Так вот, любая попытка Ольги взбрыкнуть и сказать хоть слово поперек заканчивалась тем, что маман хватала непокорное дите в охапку и мелкой рысью скакала в дурдом – дескать, у малютки обострение, срочно ее спасайте. Получив обоснованный отказ, она громко рыдала, оглашала список смертных прегрешений, в кои впал их участковый психиатр, и предпринимала слезный ход по инстанциям. В основном, что радовало, без репрессивных оргвыводов.
Вот и этот визит исключением не стал: дите попыталось возмутиться, за что было схвачено и притыгдымкано к психиатру. С наказом госпитализировать, лишить дееспособности и отдать матери под опеку, уже официальную. А она тем временем съездит на юга, отдохнет от забот праведных. Пришлось провести долгую разъяснительную беседу о том, что недееспособность – это не медаль за материнские заслуги перед отечественной психиатрией, и что такими методами и эмоциями можно выплакать эту самую недееспособность разве что себе самой, и то не сразу. Ну и о вреде гиперопеки тоже, но по опыту всех прошлых лет общения с ней было ясно, что она благополучно не расслышала первую половину и тут же вытеснила из сознания вторую. А вот госпитализировать Ольгу я согласился и, пока мама ходила в буфет покупать дочери на дорожку целебный сок и жутко вредный беляш, подмигнул пациентке, пояснив, что отправляю ее не в закрытое отделение, а практически на курорт, в отделение неврозов: голосов у нее нет, в общее отделение класть не с чем, а вот легкая депрессия, как реакция на маму, наверняка имеется. А отделение неврозов – это ж красота: свободный выход за пределы больницы, тишина в палатах, а главное – среди пациентов есть парни. Мужики они, правда, не особо работящие, зато обходительные и с девайсом. И никакой мамы рядом целый месяц!
Вася
Необходимость выбирать, будучи впервые осознана еще в нежном возрасте, не отпускает человека всю его жизнь. Наделать в памперс сейчас или дождаться, когда поменяют? Выгнать кошку из-под кровати петардой или дымовушкой из неваляшки[21]? Продолжить посиделки пивком или сгонять за водочкой? Презерватив надеть или пронесет. В прокуратуру или в ЗАГС? Какая деменция предпочтительней – сенильная или алкогольная?
Утверждать, что Василий (пусть его будут звать так) был дружен с алкоголем, – все равно что заявлять, будто губернатор имеет некоторые бонусы из областного бюджета, помимо официальной зарплаты. С закрытыми глазами, только лишь по послевкусию и надежности поражающего действия выхлопа на пролетающих насекомых он мог сказать, какой завод выпускал фанфурик с перцовкой, какова дата выпуска антисептической жидкости и в каком из гаражей бодяжили настойку боярышника (она же коньяк медицинский, расфасовка в пузырьках и пакетиках по 100 миллилитров, но последние – стопудовая паленка).
Белая горячка посещала его раз пять или шесть, но потом заявила, что она женщина гордая, свободная, а визиты к Васе становятся подозрительно регулярными и скоро начнут смахивать на семейную жизнь, с постирушками и колотушками, что категорически претит ее натуре. И ушла. Вася было обрадовался: все, никаких рогатеньких и зелененьких, никаких пожаров, цунами и стрельб в отдельно взятой квартире, уж теперь-то он оторвется!
Отрывался долго, проявляя недюжинную смекалку в добывании средств на калдыр-вояж по местным аптекам и чудеса выносливости печени, которая стойко утилизировала упорно стремящиеся к летальным дозы спирта. Белая горячка оказалась дамой слова – так и не пришла. Зато под сводом черепа, перманентно гудящего от стремительно падающей концентрации алкоголя в крови, поселились два голоса.
Вначале Вася принял их за свои мысли, озвученные слишком ярко, и попытался напрячь пару извилин, чтобы это безобразие прекратить.
– Я те напрягу, гигант, блин, мысли! Напряжометр крякнет! – тут же пригрозил один из них, которого Вася окрестил Злюкой.
– Нет-нет, Вася, напрягай, дорогой, никак нельзя мозгу без напряжения, он от этого мягчеет! – возразил второй, Добряк.
«Етиловый спирт, вот же ж я попал…» – подумал Вася.
– Пьянь подзаборная обыкновенная, – резюмировал Злюка. – Работы нет, жены нет и, судя по отсутствию утренних поползновений воспрять хоть чем-то, – не предвидится. Вася, ты жалкая, никчемная личность! Догадайся, откуда цитата.
– «Золотой теленок»? – робко предположил Вася.
– Ай, молодец, ай, красава! – возликовал Добряк. – Надо бы по этому поводу грамм по семьдесят пять…
«А это мысль…» – начал было Вася.
– Суицидальная по своей сути! – отрезал Злюка. – Хватит дразнить труповозку, они и так уже твой адресок на лобовом стекле держат, все не дождутся случая!
«Да ну!» – усомнился Вася.
– Ну да! – уверенно подтвердил Злюка. – Ты просто уже забыл, потому как от мозгов остались одни вдавления на черепе.
– Да ладно, не слушай его, Вася! Ты просто не злопамятный, вот и не помнишь плохого, правда?
