22 января 1944 г. меня пригласил на чашку чая в свою резиденцию Чан Кайши. Во время беседы присутствовали его супруга и генерал-лейтенант Пу Даомин, который выступал в качестве переводчика. После обычного обмена протокольными любезностями Чан Кайши сказал, что он рассматривает Московскую, Каирскую, Тегеранскую конференции как звенья единой цепи, и поэтому в целом все они являются большим ударом по врагу, поскольку союзники договорились о единой стратегии в войне против общего врага. В свою очередь я заметил, что теперь, когда на конференциях союзники достигли согласия по всем основным вопросам, осталось только одно: по-настоящему воевать.
Далее Чан Кайши заявит, что ему известно, что на Тегеранской конференции И.В.Сталин своим заявлением о Китае оказал благотворное влияние на весь ход обсуждения вопросов, связанных в той или иной степени с Китаем. Чан Кайши просил выразить И.В.Сталину его признательность и передать благодарность за такое положительное отношение к Китаю.
Затронув затем вопрос о Японии, Чан Кайши сказал, что, насколько ему известно, японские военные власти ввозят сейчас в Маньчжурию все машинное оборудование механических, моторо-строительных и других заводов военной промышленности из оккупированных японцами районов Центрального и Юго-Восточного Китая, а также с островов Тихого океана. Это позволило японской авиационной промышленности в 1943 г. значительно увеличить выпуск самолетов, который, по некоторым данным, в два раза превзошел производство самолетов в 1942 г. Чан Кайши сказал, что он не хотел бы, чтобы союзники допустили определенный просчет в оценке боеспособности японской армии.
Следует заметить, что когда открылась Тегеранская конференция, Чан Кайши проявил недовольство тем, что союзники не пригласили Китай, хотя и считали его в числе четырех великих держав. В центральной китайской прессе решения Тегеранской конференции комментировались довольно широко, но и на этот Раз не обошлось без провокаций, направленных на осложнение отношений СССР с Японией. В прессе распространялись Различные догадки и предположения о том, что эта конференция якобы затрагивала не только вопросы, связанные с войной в Европе, но и обсуждала проблемы войны на Тихом океане.
В конце января 1944 г. я дал завтрак главному редактору газеты «Дагунбао» Ван Юньшэну. Беседа носила неофициальный характер, и я лишь интересовался позицией газеты в связи с советско-польскими отношениями. В этот период в китайской печати появились различного рода домыслы в связи с разрывом Советским правительством отношений с польским эмигрантским правительством, находившимся в Лондоне. Как известно, на протяжении всего периода войны это правительство вело антисоветскую пропаганду. Теперь же, когда Советская Армия вышла на границы с Польшей и начала освободительные бои на ее территории, польское эмигрантское правительство развернуло бешеную антисоветскую деятельность во всех странах, где находились его дипломатические представительства. Польское посольство в Китае рассылало так называемые информационные бюллетени в различные посольства и миссии, аккредитованные в Чунцине.
Ван Юньшэн сказал, что в своей политике в польском вопросе китайцы руководствуются прежде всего интересами своей родины, интересами Китайской республики. Он напомнил, что Польша до второй мировой войны поддерживала тесные отношения с фашистской Германией и милитаристской Японией. Польское правительство, начиная с 1939 г., когда Польша признала Маньчжоу-Го, неоднократно подводило Китай в Лиге Наций. Поэтому газета «Дагунбао» никогда не выражала своих симпатий или сочувствия этой стране. У этой газеты не было сомнений в справедливости присоединения Западной Украины и Западной Белоруссии к Советскому Союзу в 1940 г. как и сомнений в правильности позиции Советского Союза в отношении польского лондонского правительства, тем более, что Советское правительство указало в своем заявлении о возможности переговоров о восстановлении советско-польской границы по линии Керзона. Ван Юньшэн прямо признал, что работники газеты «Дагунбао» были немало удивлены столь великодушной позицией Советского Союза в отношении Польши.
Благожелательную позицию китайского правительства в отношении СССР в советско-польском вопросе подтвердил также председатель Законодательного юаня Сунь Фо в беседе, состоявшейся 1 февраля 1944 г. Он сообщил мне, что польский посол в Чунцине неоднократно присылал различные документы по советско-польским отношениям в министерство иностранных дел Китая с целью их опубликования на страницах китайской прессы, но неизменно получал отказ. Он даже посетил министерство и заявил устный протест в связи с отказом китайского правительства публиковать так называемые польские документы. Сунь Фо также сообщил, что на одном совещании, на котором присутствовал и Чан Кайши, он (Сунь Фо) совершенно определенно высказался по поводу справедливой позиции Советского Союза в польском вопросе. Никто из присутствовавших, в том числе и Чан Кайши, не возразил против его точки зрения. Это, по заявлению Сунь Фо, еще раз подтверждало, что руководители китайского правительства хорошо понимали польский вопрос и не могли не быть солидарными с Советским Союзом.
1 марта 1944 г. я посетил заместителя министра иностранных дел У Гочжэня и вручил ему ответ И.В.Сталина на поздравительную телеграмму Чан Кайши, посланную им по случаю 26‑й годовщины Красной Армии. Поблагодарив меня за получение ответа, У Гочжэнь сказал, что Чан Кайши лично сам написал текст посланной им телеграммы на имя И.В.Сталина, в которой выразил свои особые чувства к Красной Армии Советского Союза.
