Теперь надо было идти только ва-банк. Второй любил поиграть в джокер или апэндаун и знал, что даже при не самом удачном карточном раскладе правильный расчет позволял рисковать по-крупному для достижения победы. Второй взглянул на часы – время обеда Первого в престижном ресторане еще не прошло, и этим можно было воспользоваться. Второй быстро собрался, заперев в сейфе, вмонтированном в ничем не приметный шкаф, оружие и все профессиональные технические средства, которыми пользовался. Взгляд его остановился на компьютере. Долю секунды человек смотрел на умную машину, а затем стал быстро ее разбирать. Добравшись до диска, человек аккуратно вложил его в почтовый пакет с целлофановой прокладкой, которые используют для пересылки хрупких или легко ломающихся предметов, и тоже поместил в сейф. Осмотрев комнату, Второй запер за собой дверь и, выскочив через запасный выход студенческого корпуса, от которой у него был специально подобранный ключ, пересек двор, перескочил через забор и вскоре уже был на одной из небольших улочек. Свернув к дешевой стоянке автомобилей, он сел в заждавшийся своего хозяина «пежо» и с визгом покрышек сорвался с места.
Машина ловко лавировала по улицам и автострадам. Второй постоянно поглядывал на часы, прикидывая, сколько времени у него осталось. Азарт захватил его, а внутренняя убежденность в правильности действий подгоняла вперед. Только на минуту «пежо» притормозил около обычного дома, к подъезду которого у Второго также нашелся ключ. Он заскочил в подъезд, опустил в один из почтовых ящиков плотный конверт с двумя ключами: от номера в студенческом корпусе и от сейфа. Затем покинул подъезд, прыгнул в машину и умчался в сторону ресторана, где через четверть часа, если все будет как обычно, завершится изысканный и неспешный обед.
Второй вошел в зал ресторана, когда обед уже подходил к концу. Он сразу увидел людей Первого, но сейчас ему нужно было именно это. Второй знал, что без приказа ни один из сотрудников Первого не пошевелит и пальцем. Они будут только внимательно наблюдать за своим объектом, но никаких действий не предпримут. Второй неторопливо прошел по залу, выбрав для себя столик в дальнем углу около окна, не торопясь, положил на край столика бумажник, снял пиджак и повесил его на спинку стула. Затем, как бы случайно, смахнул бумажник на пол и нагнулся поднимать его так, чтобы сотрудники Первого могли обозревать его «объект воспитания». Теперь демонстрация безоружности была завершена, и Второй заказал апельсиновый сок и чашечку кофе.
Двое сотрудников Первого остались наблюдать за Вторым, а один исчез, чтобы срочно передать информацию своему патрону. Первый выслушал сотрудника и понял, что визит его опасного оппонента, да еще без оружия, явно свидетельствует о приглашении к разговору. А на разговор можно приглашать человека только тогда, когда есть что сказать собеседнику. А значит, стоило выйти на такой разговор. Первый отодвинул недо еденное блюдо, встал из-за стола и вышел в большой зал. Осмотревшись, он увидел Второго, который сидел за столиком и наслаждался прохладным соком и вкусом прекрасно сваренного кофе. Первый приблизился к столику, когда Второй привстал и гостеприимным жестом старого приятеля пригласил Первого к себе за столик.
Два человека, которые должны были искать друг друга для того, чтобы кто-то смог уничтожить кого-то, мирно сидели за столиком, и со стороны могло показаться, что встретились два приятеля или просто два сотрудника солидной фирмы зашли перекусить во время перерыва, а возможно, это бизнесмены ведут предварительные переговоры перед заключением контракта и реализацией сделки. Но беседа этих двоих значила много, и не только для них.
В какой-то момент Первый засомневался в информированности Второго, и возникшая пауза могла изменить дальнейший ход беседы, а значит, и событий. Второй подозвал официанта и попросил пригласить шеф-повара. Озадаченный официант вопросительно посмотрел на посетителя, пытаясь припомнить, что могло вызвать недовольство в обслуживании и приглашение шеф-повара, но молодой посетитель, дружески улыбнувшись, объяснил, что хочет заказать фирменное блюдо для себя и для своего знакомого лично у шеф-повара. Поняв, что имеет дело с истинным ценителем фирменной кухни их ресторана, обрадованный официант бросился за главным кулинарным чародеем.
Первый внимательно наблюдал за своим собеседником и ждал развязки. Сейчас Второй полностью находился в его власти, и Первый все еще оценивал весомость аргументов, изложенных всего минуту назад. Что должно произойти с приходом шеф-повара, о связи с которым Первого знал лишь крайне ограниченный круг людей?
Когда шеф-повар приблизился к столику, Второй попросил его подать на столик фирменный кофе с десертом, с фирменным фламандским десертом, повторил посетитель, сделав ударение на слове фламандский. Сначала шеф-повар оторопело уставился на молодого человека, затем перевел взгляд на второго посетителя. Прочитав в его взгляде согласие, он, опустив плечи и пошатываясь, удалился на кухню.
