Встречая на каждом шагу ужасные препятствия, войска наши, не раз опрокинутые, обращались с потерею, и артиллерия, не имея удобного места для устроения батарей, долго не могла им содействовать. Наконец удалось оттеснить неприятеля от одного пункта и овладеть частью его лагеря; тогда орудия введены были в действие, чем приобретено было равновесие в бою, но неприятель, имея верное отступление за ближайшими стенами, возобновлял упорное сопротивление, и мы не иначе, как большими пожертвованиями, достигали малейших выгод.
Урон наш был очевиден, и в особенности в офицерах несоразмерный.
Главнокомандующий вознамерился обойти неприятеля, однако же нельзя было сделать дорогою, лежащею по берегу Дуная, ибо она была под выстрелами неприятеля, а потому надлежало проходить горами, дабы попасть на левое крыло. Австрийский генерал-квартирмейстер Шмидт, после долговременной отставки незадолго перед тем призванный императором на службу, человек отличных дарований, предложил намерение главнокомандующего привести в исполнение.
Будучи уроженцем Кремса, он знал хорошо окрестности и взялся сам провести колонну войск, которая поручена была в команду генерала Дохтурова. Скрытым путём сблизились войска наши с неприятелем, и он не прежде мог их приметить, как уже левое его крыло охватили и простирались в тыл.
Движение сие наклонило победу на нашу сторону. Неприятель сделал слабое сопротивление, не в состоянии будучи отвратить вселившегося беспорядка, и войска его от всех занимаемых им мест бросились в совершенное бегство. В руки наши достались генерал Грен Д’Орж, пять орудий артиллерии, знамёна и более сорока штаб– и обер-офицеров.
Маршал Мортье с малым числом людей спасся в горы. Некоторая часть искала на лодках спуститься вниз по Дунаю, но истреблена была расположенными по берегу батареями или, будучи течением принесена к сваям сожжённого нами моста, испросила пощаду. К числу весьма значительного урона с нашей стороны надобно с горестию прибавить потерю генерал-квартирмейстера Шмидта, который убит одним из первых выстрелом из неприятельской батареи.
Артиллерия по неудобству местоположения мало была в употреблении, и потому во всё время сражения находился я при генерале Милорадовиче и могу судить, что оно в своём роде одно из жесточайших, и войска наши оказали возможную степень мужества.
Решительное окончание дела произведено искусным направлением войск, в команде генерала Дохтурова бывших, но генералу Милорадовичу по справедливости принадлежит большое участие в успехе, ибо до того сбил он неприятеля со всех высот, ближайших к городу, невзирая на твёрдость его позиции.
Здесь генерал Дохтуров положил основание военной своей репутации; но не могу, однако, умолчать о случившемся с ним странном происшествии, которое, не знаю почему, не обратило на себя внимания. Когда обошёл он неприятеля и уже уверен был в успехе, имея со стороны своей выгоды внезапного нападения, он так распорядил войска, что потерял почти весь батальон Вятского мушкетёрского полка и одно знамя.
От взятых в плен узнали мы, что маршал Мортье имел с собою от семи до восьми тысяч человек и что по причине быстрого движения от Линца оставил он по дороге больными и усталыми до четырёх тысяч. Количество войск, ему порученное, доказывает, что назначение его состояло в том, чтобы истребить мост на Дунае, и может быть, препятствовать, если бы вознамерились мы переправиться на судах, но всеконечно не искать сражения, когда уже перешли мы и все силы наши в совокупности. Что же заключить до́лжно о действии господина маршала?
Пребывание наше и отдохновение в Кремсе не должно было продлиться, ибо вскоре после сражения получено известие, что неприятель овладел Веною без сопротивления. Малое число бывших там войск перешли на левый берег Дуная, но мост не истреблён по немецкой расчётливости, хотя возбранить перехода нельзя было иначе.
Редкий из немецких генералов не примет перемирия, и потому не отказано предложенное французами. В продолжение оного маршал Ланн обманул стоящий на мосту австрийский пикет, и колонна французских войск бегом захватила мост.
Императорская фамилия заблаговременно удалилась в Венгрию, но французы в потере сей искали утешиться взятою в городе ужасною контрибуциею, приобретением богатейшего арсенала, изобильными запасами продовольствия и многими другими для войск потребностями.
По овладении мостом на Дунае неприятель имел свободную дорогу на Брюнн и возможность предупредить нас в следовании от Кремса, буде бы главнокомандующий промедлил там несколько дней. И потому, оставивши часть войск в Вене, неприятель со всеми силами пошёл поспешно на наши сообщения.
Ещё раз необходимо было для спасения единственное средство – необыкновенная скорость. Но в сём случае нельзя было надеяться на отступление, ибо до Брюнна не было уже мостовой, но дорога чрезвычайно грязная и во многих местах топкая, которою мы проходили прежде.
