Приезжает дежурный генерал-майор Фок и с негодованием спрашивает князя Багратиона, отчего отступает он, не имевши приказания, тогда как армия не успела ещё расположиться в укреплениях? Неприятно было князю Багратиону подобное замечание от г. Фока, который только не в больших чинах известен был смелым офицером и далее нигде употреблён не был.
Князь Багратион повёл его в самый пыл сражения, чтобы показать причину, понуждающую к отступлению, и в глазах его приказал идти вперёд. Не прошло пяти минут, как генерал Фок получил тяжёлую рану, и мы преследованы до самых окопов. Войска авангарда потеряли, конечно, не менее половины наличного числа людей; не было почти полка, который бы возвратился с своим начальником, мало осталось штаб-офицеров.
Великий князь был свидетелем сражения, и ему поручено главнокомандующим пехоту и артиллерию авангарда перевесть за реку Алле на отдохновение и кавалерию, менее утомлённую или мало потерпевшую, присоединить к армии для дальнейшего действия. В числе особенно отличившихся в сей день замечены генерал-майоры Багговут, под начальством его командовавший всеми егерями Раевский и шеф Ливенского драгунского полка Ливен. Главнокомандующий благодарил меня за службу, а великий князь оказал мне особенное благоволение.
Вслед за авангардом двинулись неприятельские колонны к окопам. По направлению от селения Лангевизе были самые большие усилия. Французы, не раз отбитые, возобновляли нападение; войска рассеянные сменялись свежими. Пред вечером произведена жесточайшая атака, и некоторые из батарей, лежащих к правому флангу, взяты. На них не мог удержаться неприятель, ибо ближайшие укрепления тотчас обратили на них огонь, а паче одно, построенное на возвышении в виде кавальера, господствующее над всею окрестностию.
Не имея во власти сего укрепления, неприятель не мог приобрести никаких успехов, и потому сильная колонна гренадер пошла на оное. На некоторое расстояние широкая лощина укрывала от выстрелов, но когда вышла она из оной, встречена была перекрёстным действием батарей и картечью с главного укрепления. Несмотря на произведённое в ней расстройство, дошла она до самого рва оного; но полки, составлявшие прикрытие укрепления, ударили на оную в штыки и обратили в бегство в величайшем замешательстве.
Вся долина устлана мёртвыми. Нелегко было бы опрокинуть отличное сие войско, но не могло оно противустать соединённому действию нескольких батарей. Другие атаки, в то же время произведённые, не лучший имели успех, и неприятель преследован далеко за укрепления. На правом фланге не были построены окопы, и там по удобности расположена вся наша конница.
Неприятель не успел на сём пункте собрать достаточного количества кавалерии, и потому главнокомандующий приказал на неё ударить: не устояла она против стремительного нападения нашей конницы и отброшена к самому лесу, где стоящая пехота сильным огнём прикрыла бегущих и конницу нашу обратила. При сём случае два полка прусской конницы действовали с отличным мужеством.
Во многих местах пехота выходила из укреплений, и в одном пункте целыми линиями произведён был батальный огонь. Наставшая ночь прекратила сражение, и войска наши торжествующие возвратились в укрепления.
Неприятель, по дошедшим сведениям потерял в сём сражении убитыми и ранеными до двенадцати тысяч человек; урон со стороны нашей несравненно был менее. Наполеона не было при войсках, и сражение дано соединёнными маршалами.
30-го мая неприятель, занимая довольно большою частию войск позицию при селениях Беверникен и Лангевизе, послал главные силы по направлению на Кенигсберг. Наша армия имела отдохновение в окопах, но в ночи на 31-е число выступила к Бартенштейну, ибо неприятель движением своим угрожал операционной нашей линии. Наполеон, понудивши оставить поспешно укреплённую позицию, доказал, сколько неблагоразумны маршалы, решившиеся атаковать, при всех со стороны нашей выгодах, и сколько бесполезно данное сражение.
Вместе с рассветом отошёл арьергард, который неприятельская конница догнала в 10 часов поутру, но только издали наблюдала за следованием. Арьергард провёл ночь, не доходя Бартенштейна.
1-го июня около вечера арьергард прошёл местечко Шипенбейль. Неприятельская кавалерия была уже гораздо в бо́льших силах, но день кончился пустою перестрелкою.
В Шипенбейле князь Багратион получил повеление идти поспешнее к местечку Фридланд.
Многие удивлены были направлением армии, но открылось, что часть кавалерии, зашедши неосторожно в Фридланд, схвачена эскадронами Татарского уланского полка, и пленные показали, что армия идёт к Кенигсбергу, и только один корпус расположен неподалёку, а потому полагали, что главнокомандующий, вознамерясь истребить сей корпус из предосторожности, что будет он подкреплён другими войсками, собирает всю армию для вернейшего успеха.
Арьергард прошёл всю ночь не останавливаясь, и с рассветом приближаясь к Фридланду, слышны были изредка пушечные выстрелы. Князь Багратион послал вперёд егерские полки с генералом Раевским и мне приказал идти с конною артиллериею. Перешедши за реку в самом Фридланде, нам показано место на левом фланге, где мы нашли гренадер лейб-гвардии Измайловского полка в перестрелке.