22 марта 1944 г. министр иностранных дел Сун Цзывэнь сделал мне заявление относительно нарушения воздушного пространства Китая в северо-восточной части провинции Синьцзян. Я обещал министру, в соответствии с его заявлением, информировать Народный Комиссариат Иностранных дел СССР об этом случае.
31 марта 1944 г. я посетил министерство иностранных дел Китая и по поручению Советского правительства сделал Сун Цзывэню следующее заявление:
— По имеющимся у Советского правительства достоверным сведениям, с конца прошлого года местные синьцзянские власти приступили к массовому переселению казахского населения алатауского округа в южные районы синьцзянской провинции. Часть казахов воспротивились этому переселению и перешла границу Монгольской Народной Республики. Власти Монгольской Народной Республики приняли этих казахов на свою территорию как беженцев. Находящиеся в северо-восточной части Синьцзяна китайские карательные войска, преследуя казахов, вторглись на территорию Монгольской Народной Республики и обстреляли с самолетов как этих беженцев, так и населенные пункты Монгольской Народной Республики. В этих условиях правительство Монгольской Народной Республики вынуждено было принять соответствующие меры и дать отпор этим вторгшимся на ее территорию синьцзянским воинским частям. В связи с вышеизложенным по поручению Советского правительства имею честь заявить, что в случае, если подобные нарушения границы Монгольской Народной Республики со стороны синьцзянских войск будут иметь место и впредь, то Советское правительство в силу существующего между СССР и Монгольской Народной Республикой Договора о взаимопомощи от 12 марта 1936 г. будет вынуждено, в целях ограждения безопасности территории МНР, оказать правительству этой республики всю необходимую помощь и поддержку.
По окончании устного заявления, я передал министру письменный текст заявления. Сун Цзывэнь пытался опровергнуть его, сказав, что у Китая в Синьцзяне нет самолетов. Я напомнил министру, что самолеты имеются у Шэнь Шицая, а также в Кульджинской авиационной школе.
3 апреля 1944 г. Сун Цзывэнь дал официальный ответ на мое заявление, в котором он утверждал, что китайские войска, расквартированные в Синьцзяне, якобы потому проникли на территорию Монголии, что преследовали бандитов в районе Алтайских гор. Одновременно он утверждал, что Внешняя Монголия является частью китайской территории, поэтому советско-монгольский протокол от 1936 г. по отношению к Китаю не имеет силы, и китайское правительство не признает его.
10 апреля 1944 г. Сунь Фо через сына Евгения Чэня — Перси Чэня зондировал вопрос о возможности встречи со мной. Я был болен и полагал, что Сунь Фо в таких обстоятельствах не пойдет на встречу со мной. Однако 12 апреля в 4 часа дня он приехал ко мне на квартиру, и я был вынужден его принять. Беседа носила неофициальный характер. Сунь Фо заявил, что он только недавно беседовал с генералиссимусом Чан Кайши и хотел бы затронуть некоторые вопросы улучшения советско-китайских отношений. Я со своей стороны также сказал ему о желании правительства Советского Союза улучшить советско-китайские отношения. При этом я заметил, что не все зависит только от нас. Я объяснил Сунь Фо, что Советское правительство всегда положительно рассматривало вопрос о транзите китайских грузов через территорию Советского Союза. Однако в связи с войной практически осуществить это не всегда было возможно. Затем я коснулся синьцзянских событий и подчеркнул, что враждебные Советскому Союзу действия Шэн Шицая и других лиц синьцзянского провинциального правительства находили поддержку определенных лиц в центральном китайском правительстве. Я указал на факт провала китайской стороной переговоров о заключении соглашения о совместной разработке месторождений нефти в Тушанцзы. Я, наконец, отметил, что на протяжении всего 1943 г. китайская пресса перманентно обрабатывала общественное мнение Китая в антисоветском духе. При этом я напомнил Сунь Фо о беседах с ним, в которых уже обсуждалось такого рода поведение китайских деятелей.
Сунь Фо сказал, что он очень хорошо меня понимает и делает все, что от него зависит. Он напомнил мне, что по возвращении из Советского Союза в 1939 г. он сделал несколько докладов и выступлений о Советском Союзе, о помощи СССР Китаю, о солидарности, симпатиях советского народа к народу Китая. Сунь Фо выразил уверенность, что его выступления сыграли положительную роль в правильном понимании Советского Союза китайским народом и правительством Китая. Он с сожалением отметил, что в стране находятся люди, которые не понимают или не хотят понять того, что их недостойные высказывания и поступки граничат с антисоветскими выпадами. В частности, он указал на дубаня Синьцзяна Шэнь Шицая, который, являясь милитаристом по своей идеологии и убеждениям, превратил Синьцзян в собственную вотчину и решительно боролся против влияния там центрального правительства Китая. Сунь Фо сказал, что в свое время Шэнь Шицай, выдавая себя за друга СССР, пытался использовать авторитет Советского Союза, а теперь, испортив отношения с Советским Союзом, он пытается привлечь на свою сторону центральное правительство Китая и тем самым обелить свое поведение. Сунь Фо сообщил, что во время пребывания Шэнь Шицая в Чунцине ему не удалось встретиться с ним, но ему хорошо известно поведение дубаня, и он считает это поведение вредным и ошибочным.