Я:
— Я чуть тоже, — выдохнул я, а у самого сердце гулко ухало в мозгах…
Перевел его на искусственную вентиляцию. Мозги больному отключил постоянным введением наркотических препаратов.
Не зря это все, больной стал стабильным, температура на уровне субфебрилитета (37–37,3), пульс урядился, давление стабилизировалось на нормальных цифрах. Содержание кислорода в крови 97 % — 99 %, что очень хорошо, правда, параметры вентиляции достаточно жесткие, но по-другому, никак.
Сдал пациента вполне компенсированным. Утром его прооперировали. Борьба за жизнь продолжается…
Насилие в семье
Святые наши женщины, история стара как мир, муж пьет, бьет жену, женщина терпит, прощает, молчит и верит, что он изменится.
Это уже не первый эпизод насилия. Сейчас это произошло в день ее рождения. Избил. Избил так, что дышать стало тяжело, есть не могла, любой глоток воды вызывал мучительную рвоту. И она ждала, ждала, когда болезнь рассосется, быть может даже готова простить ему.
Когда поняла, что дальше ее ждет только холодная пустота, вызвала скорую. И тут она повела себя как святая, готовая подставить вторую щеку и простить. Она про избиения ничего не сказала. Просто ей плохо и тошнит. Доктор посмотрел живот, а он мягкий и безболезненный. Назначил таблетки и отправил домой, его в приемном отделении еще ждали пациенты, коим нужна квалифицированная помощь.
Но легче не стало, да и не должно стать. Уже когда совсем-совсем невмоготу стало, сдалась врачам.
Наверное, в ее жизни не все так просто как я описал, может ее мужик когда трезв, хорош в семейной жизни, силен в сексуальной, щедр в финансовом плане, мне это не ведомо. Но опыт мой подсказывает, что такие личности не останавливаются. Они раскаиваются, ползают на коленях, женщина их прощает, жизнь течет своим чередом, а потом спустя месяцы, а может и годы, животное, дождавшись беспомощного состояния своего хозяина, вылезет и покажет свою настоящую сущность. Он убьет ее или травмирует и детей не пощадит. Видится мне, что бежать этой женщине надо, молода, привлекательна, бросать ей нужно этот груз. А то может так случиться, что она, защищая себя, порежет дегенерата и ведь посадят ее, поскольку такие уроды трусливы, будет потом рассказывать как она его тиранила.
А с женщиной сейчас порядок, хотя и была на грани. Он ей порвал легкое, порвал диафрагму, желудок и селезенка ушли в плевральную полость. Операция спасла ей жизнь. Полиция, конечно, занимается этим делом, но видится мне, что отмажет она его, но не буду загадывать…
Психоз
За прошлую смену двое пациентов пытались ударить меня или сестер реанимационного отделения. Но это был просто рабочий процесс, мы к таким пациентам настолько уже привыкли, что никакой обиды и агрессии к ним не испытываем.
Поступил дедушка из терапевтического отделения, блокада проводящих путей внутри сердца привела к брадикардии в 25–30 ударов в минуту. Приехали областные специалисты, анестезиолог хорошо знал меня, удивился:
— А ты сколько дежуришь, здесь я насчитал шесть дежурств, а в госпитале?
— Сутки через двое, в среднем 12–13, — пожал я плечами.
— Чет дофига, дома-то помнят тебя, или дочкам твою фотку показывают?
— Фотку ага, — засмеялся я.
А у деда, на фоне брадикардии, атеросклероза сосудов, развилась гипоксия мозга. Он стал гнать, брыкаться, лягаться. Нужно срочно было принимать меры. Анестезиолог из областной больницы стал устанавливать катетер в центральную вену, а мы все — держать. Ох опасно тыкать длинной иглой такому пациенту, пробить можно было что угодно. В принципе, его нужно было переводить на ИВЛ, но решили вначале восстановить ритм, а там посмотреть.
Повезли его в рентген. Кардиохирург стал ставить электроды через установленный катетер, сами электроды видны были на рентген-мониторе. Мы, доктора и сестра, облачились в свинцовые фартуки, поскольку вокруг витала радиация. Я еще тогда подумал: «Ну ладно спецы в «Чернобыле», ну а я-то — какого хрена полез???» Просто чтобы позырить как это делают. А устанавливали долго, в течении часа, дозу мы получили наверное хорошую (надо хреновухи тяпнуть после работы). А еще ко всему прочему, посреди операции отключилась рентген-установка, пока возились с ней, время уходило. У больного усиливались признаки гипоксии, чуть не попал в челюсть ногой сестре. Держали его всей бригадой. И вот, наконец, удалось поставить электрод в сердце. Навязали ритм. Через пятнадцать минут больной порозовел, очнулся. Увезли в областную больницу, там ему поставят постоянный кардиостимулятор.
Второй пациент поступил так же из терапии. Судороги. Поступил в сознании, думал уже вернуть в терапию, но через пятнадцать минут выдал жесточайшие судороги. Мышцы его крутило, суставы вертело, я думал, щас порвется. Ввели противосудорожные. Успокоился.
