— И че башляют? — спросил я.
— Да ты, парень, я вижу, еще не врубился с похмелья. Член с маслом платят, — ответил Александр.
— Слушай, Саша, так на хрена такая «химань» (ночлег, гостиница)? Что, спрыснуть, что ли, отсюда нельзя?
— Я вижу, Дима, ты по «фене» ништяк ботаешь. Сидел? — спросил Александр.
— Всю жизнь «чалился». Полгода, как с «особняка откинулся», — ответил я.
— Мне тоже довелось «ходку» сделать. А бежать отсюда бесполезно. Хозяева вооружены до зубов, с пистолетами ходят, и автомат притырен у них. И мотор у них постоянно на ходу. Двое тут пытались рвануть, так догнали, шлепнули. Я сам слышал автоматную очередь в балке.
— А ты, Саша, как сюда попал?
— Да так же, как и ты. Долгая история. Короче, я сам во всем виноват. Когда-то я прапором в армии был. Да пил здорово. Из армии погнали, так: и сказали: «Бери шинель, иди домой». Дома семья была, кстати, я сам из Ростовской области, жена и двое детей. Из армии ушел, а хобби оставил. Как пил, так и продолжил, даже больше стал. То хоть армия заставляла тормозить на поворотах, а так и вовсе вразнос пошел. Жена меня тоже прогнала. Куда деваться? Пошел по селам, «шабашил» то там, то тут. Пока не сел. С одним кентом по пьяни корову из совхоза слямзили, да «затяпались». Вот пять лет у «хозяина» и оставил. Вышел, думал, новую жизнь начну. И начал. На радостях «двигал от всех страстей», пока сюда не попал. Только сначала я попал к другим чабанам, а уже потом они меня сюда перепродали. Третий месяц здесь бурлачу.
— Знаешь, Санек, про рабство я в детдоме еще читал. В Древнем Риме это было. Там паханом у рабов Спартак был. Они потом восстали и бежали. Но чтобы рабство в Советской стране, это уж слишком. Что, сюда никто на точку не приезжает? — спросил я.
— Приезжают, Дима, приезжают. Автолавка приезжает, участковый бывает. Да только мы хрен кому нужны. Для государства мы люди как бы списанные. У тебя вот, Дима, прописка, документы есть какие?
— Нет.
— То-то. У меня тоже. Нас с тобой как бы и вовсе нет. Ну, пришьют нас. Кто же искать будет и кого, если мы нигде не зарегистрированы, не числимся? А жаловаться — кому? В зоне и то кому-то можно было пожаловаться. Если не ментам, так хоть пахану и авторитетам лагерным. А тут? Разве что Богу. Вот и весь сказ.
— Меня это, Санек, не устраивает. Я не из таких тюрем когти рвал и отсюда уйду.
— Ты смотри, Дима, послушай мой совет. Не спеши, присмотрись немного. Я и сам давно собираюсь бежать, да все никак удобный момент не поймаю. И главное, Дима, на рога не вздумай лезть. Обломать могут, «псы» они натасканные и пять овчарок у них в придачу, и не столько овец стеречь, сколько нас.
— Ладно, Саша, посмотрим, что это за рабство такое. Поживем, увидим. Кормят хоть как?
— Кормят, не скажу, чтоб совсем плохо. Но не хуже собак. Бывает, по праздникам ящик «керосина» (вина) привозят на нашу бригаду. Так мы официально значимся. Бригада наемных рабочих. Все чин чинарем. А бригадир у нас Иван — «пес» чабанский.
— Саша, а эти пятеро других, что за люди? — спросил я.
— Да так, барахло. Спившиеся алкоголики да бывшие презираемые в зонах. В общем, фуфло, бомжи и бичи. Для них и такая жизнь в радость. Так, ладно, Дима, пойдем поспим еще немного, а то скоро светать начнет, на работу поднимут.
— Пойдем, Саша. Голова только никак не проходит.
— Я тебе таблетку анальгина сейчас дам, — сказал Санек, вытащил из кармана рубашки таблетку и протянул мне. — На, проглоти. Может, полегчает? Я вчера у Людки-поварихи выпросил несколько штук. Здесь и повариха есть, чабанам жрать готовит и нам с собаками. Шалава, молодая еще баба, а спившаяся. Хозяева используют ее по всем статьям, но больше для секса. Кобыла она здоровая, на них всех хватает.
— Слушай, Санек, если те козлы меня чабанам продали, то мне даже как-то интересно, во сколько меня оценили. Сколько жизнь человеческая сейчас стоит на черном рынке? — спросил я напоследок.
— Я тебе точно не скажу, Дима, но вчера вечером я краем уха слышал их базар, так речь шла что-то о трех «кусках». Ну, это стоимость примерно полутора-двух десятков овец. Не зря они тебя, как жеребца, щупали, руки, грудь, шею. Ты-то бугай крепкий попался, вот и торговались. Меня так за два куска отдали. А вот те в сарае, утром ты их увидишь, так те по куску идут от силы. А если оптом, то и того дешевле, — ответил Саша, и мы пошли в сарай.
Мне даже смешно стало, как это людей стали поштучно продавать и оптом, прямо как раков на базаре. Про раков вспомнил рассказ одного одесского еврея: «Вот вчера, так по пять рублей были, но большие, а сегодня по три, но мелкие. Мелкие сегодня. Я бы вчера по пять взял, но денег не было. У меня и сегодня их нет. Но очень уж мелкие…» Вот и выходит, что за меня прилично еще отвалили, раз вчера взяли. Анекдот, и только. Кому потом расскажи, в жисть не поверят.
