В лагерь наш приезжали многие из старшин акушинских с разными переговорами, никогда не давая прямого на требования мои ответа; вероятно, искали выиграть время, дабы умножить средства обороны, ибо усмотрено было, чтобы работы производились с деятельностию.
Или протянуть до ненастной погоды, которой, судя по позднему времени, ожидать надлежало, что могло иметь весьма неприятные для нас последствия. Приметно было, что старались они осмотреть наши войска, но изрытое местоположение скрывало их, и по недостатку дров мало весьма было огней на бивуаках, почему также не могли они судить о количестве.
Не преставал я настоятельно требовать ответа, представляя, сколько упорство со стороны их может быть для них пагубным; но они не только не изъявляли по гордости своей никакого согласия, напротив, присланные 18-го числа старшины ответствовали довольно дерзко, уверяя впрочем, что о настоянии моем рассуждаемо будет в общем совете, которого решение сообщат они мне в непродолжительном времени.
Таковы были отзывы их и прежде, и чрез людей, подосланных от шамхала, известно было нам, что ежедневно собираемый совет, по разности мнений, ничего твёрдого постановить не может, что рассуждения многих благоразумнейших из старшин остаются без внимания; что молодые люди, наиболее имеющие влияние на главного кади, также молодого человека, желают непременно защищаться и народ к тому возбуждают, представляя, что покорностию русским разрушают они воинственную свою славу и знаменитость между дагестанскими народами.
Присланных старшин приказал я, угощая вежливейшим образом, задержать в лагере, и они не прежде отправились обратно, как около полуночи, а в три часа за полночь выступили войска к неприятельской позиции, отстоящей не более восьми вёрст.
Ночь была месячная и чрезвычайно ясная, но войска приблизились почти на пушечный выстрел, не будучи примеченными. До рассвета устроились они в боевой порядок, и пять батальонов пехоты под командою генерал-майора князя Мадатова, спустясь глубокими рытвинами к реке, перешли беспрепятственно на противный берег.
Неосторожный неприятель не защищал переправы, и сие одно уже могло ручаться за успех; движение сих войск в гористом местоположении долго не было примечено, и потому прошли они довольно большое расстояние, не будучи встречены неприятелем.
Вскоре увидели мы, что из позиции большие толпы поспешно обратились против отряда генерал-майора князя Мадатова, и вдруг загорелся сильный ружейный огонь. В сие время войска, при коих я находился, выслав стрелков, сбили передовые посты пред главною позициею, и батарейная артиллерия начала действовать на укрепления.
Но с сей стороны менее опасался неприятель, ибо приближение к укреплениям было (как и выше сказано) чрезвычайно затруднительно. Шамхал, с своими толпами занимавший конечность правого нашего фланга, имел перестрелку с небольшими неприятельскими постами, по возвышениям поставленными, принудил их к отступлению.
Конечно, не с сей стороны могли акушинцы ожидать решительного нападения, но не менее отвлекало оно некоторую часть сил их и для нас тем более полезно было, что прикрывало расположением своим запасный наш парк и за войсками идущие обозы.
Приспевшие к отряду генерал-майора князя Мадатова шесть орудий устроились на продолжении укреплений, и рикошетная стрельба наносила вред полкам. 300 человек линейных казаков, опрокинув слабую неприятельскую конницу, заняли впереди большое пространство и высоту, с которой могли легко спуститься к дороге в тылу неприятеля.
Пехота отряда генерал-майора князя Мадатова поддерживала казаков стрелками, которые в то же время начинали приближаться к дороге, угрожая овладеть оною. В позиции неприятельской происходило величайшее смятение, и вскоре толпы бросились в поспешнейшее бегство, так что из некоторых укреплений, наиболее подверженных действию артиллерии, исчезли они мгновенно.
Со стороны, где я находился, татарская наша конница набранная в ханствах, с решительностию ударившая на неприятеля, бегущего по большой дороге, изрубила несколько человек и понудила его оставить дорогу. С частию войск начальник корпусного штаба генерал-майор Вельяминов пошёл поспешно за неприятелем, поддерживая татарскую конницу, которую неприятель беспокоил с гор выстрелами.
Пехота отряда генерал-майора князя Мадатова, переправясь обратно на наш берег речки, с ним соединилась, и селение Лаваша, лежащее в верстах четырёх от нашего расположения, немедленно занято. Татарская конница и казаки по обеим сторонам речки посланы вперёд преследовать бегущих. Перекопанная во многих местах большая дорога исправлена, и на ночлег при селении Лаваша пришла к войскам вся артиллерия и обозы. Толпы шамхаловой милиции рассеялись грабить ближайшие деревни.
В селении Лаваша захвачено несколько жителей, которые не успели увезти семейств своих и для них оставались. Они рассказали нам, что́ тут было во всё время пребывания главного кади акушинского и знатнейших из старшин. Ежедневно собирались совещания, и вчера ещё уверяемы были жители, что русские не придут; ибо по малочисленности своей сделать нападение не осмеливаются.