– Да-да, и про диплом инженера тоже. А ведь учился! Учился. А теорему Коши помнишь? Можешь не доказывать, хотя бы черкни!
«Не-е, я только это помню… Архимеда… про тело, впернутое в воду, во!» – обрадовался Вася.
– Вася, я твой навеки! – возликовал Добряк. – За это надо выпить!
– Вася, не сметь!
– Вася, кого ты слушаешь – это мизантропическое чмо или всего такого филантропического меня?
– Вася, фу!
– Вася, он тебя за человека не считает!
– Вы оба, ша!
– Вася, он нас не уважает!
Вася сдался через месяц. Он пришел на прием нетвердой походкой, но в чистой рубашке и больших солнцезащитных очках – из тех, что так любят надевать за рулем юные барышни – по одному о… э-э-э… одной линзе на каждое полушарие, – и попросил о помощи. Правда, просьба пациента звучала несколько необычно:
– Доктор, только все голоса убирать не надо, пожалуйста!
– Оставить Добряка, я правильно понял?
– Нет, Злюку.
– ???
– ЕСЛИ ОН УЙДЕТ, Я СОПЬЮСЬ!!!
Окружают!
Даже у психически здоровых людей отношения с соседями зачастую складываются непростые. Что уж говорить про наших пациентов: зловредные соседи воздействуют на них особыми лучами, травят газом, колдуют, строят заговоры – спокойно сосуществовать нет никакой возможности. И ладно если злодей один…
Алексею Петровичу (пусть его зовут так) в соседи достались милиционер (этажом выше) и врач (этажом ниже). Несколько лет они ничем своего дурного к нему отношения не выдавали, напротив – даже здоровались и улыбались при встрече. Не иначе усыпляли бдительность. Провести этот трюк мог кого угодно, но только не его, человека старой закалки. Вон Михаил Сергеич однажды бдительность уже потерял. А следом Советский Союз и кресло президента. Поэтому, выйдя на пенсию, Алексей Петрович все освободившееся время посвятил сканированию окружающего пространства на предмет латентных недоброжелателей и мимикрировавших врагов. Ведь не может у хорошего человека таковых не быть.
Соседи с момента его выхода на пенсию продержались три года. Не выдавали себя ни словом, ни делом. Что само по себе было еще подозрительнее. А однажды вечером до Алексея Петровича донесся резкий неприятный запах. В принципе, так мог пахнуть обычный жареный лук, но были в этом запахе очень подозрительные нотки. Луковая шелуха – вот оно что. И что-то химическое… а! Соляная кислота! Точно! Теперь все сомнения отпали: соседка снизу сбросила маску доброжелательности и перешла в газовую атаку. Ох, и сердце что-то прихватило – явно действие отравляющего газа… Вот что значит медик: все со знанием дела, и так, что комар носа не подточит.
Сосед сверху присоединился к «веселью» неделей позже. В туалете и ванной таинственным образом стали появляться какие-то странные крошки и пылинки. Не иначе как из вентиляции. Явно со злым умыслом. Вначале Алексей Петрович не мог понять, в чем конкретно умысел заключался (в том, что он имел место, сомнений не было!), но слабеющая потенция и затрудненное мочеиспускание дали ответ: сосед сверху решил нанести удар по самому заветному.
В СЭС пробы воздуха, закатанные в банки, а также образцы пыли и крошек, собранные в пакетики, принимать отказались. Сговор – догадался Алексей Петрович. К его чести сказать, он не опустился до ответных мелких пакостей. Он сходил к соседям и попытался добрым словом разбудить в них совесть. Домой вернулся огорченный и с пополнившимся словарным запасом. Нет, какова наглость – заявлять, что ему надо к психиатру!
А через месяц сосед сверху предпринял массированную химическую атаку, умело замаскировав ее под потоп. Только сверху лилась не просто вода – туда явно добавили кислоту (облезла краска в ванной) и мышьяк (нездоровилось потом неделю). Возможно, еще что-то радиоактивное (с потенцией было нехорошо, но точно удостовериться не на ком). Материальный ущерб, конечно, возместили, но проводить спектральный анализ образцов снова отказались. И ничего странного: сговор, масштабный сговор. Еще сантехники, сволочи, бинокль сперли, как теперь двор просматривать? Раньше глянул – и сразу видно, кто чем занимается, кто чего замышляет. Даже временами слышно, кто чего говорит. Говорят, правда, в основном гадости и в основном про него, но хоть врага в лицо знаешь. Хорошо, противогаз не нашли.
Сердце стало побаливать чаще – не иначе соседка снизу опять химичила – и Алексей Петрович пошел на прием к терапевту. Вернувшись домой, тут же засел за письмо в прокуратуру. Это ж надо! Мало того что доктор не может отличить отравление кислотой и луковой шелухой от возрастных изменений коронарных сосудов, так еще и усомнился в здравом уме пациента. К психиатру? Алексей Петрович прекрасно помнил, кто его туда уже пытался послать! Дальше терпеть решительно невозможно. В этом городе сговорились все! Ну ничего, где надо – разберутся. Эх, то-то тюрьмы переполнятся!
Что удивительно, на прием к психиатру он все же пришел. Собрав все свое мужество и подготовившись к самому худшему. Почему? Дело в том, что и прокуратура, и уролог (враги врагами, а о себе позабот