Вселенной данное и человеку,
Движенье Чи, объемлющее мир…
Кисть легла на стол, тушь медленно впитывалась, запечатлев строки, которые рука начертала по велению человеческой души.
У-Пу сделал последний глоток, и сладковато-терпкая влага обволокла нёбо. На дне чашечки остались лепестки хризантем с их горьковато-терпким привкусом, напоминающим о том, что лето уже закончилось и начинается осень.
У-Пу задумчиво поигрывал маленьким невзрачным талисманом серого цвета с блестящими вкраплениями. Его тайна была известна лишь ему. Дед обернулся к внуку, и вокруг глаз старого мастера расцвел ореол добрых морщинок, а в глазах вновь зажглись искры вечной молодости, искры жизни.
Сад мой весенний,
Ветка цветущая вишни
Склонилась над камнем…
Мастер У-Цзы вошел в зал спокойно, буднично. Если бы не серьезное выражение глаз, можно было бы подумать, что пожилой человек вошел в обычную жилую комнату, а не в зал для медитации. Несколько ближних учеников ожидали наставника, заняв свои места у южной стены зала.
У-Цзы поклонился, входя в зал, и опустился на свое место напротив учеников. По команде У-Цзы все приступили к дыхательным упражнениям в положении сидя. Практически одновременно поднимались и опускались плечи этих людей, раздвигалась грудная клетка каждого, а диафрагма опускалась вниз, массируя внутренние органы и выпячивая переднюю брюшную стенку. А при выдохе мышцы брюшного пресса сокращались, диафрагма поднималась вверх, грудная клетка сжималась, а плечи опускались. Все дышали медленно, спокойно, сосредоточенно. Дыхание было тонким и свободным, размеренность его ритма способствовала сосредоточению. Различные системы дыхания сменяли друг друга. Вдруг У-Цзы хлопнул в ладоши и, подняв голову, посмотрел на одного из учеников. Тот поклонился и, прочитав отрывок из старого стихотворения, вышел на середину зала, замер лицом на восток, а затем на языке движений передал свою мысль окружающим.
Учитель и остальные ученики внимательно следили за разнообразными движениями. При этом у каждого возникал свой образ, и именно его надо было уловить, не приукрашивая и не доводя до ненужных тонкостей. Затем выходил каждый из учеников и с помощью жестов и движений передавал свои чувства и переживания. Когда последний ученик сел на свое место, все устремили свои взгляды на учителя.
У-Цзы не спеша поднялся, вышел на середину зала, поклонился своим ученикам, и его послушное тело, подчиняясь свободным мыслям, закружилось в медленном непредсказуемом танце, где каждый взгляд, жест, поворот головы передавал настроение, интонацию, чувство.
После того как У-Цзы вновь опустился на свое место, каждый из учеников взял кисть и на ученическом свитке сделал свои пометки, которые впоследствии должны помочь при возвращении к пройденному, быстрее воскресить необходимое настроение.
А тренировка продолжалась. Вновь одно за другим следовали дыхательные, специальные разогревающие и растягивающие упражнения, выполняемые вместе с дыханием. Сознание было спокойным, мысли текли свободно…
У-Цзы долго не мог заснуть. Он молча лежал, прислушиваясь к звукам ночи. Свежий ветерок приятно касался его лица и играл его сединами. Старый лекарь улыбнулся своим мыслям. Мир бесконечен, знания беспредельны, а жизнь вечна, пока существует мысль. И он является частью этой вечной бесконечности. Он, старый У-Цзы, всю жизнь восстанавливающий и развивающий законы Хуа-То, а вернее, законы Дао, поставленные на службу людям. И тот молодой лекарь У-Пу, потерявший своего учителя и наставника именно тогда, когда занавес неведения только начал приоткрываться, раскрывая истинную сущность природных явлений.
У-Цзы за свою долгую и счастливую, хотя и трудную жизнь многому научился и многое постиг. Но вместе с этим постижением к нему пришло убеждение, что не все знания достойны того, чтобы передать их многим. Его великий учитель Хуа-То прекрасно это знал. Жизнь ценится только тогда, когда успехи достаются творческой работой, усилиями, переживаниями, пропущенными через собственное сердце.
Знаний достойны только те, кто искренне стремится к их постижению, кто не заведет школу в тупик убожества или чванства, кто сможет, обогатив знания своего наставника, продолжить его Путь и продвинуть школу ближе к неуловимому горизонту Истины.
У-Цзы улыбнулся собственным мыслям: старость воплощает в себе мудрый опыт, а силы и энергия остаются в юности и молодости, для того чтобы, приложив все возможные духовные и физические силы, пробить стену незнания. Путь наставника труден, порой неблагодарен и опасен, но всегда велик просветительским и духовным обогащением истинных учеников и последователей.
Звезды безмолвно взирали на седую голову старого учителя, в глазах которого светился огонек вечной жизни, когда-то незримо переданный ему уходившим в бессмертие Наставником. Истинный Путь никогда не прерывается…
Яблоко Бехайма
7009 г. от с.м. (1500 г. от Р. Х.)