Испытали ужасные трудности тогда, как не было неприятеля, который бы беспокоил. Предстояла глубокая осень, переходы тяжёлые, и почти нельзя было сомневаться, что мы потеряем большую часть артиллерии и тягостей. Надлежало поспешить перейти тот пункт, где соединяется дорога, из Вены идущая, и главнокомандующий дал повеление войскам выступить.
Арьергард поручен был князю Багратиону. Обессиленная последним сражением отдельная бригада генерала Милорадовича назначена ему в подкрепление.
Мы отступили из Кремса. Не имея средств увести раненых, мы оставили их, и один из офицеров с письмом ожидал неприятельского начальника, великодушию которого они поручались.
За несколько часов до выхода нашего сделался сильный мороз, и дорога, к счастию нашему, была как наилучшая мостовая.
Неприятель, имея в готовности множество судов, перешёл Дунай в короткое время, и арьергард наш был ещё в малом от города расстоянии, как уже появился он для преследования. В тот же день возвратился офицер, оставленный с письмом в Кремсе, и дал знать, что уже при нём расположилась в городе неприятельская главная квартира и вступило в оный большое число войск.
Главнокомандующий уведомился, что генерал-лейтенант Шепелев, идущий из России с колонною войск, скоро к нему присоединится, и как при ней не было конницы, то послан в подкрепление кирасирский её величества полк и вместе с ним моя артиллерийская рота, которые, сделав большой переход, с колонною соединились, и разъезды наши открыли неподалёку отряд неприятельской кавалерии от войск, следовавших из Вены.
Главнокомандующий ускорил отступление и перешёл местечко Ецельсдорф, при коем расположился генерал Милорадович. Итак, мы со стороны Вены не опасались уже быть отрезанными.
Дабы избежать сражения всеми силами и по превосходству неприятеля не подвергнуться без всякого сомнения поражению, главнокомандующий решился противопоставить неприятелю арьергард князя Багратиона, и он оставлен близ города Холлабрюнна.
Между тем силы неприятеля очевидно умножались прибывающими от Кремса войсками, и Наполеон командовал сам авангардом. В лагере его находился для переговоров генерал-адъютант барон Винценгероде, и в тот же день заключено перемирие до четырёх часов пополудни. Наполеон не прежде согласился на оное, как войска собрались уже в большом количестве, и не хотел продолжать более, чтобы в тот же день иметь время истребить наш арьергард. С основательностью предположить возможно, что в расчёт его входило то, что войска, идущие от Вены, успеют атаковать на пути нашу армию, и остановя её, ему дадут время приспеть со всеми силами, которых князь Багратион не в состоянии был удержать в самое короткое время.
Пользуясь перемирием, князь Багратион хотел отойти назад, дабы не быть слишком удалённым, а паче отрезанным от армии, и уже некоторые части войск его приведены были в движение. Но он должен был возвратить их, ибо неприятель настоял, что должны находиться в том самом положении, в котором застало их перемирие, или в противном случае они немедленно пойдут вперёд. Нельзя было отказать требованию, хотя явною была грозящая опасность.
В четыре часа пополудни выстрелом из пушки неприятель дал знать о прекращении перемирия, и двинулись отовсюду неприятельские колонны.
Невозможно было ни минуты терять времени, и князь Багратион приказал начать отступление.
Правое крыло арьергарда расположено было по хребту небольших возвышений, на которых стоял 6-й егерский полк, простираясь по всей широте оных. Начальнику сего крыла генерал-майору Уланиусу подчинена была конница, состоящая из Павлоградского гусарского, Черниговского драгунского полков и небольшого количества казаков. Центр и левое крыло устроены были в долине, и сей последний составляла бригада генерал-майора Селихова из Подольского и Азовского мушкетёрских полков с одною ротою лёгкой артиллерии.
Князь Багратион находился в центре с Киевским и Малороссийским гренадерскими полками, при коих соединена была вся артиллерия. В трёх верстах позади арьергарда простирался глубокий ров, чрез который трудна была переправа. Кавалерии приказано немедленно перейти за овраг, дабы прочих войск не остановить в отступлении. Генерал-майор Уланиус, отходя вслед за кавалерию, удерживал под выстрелами долину и по хребту достиг до оврага почти без всякой потери.
На равной с ним высоте отходили гренадерские полки, вспомоществуемые артиллериею, которой часть отправлена прежде к переправе. Стрелки от оных были в действии. На левом крыле происходило величайшее замешательство. Генерал-майор Селихов имел неосторожность распустить людей за дровами и за водою и терял время в ожидании их. Они большею частию достались в плен, и полки, отсутствием их ослабленные, окружены были большими силами.
Храбрые полки, отчаянно защищаясь, продлили сражение до глубокой ночи, но большая часть людей побита, взяты знамёна и восемь пушек. Пользуясь темнотою, спаслись малые только остатки полков и четыре орудия. Причиною столь чувствительной потери было невежество в ремесле своём генерал-майора Селихова. Он и того не разумел, что он мог спасти войска, если бы решился оставить людей, посланных в лес и за водою, которые легко весьма могли уйти, не будучи даже обременены ружьями.