Генерал-майор фон Краббе, находя малое число войск, занятых работою при крепости Бурной, недостаточным на случай важнейшего возмущения, поспешил отправить с шестью ротами пехоты, 6 орудиями артиллерии и частию татарской конницы Куринского пехотного полка командира полковника Верховского, которому хорошо известны были места и самый народ того края, ибо он в 1820 году в продолжение нескольких месяцев расположен был в оном с значительным отрядом войск.
По прибытии в Мехтулинский округ к полковнику Верховскому должен был присоединиться один баталион Апшеронского полка и 4 орудия из крепости Бурной. Управляющий работами при сей крепости пионерный подполковник Евреинов до прибытия полковника Верховского усмирил оказавшие против пристава дерзость деревни, которые не только без всякого сопротивления обратились к покорности, но и просили прощения в вине своей и приступили к исполнению прежних повинностей.
Сие скорое усмирение дало повод полковнику Верховскому возвратиться с отрядом, и он, достигнувши селения Карабудагент, пошел обратно к Дербенту. Находившийся при полковнике Верховском родной племянник и зять шамхала Умалат-бек, которому благодетельствовал он в продолжение 3-х лет, воспользовавшись отдалением его от войск, убил его выстрелом из ружья и скрылся в горы.
Точной причины гнусного злодейства сего неизвестно. Некоторые думают, что оно было следствием заговора с аварским бывшим ханом, с которым убийца имел сношения с позволения господина Верховского.
Другие полагают, что, отчаявшись в примирении с шамхалом, с которым был он во вражде за развод с дочерью его, что между знатными мусульманами почитается величайшим бесчестием, подозревал он, что полковник Верховский тому препятствует, и будто, подозревая перемену его к себе прежнего расположения, боялся, чтобы начальство не имело насчет его сомнения.
Вскоре после сего происшествия убийца, имея приверженных людей между подвластными шамхала, взбунтовал некоторые из его деревень; к ним присоединился горский народ, называемый койсу-бойменцы.
Генерал-майор фон Краббе тотчас возвратил войска и не замедлил сам прибыть к ним. Желая не дать усилиться возмущению, тотчас пошел он наказать селения Каранай и Эрпели. Первое из сих при малом сопротивлении разорено до основания. При последнем собравшийся в силах неприятель, пользуясь лесистым местоположением, дрался довольно упорно. С нашей стороны не было удобности употребить с выгодою артиллерии и по малочисленности войск нельзя было овладеть всею деревнею, и потому не вся истреблена оная.
Войска, проводивши ночь на месте сражения, отошли на другой день. Неприятель не осмелился выйти из лесов. Сражение сие, происходившее 29 и 30 июня, удержало многих от возмущения, но подъявшие оружие недовольно были наказаны. Генерал-майор Краббе возвратился к своей должности в Кубу, войска остались по старшинству в команде подполковника Евреинова и расположились в Мехтулинском округе.
В первых числах августа жители Мехтули убили определенного при них от начальства пристава, и тотчас во всем округе приметно было расположение к бунту, хотя еще не было ничего явного.
Но 13-го числа, когда от войск отделена была рота для препровождения транспорта с провиантом, внезапно конница неприятельская напала на оную при селении Каффер-Кумык, два часа продолжалась перестрелка, но против построенного из повозок каре, при коем было орудие, конница ничего решительного предпринять не осмелилась.
На звук выстрелов пришел из Параула весь отряд, и неприятель, увидев движение оного, удалился. Войска, соединясь, расположились при Каффер-Кумык в твердой позиции. Транспорт провианта и обоз, устроенный в каре, защищаемы были малым числом людей, и все прочие занимали лежащие по области высоты.
В ночи собрался неприятель в больших силах и расположился по возвышениям далее пушечного выстрела. Во весь день продолжалась перестрелка, но в таком расстоянии, что вреда от оной не произошло никакого.
На 15-е число в продолжение весьма темной ночи неприятель, собравшись в значительном количестве за обширным курганом, начал работу укрепления, и вырыв род траншей, приблизился к передовым нашим постам, занимающим высоты, с тем, чтобы, не проходя под выстрелами большого расстояния, вдруг из траншей сделать нападение.
Высланные от передовых постов наших на ночное время секретные пикета открыли работу неприятеля, весьма уже близко производимую. Тотчас будучи подкреплены, начали они перестрелку, которая продолжалась до рассвета не менее двух часов.
Лишь только возможно было различать предметы, пехота наша при сильном действии артиллерии ударила в штыки на неприятельские окопы и в такое привела замешательство стеснившиеся в траншеях толпы, что они, не скоро выбравшись из оных, подверглись поражению штыками и, оставив до двухсот тел, предались поспешнейшему бегству.
