинаций как у субъектов, предрасположенных к помешательству, так и в продромальном периоде, при начале и при дальнейшем течении душевных болезней».
Однако и Бэлларже, подобно Мори, приводит между примерами настоящих галлюцинаций и такие фантазмы, которые или принадлежат собственно к сновидениям (будучи испытаны в состоянии дремоты или полусна) или же должны быть отнесены к псевдогаллюцинациям. Укажу лишь на два случая. В одном из них (по-видимому, paranoia hallucinatoria subacuta) девушка в состоянии полусна не только видит дьявола, но и чувствует себя уносимой им за ноги на воздух и переносимой в разные места (observ. XVII); при этом сама больная не может дать себе отчета – спит она в это время или нет. В другом случае, по-видимому, paranoia hallucinatoria chronica (observ. XVI) больной в течение дня имел постоянные галлюцинации слуха, а перед сном, при усиленном галлюцинировании слухом, начинал видеть различные вещи – площади, улицы, памятники, церкви, внутренность домов, обнаженных людей и проч.; сам больной не мог лучше охарактеризовать им испытываемое, как сравнив это с «живописным театром Пьерро», и называл это «les suscitations», так как был убежден, что люди, чтобы побудить его к действиям в известном направлении, нарочно показывают ему те или другие предметы. Последний пример совершенно подобен наблюдениям, приводимым мной (Пер., Дол., Лашк.), где дело идет несомненно о псевдогаллюцинациях, а не о настоящих галлюцинациях. Главной же своей массой наблюдения Белларжэ