Один из бывших в лагере нашем старшин, возвратясь, объявил, что нас весьма немного и войска в таком изнурённом состоянии, что против них едва ли оружие употребить достойно. По таковым известиям жители во всех далее деревнях не вывозили семейств своих и имущества, и повсюду совершенное спокойствие.
Тут узнали мы, что с тремя тысячами человек находился единственный сын Сурхай-хана Казыкумыцкого, что на помощь акушинцам приходили койсубукинские народы и многие другие вольные общества Дагестана, менее их значительные, и весьма правдоподобно было показание жителей, что все вообще силы составляли более двадцати тысяч человек.
Уцмий Каракайдацкий, известный между здешними народами человеком отличной храбрости, с сыном своим находился против войск левого нашего крыла, и жители селения Лаваша видели его, бежавшего ранее прочих. Вместе с ним бунтовавший родной племянник и зять шамхала. Ших-Али-хан дербентский составлял главнейшую в совещаниях особу, но в опасности не вдавался и в бегстве не был из последних. Аварский хан не был, из его подданных приходили весьма немногие.
Судя по твёрдости неприятельской позиции, я решался на довольно значительную потерю, и она, конечно, была бы таковою, если бы отряд генерал-майора князя Мадатова нашёл сопротивление при переправе и были заняты трудные места, которые прошёл он без выстрела. Но тогда уже встретил его неприятель, когда, воспользовавшись местоположением, мог он развернуть свои силы и уже начинал обходить конечность правого его крыла, после чего вскоре укрепления подверглись действию артиллерии.
Сражение вообще продолжалось около двух часов. Неприятель не успел употребить четвёртой части сил своих: затруднения в переправе на правый берег реки не допустили обратить таковых, которые бы в состоянии были остановить успехи генерал-майора князя Мадатова, коего решительное и весьма быстрое движение было главнейшею причиною его бегства. Потеря наша вместе с татарскою конницею не превзошла пятидесяти человек, что, конечно, не покажется вероятным.
Во весь переход 20 числа декабря не видали мы неприятеля; посланные в разъезд партии открыли, что жители из всех деревень вывозят в горы свои семейства, угоняют стада. Конница наша взяла несколько пленных, отбила обозы и множество скота. В селениях находили имущество, которое жители спасти не успели.
Приказано было истреблять селения, и между прочими разорён прекраснейший городок до 800 домов, Уллу-Айя называемый. Отсюда с такою поспешностию бежали жители, что оставлено несколько грудных ребят. Разорение нужно было как памятник наказания гордого и никому доселе не покорствовавшего народа; нужно в наставление прочим народам, на коих одни примеры ужаса удобны наложить обуздание.
Многие старшины деревень пришли просить помилования; не только не тронуты деревни их, ниже́ не позволено войскам приближаться к оным, дабы не привести в страх жителей. На полях хлеб их, все заведения и стада их остались неприкосновенными. Великодушная пощада, которой не ожидали, истолковала акушинским народам, что одною покорностию могут снискать своё спасение, и уже многие являлись с уверенностию, что они найдут снисхождение.
Посланные партии к стороне главного города Акуши, отстоящего от ночлега нашего в 15 верстах, заметили черезвычайно большое стечение в городе народа и движение необыкновенное, из чего можно было заключать, что жители приуготовляются к защите.
По слухам знал я, что дорога на расстоянии 6-ти вёрст к городу проходит весьма тесною лощиною и местами, где неприятель может нанести нам большой урон, занимая окрестные и во многих пунктах неприступные высоты; что нет дороги, которую бы возможно было обойти оные, и что сверх того сам город лежит в самых крепчайших ущельях, среди коих отделившийся холм защищает вход в них на расстоянии не более выстрела.
Отправив с начальником корпусного штаба генерал-майором Вельяминовым и генерал-майором князем Мадатовым казаков и татарскую конницу до 1500 человек, приказал я осмотреть окрестные го́рода места, не вступая с неприятелем в дело до прибытия пехоты, войскам приказано было выступить весьма рано.
На пути встречен был я двумя из важнейших старшинами, из коих один был прежде главным кади. Они просили, чтобы одними сутками умедлил я приближение к городу, и что между тем употребят они старание согласить жителей просить прощения.
В ответ, что мог бы я поверить присланным с воли народа, но тогда не было бы их двое, они же не предлагают от имени его, но собственное своё старание, и потому на одних подобных обещаниях не могу я остановить моих предприятий, и войска продолжали марш свой. Старшины уехали.
Начальник корпусного штаба прислал сказать, что беспрепятственно дошли они до города, и оный найдя оставленным жителями его, заняли. Вскоре пришёл я с войском и расположился в городе. Все окрестные горы наполнены были спасающимися жителями с их семействами и имуществом; я запретил их преследовать, хотя, рассеянными и объятыми ужасом, легко можно было овладеть ими. В городе нашли мы несколько хлеба…