Войска преследовали их до самого селения, которое немедленно было очищено. В продолжение дня неприятель оставил и самые отдаленные возвышения. Отряд, не более как из 1300 человек и 6 орудий состоявший, потеряв убитыми 11 и ранеными 32 человека, рассеял силы не менее б тысяч. Войска беспрепятственно, и даже никого не встретив, прибыли к селению Параул и около его расположились лагерем.
Жители всех селений, участвовавших в действии против наших войск, пришли просить пощады, не скрывая своего преступления. Избегая необходимости наказывать большое число виновных, им объявлено прощение, но наложен штраф хлебом и скотом в пользу войск и весьма небольшое число денег, дабы взыскание было чувствительнейшим. Некоторые из главнейших зачинщиков бунта взяты под стражу.
Получив о сих происшествиях известие, почел я нужным быть сам в Дагестане. Малое число войск, там находящееся, могло ободрить горские народы к новым предприятиям, тем более, что по глупости своей верили они распущенным убийцею слухам, что с турками и персиянами война занимает все войска наши и туда никто не прибудет.
Сверх того нельзя было совершенно положиться на акушинцев, которых присоединение к мятежникам могло быть опасным, хотя до того не брали они в беспокойствах никакого участия и поведение их было без упрека.
Итак, составив отряд во Владикавказе из одного баталиона Херсонского гренадерского полка, из Грузии отправленного, одного взятого из Кабарды баталиона Ширванского пехотного полка, восьми орудий артиллерии и одной сотни линейных казаков, пошел я с оным сентября 20 числа по реке Сунже, дабы осмотреть места вновь учрежденной линии.
Сделав один день роздыха в крепости Грозной, пошел я чрез крепость Внезапную, укрепления Амир-Аджи-Юрт и Казиюрт до крепости Бурной, куда прибыл октября 3-го числа, и немедля вошел в Мехтулинский округ, расположив квартиру мою в селении Казанишь.
Два некомплектных баталиона, прибывших со мною, показались силами ужасными, ибо никого здесь не уверишь, чтобы могло их быть мало при главном начальнике. Горцы, которые, как предполагали жители, намерены были собраться и сделать нападение, отложили предприятие; соседственные им селения, надеявшиеся на помощь их и до того не покорствовавшие, просили помилования, которое и даровано им, и войска расположились по селениям, где назначены им зимние квартиры.
Пред самым отъездом моим из Грузии наследник Персии Аббас-Мирза прислал ко мне чиновника с объявлением, что между Персиею и Турциею прекращены неприязненные действия и уже составлены пункты мирного договора. При сем случае довольно хвастливо упомянул, что турки принуждены к тому блистательными успехами его оружия.
Комиссары наши, посланные для назначения границы, уведомили, что вскоре последовать долженствующий мир чрезвычайно возгордил персиян и что в переговорах их с чиновниками на каждом шагу начинали они испытывать противоречия вопреки здравому смыслу и в самых ничтожных случаях.
Например, берега реки определяют они не по течению оной, но напротив. Впрочем подобные понятия принадлежат собственно Аббас-Мирзе, которого многие почитают великим гением, преобразователем своего народа и вводящим европейское просвещение. Мнение сие разделяет с прочими и наше министерство, имеющее нужду знать его короче.
От начальника штаба получил я донесение, что он сделал вторительный поиск за Кубань. Первое нападение произвело такой ужас между жителями, ближайшими к нашей границе, что они сколько можно отдалились к горам, и сие было причиною, что войска, под командою его бывшие, сделали три перехода, не будучи никем усмотрены.
Внезапно напал на три ногайские аула, в совершеннейшей беспечности бывшие, с потерею двух человек вырезано до 400 душ всякого возраста и обоего пола, взято в плен 566 душ и более 2 тыс. рогатого скота. Владетель успел спастись с женою, но всего лишившись имущества.
Непомерная потеря неприятеля произошла от того, что казаки на самом рассвете застали жителей спящих, мгновенно отрезали между аулами сообщение и не допустили их соединиться. Оставалась одна сторона, свободная к реке Лабе, но скрытно прошедшая к самой переправе наша пехота, встретив на оной спасающихся, многих побила и перехватала.
На возвратном пути к Кубани собрались большие толпы неприятеля, думая воспользоваться затрудненным движением войск от пленных и большого числа скота, но, в подобном же случае испытав прежде чувствительный урон, не осмелились сделать они чувствительного нападения и ограничились одною издалека перестрелкою.
Места открытые способствовали беспрепятственному движению. В верхнем Каракайдаке и части независимой от нас Табасарани обнаружились беспокойства, и небольшие шайки разбойников начали производить грабежи на землях наших.
Родственники возмутившегося изменника тайно ему вспомоществовали тем более успешно, что занимали почетные у нас места, но я приказал в селениях их расположить войска и на их продовольствии, смотря в то же время за исправностью обывательских караулов, и тотчас прекратились шалости. Генерал-майор Аслан-хан Кюринский и Казыкумы