Войска собираются отовсюду, но их было ещё мало. Мы сменили стрелков гвардейских, и полк отошёл назад. Неприятель, как после дознано, состоял в десяти тысячах сводных гренадер маршала Удино, который скрыл недостаток сил своих в лесах, протягающихся параллельно занятой нами позиции. Вскоре собралось большое количество наших войск, а неприятель оставался в том же числе.
По несчастию, главнокомандующий был в сей день очень болен; генерал-квартирмейстер барон Штейнгель и новый дежурный генерал-лейтенант Эссен 1-й (Иван Николаевич) при обозрении позиции получили одним выстрелом контузии, и мы некоторое время не получали никаких приказаний.
Надлежало напасть решительно на французский корпус, который, будучи весьма разбросан, не мог ни защищаться упорно, ни отступить с удобностию. Армия, растянутая в следовании на Кенигсберг, не могла подкрепить в скором времени, и приходящие в помощь войска, не иначе являясь, как поодиночке, не в состоянии были бы устоять против соединённых сил всей армии. (Французская армия почти в том же положении находилась, как и наша, когда, преследуя корпус маршала Бернадота к Дейч-Эйлау, растянута она была на одной дороге.)
Предположа, что по превосходству сил неприятеля не входило в намерение главнокомандующего разрезать армию на марше, но, конечно, не упустил бы он случая истребить один корпус. Напротив, мы занялись продолжительною бесплодною перестрелкою и бесполезно потеряли столько времени, что прибыла кавалерия против правого нашего фланга, и лес против арьергарда наполнился пехотою.
Кавалерия наша опрокинута и не иначе собралась, как за линиями пехоты. Но храбрый генерал граф Ламберт с Александрийским гусарским полком, воспользовавшись расстройством преследующего неприятеля, обратил его, а прочие полки, присоединившись, прогнали до самого леса, откуда, не выходя во весь день, иногда показывался на опушке. На левом фланге лес переходил несколько раз в руки арьергарда, который подкреплён был многими полками, но, наконец, мы уступили очевидно возраставшим силам.
Лейб-гвардии Егерский полк дрался с отличною неустрашимостию. На всём вообще протяжении войск наших многие были весьма удачные атаки, однако же по несвязности действий ничего решительного не произвели. В шесть часов вечера прибыл Наполеон, и вся армия соединилась. Скрывая за лесом движения, главные силы собрались против левого крыла; в опушке леса неприметно устроилась батарея в сорок орудий, и началась ужасная канонада.
По близости расстояния выстрелы были горизонтальные, и первые не могли выдержать конные полки арьергарда. Вскоре он отступил также. Все вообще войска начали отступать к мостам; к главному из них дорога лежит через город; и в улицах от стеснения происходил величайший беспорядок, который умножал действие неприятельской артиллерии, обращённой на город.
Из направления колонн видно было, что неприятель ищет отрезать от переправы, и чтобы остановить его, лейб-гвардии Измайловский и Павловский гренадерские полки ударили на них, но та же ужасная батарея остановила храбрый порыв, и полки обратились.
Не далее провожала конную гвардию отличная её храбрость. С артиллериею арьергарда успел я перейти по ближайшему понтонному мосту, не доходя города, но уже он был под выстрелами, и часть его повреждена. Городской мост (который я назвал главным) неизвестно как зажжён раньше времени и без приказания. Оставался один мост, а ещё большая часть войска и артиллерии не переходила.
Неприятель теснил их к берегу, и потеря малейшего времени была опасна. Артиллерию спас отысканный поблизости брод, которую иначе надобно было оставить. Итак, вся потеря подбитыми, оставленными на месте и потонувшими от беспорядка на броду состоит в тринадцати орудиях. Из последних перешедших войск 7-я дивизия генерал-лейтенанта Дохтурова, но ею в то время командовал шеф Владимирского пехотного полка полковник Бенардос, неустрашимый грек.
Застигла ночь, но две батарейные роты не успели переправиться, и уже к броду была захвачена дорога. Генерал-майор граф Ламберт, взяв их под прикрытие Александрийского гусарского полка, прошёл более двух миль неприятельским берегом до местечка Алленбурга и рано утром, перешедши реку Алле, присоединился к армии.
Так, вместо того, чтобы разбить и уничтожить слабый неприятельский корпус, которому за отдалением не могла армия дать скорой помощи, мы потеряли главное сражение. Не могу не повторить ещё, что если бы при самом начале сражения главнокомандующий не испытал припадка болезни, дела наши были бы совсем в другом положении. Нами в продолжение сражения наконец командовал генерал-лейтенант князь Горчаков (Алекс. Иван). Но ни он в себе не нашёл, ни войска к нему не могли иметь доверенности.
3-го июня поутру арьергард прибыл в Алленбург. Ещё застал он остатки выступавшей далее армии, и беспорядок был ужаснейший. Неприятель занимался построением мостов и потому им не воспользовался. По обеим сторонам реки видны были части его кавалерии, но они не имели между собою сообщения.