Теперь Первый понял, что информация, предоставленная Вторым, имеет серьезную основу. Еще несколько вопросов окончательно развеяли сомнения, и, когда шеф-повар принес настоящий шедевр кулинарного искусства в изящных широких вазочках, оба посетителя с огромным удовольствием приступили к дегустации…
Через два месяца шеф-повара выписали из клиники, где он восстанавливался после перенесенного инфаркта. Потрясение, которое он испытал в зале ресторана в тот памятный день, не прошло незамеченным, и на сердце у него появился рубец, напоминающий о разоблачении тайны, так долго и тщательно скрываемой от лучей правды. Но именно эта тайна оказалась решающей для сохранения двух жизней. Зато ее повторное открытие стоило жизни человеку, который отправил тех двоих в Париж для решения своих вопросов, пренебрегая интересами дела и моралью. Люди всегда остаются людьми со своими слабостями и интригами, преследующими более или менее важные цели. Но жизнь или тот, кто иногда подталкивает ее в спину, распорядились по-своему, и перехитривший самого себя хитрец отправился в долгий путь по всем ближним и дальним закоулкам ада, а возможно, и рая, ведь чего только не бывает на этом и том свете?
Десерт был действительно великолепен на вкус. Возможно, именно это подчеркивало то ощущение полноты жизни и свободы, которые мы начинаем ценить, только оказавшись на грани их потери, а часто и за этой гранью, когда уже бывает слишком поздно.
Молодой человек взглянул на гарсона, и тот стремглав побежал к столику, неся на маленьком серебряном подносе счет. Посетитель мельком взглянул на итоговые цифры и, оставив купюру, достоинство которой намного перекрывало величину счета, встал из-за столика и, не оглядываясь, пошел в сторону центра города, влившись в поток парижан и туристов. Гарсон, удивленный и озадаченный, подскочил к шеф-повару и показал ему оставленную этим странным посетителем купюру.
Шеф потрепал официанта по вьющимся волосам и сказал, что тот может оставить всю сумму у себя в качестве награды за отличную работу. Шеф еще несколько минут стоял и смотрел вслед ушедшему мужчине, а официанты еще долго вспоминали о необычном посетителе и столь не характерной для их строгого патрона меланхолии. Откуда им было знать то, что знали их пожилой шеф и тот странный посетитель? Но закон бизнеса гласит, что клиент всегда прав, и они могли гордиться тем, что не уронили чести своей фирмы, удовлетворив столь необычное пожелание того странного посетителя. Гарсонам было чем гордиться, так же как и другим оставшимся в живых участникам прошлых и часто мало реальных событий.
Былые сны, или Последняя командировка
Когда мне в жизни что-то непонятно,
Когда щемит под сердцем и тревога
Скользит змеей и шепчется невнятно,
Вдруг вспоминается судьбы моей дорога.
Былые годы, люди, имена, столетья,
Мысли, подлости и честь…
Как средоточие порыва в лихолетье,
Где доблесть и жестокость не расчесть.
Проходит время, словно легкий пар,
Струящийся сквозь пальцы невесомо,
И жизнью нам врученный свыше дар
Ведет по жизни, словно сам ведомый.
Проклятья, страсти, чувства и долги,
Любовь и ложь, предательство и чудо,
Уж коли можешь – просто помоги,
А не считай монеты, как Иуда.
Когда-то мир способен был решить,
Что может быть ужаснее паденья,
Прервать или оставить жизни нить,
Но смерть прошла, как будто привиденье.
И сидя в самолете у окна,
Я впитываю музыки настрой,
Наш вижу дом – ты в комнате одна,
И явь смешалась с сонной тишиной.
Потоки чувств моих, величие греха,
Любви стремление и совести порыв,
И оголенный нерв – как нить стиха,
А выстрел в спину – поминальный взрыв.
Бросает жизнь порой из края в край,
Где доверять могу я лишь себе,
Но я не обменяю ад на рай,
Ведь каждый раз из ада мчусь к тебе.
Все было в этой жизни много раз:
Предательство, и гнев, и жажда мести, —
Но в жизни есть огонь любимых глаз,
И это значит, что мы снова вместе.
ПрыжокРассказ
Информация поступила, когда Салем по своему обыкновению принимал ванну. И не просто принимал, а отправлял обряд телопогружения в соответствии со своими, немногими, впрочем, жизненными правилами. Это было священнодействие, совершаемое им с великим тщанием и наслаждением гурмана. Мягкая пена специально отобранных травяных настоев ласкала тело, и Салем, погрузившись в воду, блаженствовал настолько, насколько ему это позволял делать телефон.
Телефон Салем ненавидел всеми фибрами души и в то же время не мог без него обойтись ни минуты. Телефоны окружали его всюду. Дома они гнездились в каждой комнате. В автомобиле телефон назойливо маячил перед рычагом переключения скоростей. Переносной телефон, вмонтированный в корпус радиостанции, настигал его практически в любом месте, а пейджеру приходилось подчиняться всякий раз, когда тот начинал назойливо пищать.