Шестнадцатый век медленно и лениво накатывал на столь же медленно уступавший ему место пятнадцатый век от Рождества Христова. Мир, известный в конце двадцатого столетия как Старый Свет, раздирали противоречия в области религии, культуры и, как всегда, политики, а также денег и всего остального, что называется общественными проблемами. Они были всегда, и со временем их становилось не меньше, а больше. Это тоже закон жизни, данный свыше. Кем? Каждый решает этот вопрос сам, но общество всегда накапливает проблемы и практически никогда не может их эффективно и, что самое главное, вовремя решить.
Мартин Бехайм, знаменитый немецкий картограф и астроном, проснулся задолго до рассвета. Но не для того, чтобы его утренняя молитва была раньше услышана Богом, а для того, чтобы тупые, но исполнительные слуги инквизиции не прервали раньше времени его земного поприща…
Вчера после приема у короля Португалии, на которое он, Мартин Бехайм, был приглашен и присутствовал как лицо, официально входившее в аристократическую элиту королевства, получил маленькую записку, которую второпях передал ему невзрачный слуга одного из приближенных к королю дворян.
Мартин внимательно изучил ее и понял, что готовящаяся экспедиция вокруг Черного континента может быть сорвана или надолго отложена, но, что было особенно важно, может вообще не состояться. И не потому, что в очередной раз необходимо будет убеждать столь переменчивого в своих планах монарха, а потому, что один из многочисленных костров инквизиции, которые так любили возжигать в Испании, Португалии и во многих других европейских странах того времени, мог быть предназначен именно для его персоны. В свои сорок лет ему было прекрасно известно, что такое жизнь, и после уже двух больших экспедиций и множества дискуссий, которые ему пришлось выдержать и в которых он чаще всего одерживал победы, Мартин знал цену таким знакам внимания. Пренебрегать этим было невозможно.
Когда ему было разрешено в очередной раз приблизиться к королю, Мартин, улучив момент, коротко и связно рассказал о подготовке новой экспедиции и о тех ценностях, которыми он в очередной раз сможет пополнить казну королевства. Лицо подозрительного короля, всегда настороженное, чуть смягчилось, а по надменным губам скользнула легкая улыбка. Бехайм воспользовался моментом, испросив разрешения перед длительным плаванием на благо короля и церкви ненадолго отбыть в родной город к доживающим свой век родителям.
Жена и дети Бехайма оставались в Португальском королевстве. Король удовлетворенно кивнул и властным жестом отпустил от себя человека, которого некогда возвел в дворянское достоинство и которому позволял следовать тем идеям, которые приводили огромное число других людей на костер инквизиции. Но этот германец приносил казне и лично ему, королю, такие денежные средства, которые перевешивали любые другие аргументы. Король милостиво улыбнулся Мартину и повернулся к следующему вассалу, низко склонившемуся перед властелином.
Бехайм сотворил молитву, быстро оделся, не забыв прикрыть тело, руки и ноги знаменитыми нюрнбергскими доспехами, и, закутавшись в плащ, вышел во двор. Оседланные лошади били копытами, а его верные спутники готовы были сопровождать своего господина хоть на край света, а в случае необходимости и отдать за него жизнь.
Мартин поудобнее устроился в седле и дал команду трогаться. Небольшой отряд покинул двор, построился колонной и, оберегая Мартина от возможных неприятностей, направился на северо-запад. Сейчас главным было как можно быстрее и незаметнее пересечь владения королей Португалии и Испании, а дальше все станет проще. Можно будет двигаться по границе владений французской короны: разноязычными швейцарскими кантонами, лоскутами немецких и австрийских владений. Благодаря этой чересполосице и вызванной ею необходимости сосуществования разных общественных образований, на этих землях уже укоренились открытость мнений, уважение к чужим традициям и представлениям о жизни.
В этом заключалось важнейшее их отличие от религиозного и светского унитаризма и неколебимого соблюдения принципов веры, свойственных наихристианнейшим из католических королей Европы. Для Мартина попасть в руки португальских или испанских католических фанатиков означало практически одно и то же – мучительную смерть на костре. Так что ни величина отряда, ни ранний и скрытный отъезд, ни избранный маршрут не были случайными. Бе-хайм во всем привык действовать последовательно: так он готовил к отплытию корабли и так же размышлял над новыми явлениями, с которыми он сталкивался во время путешествий в неведомые земли и которые потом долго и старательно разъяснял далеко не самым глупым и бестолковым людям его эпохи…
Дорога петляла, то расширяясь, то пропадая и становясь еле заметной, словно узкая тропинка среди бурно растущей травы. Мартин улыбнулся своим мыслям. Господь даровал ему возможность думать и творить во благо истины, обогащая знания мира новыми открытиями и неслыханными до того идеями. Конечно, теория Колумба, а точнее, итальянца Джованни Колумбини, бежавшего в Испанию от суда «свободных» итальянских городов и которому стараниями покойной испанской королевы было позволено совершить плавание в Индию через западные моря, наталкивала на возможность пересмотра идеи о том, что сотворенная Господом земля – это плоский диск.