Через час проснулся. Обычно такие пациенты спокойные, отсыпаются еще несколько часов обычным сном, но этот… Этот стал буянить. Такую агрессию редко у кого увидишь. Он рвался, метался, пытался укусить, лягнуть ногой, чуть не вырвался. Я попытался его встряхнуть, окрикнул (не бил, а встряхнул! Иногда такие сразу включаются), но бесполезно. Ввели мощный седативный препарат. Проспал до утра, очнулся, в полном сознании и адеквате. Больше судорог не было.
Телефонный разговор
Разговоры с родственниками и не только у нас отработаны по одинаковому сценарию. Это вам не тет-а-тет разговор, тут лица не видно, кто говорит, чаще всего не понять. Поэтому мой алгоритм таков: «— Здравствуйте. — Здравствуйте. — Как дела у Пупкина? — А, с кем разговариваю?» Если отвечают что родственник, то мы отвечаем: «Да, есть такой пациент, ему лучше (хуже, извините — умер) и извините, по телефону мы большую информацию выдать не можем, приходите в реанимацию, все расскажем.»
Если это окажется — сосед, сослуживец, то еще проще: «Извините, согласно федеральному закону 73 (83, 85, да не важно, все равно никто этой цифры не помнит), информацию по телефону не даем» и кладем трубку.
Это единый сценарий, он всегда срабатывал. Но бывали исключения…
Дежурил я тогда в городской больнице. Работы много было, праздники, как всегда, приносят массу проблем здоровью нашему многострадальному и счастливому от пьянства и обжорства народу.
Не буду в этот раз вдаваться в подробности. Просто вкратце поведаю об одном пациенте.
Мужчина, ему уже далеко за пятьдесят, сразу после Нового года здорово получил по голове от неизвестного. В итоге — кома, операция, извлечение большого количества сгустков крови вместе с мозговым детритом, соответственно из черепной коробки. Сейчас он, как это по нашему говорится, — в запредельной атонической коме, на ИВЛе, давление крови поддерживается введением препаратов. Фактически он умирает. Вот и вчера он медленно, упорно и безболезненно стремился уйти к праотцам. Мы пока не отпускаем. Чего ждем? Не знаю, может — рождественского чуда.
После обеда, когда уже написаны всем дневнички, прозвенел звонок, я поднял трубку, послышался хрипящий голос старушки, такой знаете, страшные сказки бы им рассказывать.
— Здравствуйте, у вас лежит такой — Голопупкин?
— Здравствуйте, да лежит, — ответил спокойно я, ожидая обычной процедуры разговора с родственниками, в голове уже крутились наборы обычных в этих случаях выражений.
— Ну так. Вам необходимо пойти в травматологическое отделение (вот это поворот), найти медсестру Пузикову (нормально, да?) и (дальше вы просто офигеете) наказать ее! — прикиньте, что произошло в моей голове. Я уже вообразил себе, как я нашел эту несчастную, положил ее на кушетку, стянул штанишки и плеткой начал ее наказывать. Поначалу, эта мысль даже понравилась, потом встрепенувшись, мозг начал усиленно думать и вставлять выше написанные ответы, разработанные мною годами (извините…, по федеральному закону…, придите позже…), и ничего не подходило!!! Я просто не знал, что ответить на это, такого раньше не было! Мой моск тупо завис. Я добавил оборотов своему мотору, чтобы мозг получил больше крови и не забыл добавить кислорода в газовую смесь. Но опять пустота! Вакуум! Я чуть было не ляпнул: «Схералиэто?». Но спросил по другому, по-интерновски:
— Чейта?
— Она сестра этого Голопупкина, — спокойно ответила старушка. Я опять подзавис.
— Ну и?
— Она виновна, что он такой, — мне уже стал надоедать этот разговор.
— Извините, разбирайтесь между собой сами.
— Как? Это же ваша обязанность наказать эту женщину!!! — уверенно проскрипел голос, тут я вообще затупил. «Пля» — думаю, — «это ж где я подписал такую бумагу, что должен наказывать родственников больных?».
— В мои обязанности не входит наказывать родственников, разбирайтесь с ней сами.
— Странно, я думала, вы обязаны это сделать. Ну ладно, как там дела у этого Голопупкина?
— А вы кто ему будете?
И тут она выдала:
— Я его любимая учительница истории, мне восемьдесят лет, я инвалид, прийти не могу, больше об нем никто не позаботится.
Во как, все это время я препирался с любимым учителем истории! Тут все встало на свои места, алгоритм, наконец, сработал.
— Извините, по телефону мы информацию не даем, — и положил трубку.
И что это было? Может действительно вышел такой закон, и я зря отказал бабуле в удовольствии? Я прям вижу — привозят пациента с ножевым, мы ему проводим медицинские мероприятия, потом я одеваясь в бронежилет, беру оружие и с мигалкой лечу наказывать обидчика.
В цирке нам не смешно
Я могу ошибаться, но все-таки попробую высказаться от большинства докторов. Мы врачи, отработав с десяток лет, становимся эмоционально обедненными, с извращенным юмором, субъектами. Меня, как в армии, не веселят клоуны, несчастные, прыгающие из-под палки животные вызывают только жалость. Господин Задорнов, от которого я в детстве был в восторге, сейчас вызывает удивление и вопрос — чем же он раньше был интересен? От Петросяна меня просто воротит, и я переключаю канал, сразу как он появляется на экране, хотя раньше вызывал здоровый смех.