— На, прикройся, — сказал Александр, когда я лег на нары, и бросил мне какое-то подобие одеяла. — Зорьки еще холодные. А это летняя у нас фазенда, вся в щелях. Зимой-то мы с овцами в кошаре живем. Там с торца мужики себе пристройку сделали, зато тепло осенью и зимой.
Я лежал на нарах. Вот уж не думал, где придется окопаться. Куда только судьба меня не заносила. Ну, посмотрим, что к чему. Главное, не говорить, кто я на самом деле. Документов с собой у меня никаких не было, остались на хате у Николая. Надо «прихериться» (притвориться) пьянчужкой. А что до наколок на теле, не скрывать, что мотал срок пару раз по мелочевке. В общем, «чесать по бездорожью» и «щупать ноги» (готовиться к побегу). Уж больно Санек печальную картину нарисовал.
За мыслями я не заметил, как «улетел в страну дураков». Но это продолжалось недолго. Проснулся я от хриплого голоса:
— Подъем! На работу выходи!
Смотрю, уже светло, мужики стали слазить с нар, позевывая и матерясь, стали одеваться. Я последовал их примеру. Вышел с ними на улицу. Краешек солнца вывалил из-за горизонта. Было тихо, но немного зябко. Поеживаясь, мужики споласкивали рожи из рукомойников, которые были прибиты прямо к стене деревянного сарая. Здоровый рыжий мужик о чем-то разговаривал с Сашкой, рукой показывал на кошару. Подвалила деваха, эдакая «быдла» с опухшей мордой и ведром в одной руке. Под мышкой другой руки она держала «Чернышевского» (черный хлеб) две буханки. Один из мужиков из сарая притащил стопку мисок и ложки, расставил на столе. «Быдла» черпаком разлила по мискам похлебку. Шестеро сели за стол, я тоже сел. Чавкая, все принялись за еду. Я попробовал и пришел к выводу: в «Астории» и «Арбате» кормят лучше, но баланда оказалась не хуже лагерной. В ней плавала крупа и кости, и даже не голые. Сюда бы еще картошечки, подумал я, было бы совсем ништяк. Я ел и присматривался к мужикам. Небритые, помятые рожи, возраст где-то под пятьдесят и выше. Один Санек на их фоне выглядел поприличней. Потом в алюминиевые кружки разлили «байкал» (слабо заваренный чай). Хорошо, хоть горячий был. Я выпил, и мне полегчало, пот выступил на лбу, и голова немного успокоилась.
После трапезы все встали из-за стола. Двое мужиков пошли к кошаре, выгнали отару овец и погнали в сторону восходящего солнца.
— А нам, Саша, куда? — спросил я своего нового знакомого, когда остальные мужики сидели на бревне и курили.
— Сейчас на кошару пойдем, крышу будем перекрывать. А как закончим, будем кошару чистить, прошлогоднее говно вытаскивать. Потом саман начнем делать, кошару ремонтировать. В общем, работы хватит на все лето. Сейчас Иван давал задание мне, он как бы за бригадира у нас канает, а я — помощником у него. Бригада у нас с понтом строительных рабочих, и работаем мы все по найму, на подряде. Ты, Дима, это запомни и смотри не базлань с нерусью. Поработаешь, сам поймешь, что почем. Пиджак сними и свитер. Я тебе стеганку дам, старая, правда, но чистая, Людка постирала, для работы пойдет.
Я переоделся, пиджак и свитерок отнес в сарай, положил под подушку. Она, как и матрац, тоже была набита соломой. Экзотика, одним словом, а не жизнь. Потом впятером мы пошли на кошару. Так начался мой первый трудовой день в рабстве. Работали вручную, никакой механизации. Сбрасывали гнилую камышитовую крышу, потом эти рваные снопы стаскивали в кучу за кошарой. Перед обедом Сашка говорит мне:
— Казбек вон идет работу проверять.
О чем-то Казбек поговорил с Иваном, потом подошел ко мне, спросил с легким акцентом:
— Тэбя, мужик, как зват?
— Дима, — ответил я.
— А фамилий?
— Пантелеев, Ленькин брат, — соврал я, вспомнив выдающегося бандита Леньку Пантелеева.
— А, Лонкин брат? Лонка — эта каторый там Москва Крэмл сыдит? Каторый дарагой и горачий и лубымый? — сказал Казбек, оскалив два ряда «ржавых» зубов.
— Нет, другой Ленька и совсем-совсем холодный. Помер братан-то, — ответил я, а сам подумал: «Юморист, однако. Да был бы Леонид Ильич моим братаном, таскал бы я тут говно за твоим бараном?»
— Откуда будэш? Как суда прыэхал? — снова спросил Казбек.
— Сам я из Саратова, саратовский. А приехал? Узнал, что здесь бригады строителей нужны для сельского хозяйства, вот и приехал. По найму в вашу строительную бригаду на подряд устроился, — ответил я.
Видимо, мой ответ ему пришелся по масти. Он даже заулыбался.
— А сэмья ест?
— Была. Жена и двое детей, да разошлись. Давно уже, лет десять назад, — «гнал я порожняк».
— А сыдэл за что?
Я подумал, что лучше за баклана сойти, поэтому сказал:
— Когда жил с жинкой, один раз погонял ее как следует. Вот и сел за хулиганство. А второй раз — подрался на вокзале, одному менту рукав на кителе оторвал. Второй раз сел, а когда освободился, сюда поехал на работу.
— Давай, работай, раз хотэл, — засмеялся Казбек, и они с Иваном пошли в сторону дома. Иван обернулся, крикнул:
— Сашка, идите пообедайте и снова за работу. Крышу сегодня надо полностью снять.
Так проработал я неделю, вторая пошла. А тут праздник — Первое мая. С вечера к нам в сарай зашли Казбек с Иваном, Казбек сказал: