В состоянии транса делал это как заведенный.
Вода была ледяная, я чувствовал это, но нервная система работала слабо. Да, холодная – ну и что?
«Надо помыться», – только эта мысль жужжала в голове.
Так я и продолжал намыливать себя и смывать, намыливать и смывать…
Я делал бы это еще не знаю сколько раз, если бы мне не сказали: «Русо, русо, финиш, финиш». Мол, ты не один, парень.
После душа я вышел уже другим, смыв с себя пот автобусной «бани».
Латиноамериканские наркоторговцы что-то жестко сказали мне, показывая на пол: дескать, забрызгал, надо вытереть его тряпкой…
Но это было уже выше моих сил. Я впервые мысленно послал всех и сказал: «Ничего не понимаю, проблема? Но проблема». И отошел к двери.
Это вызвало негодование латиносов.
Такое поведение было неправильным с моей стороны.
Но мне было наплевать.
Люди часто употребляют это выражение, но им почти никогда на самом деле не наплевать, они не понимают истинного значения слова. Впрочем, это относится и ко многим другим выражениям и понятиям, которые просто «замылились». Так, если ты вкладываешь в это выражение агрессию либо потом думаешь: «Что же я сказал?» или «Правильно ли я сделал, что это сказал?» – значит тебе не наплевать. В истинном понимании значения этого выражения ты не должен думать о других, об их реакции и о последствиях своих действий. И са-мое главное, это надо говорить без агрессии, так как она вызывает только ответную агрессию, но при этом твердо и безапелляционно.
Возможно, этот автобусный рейс что-то поменял во мне.
Мы с Даниэлом положили свои матрасы
один на другой, поскольку они у нас были древние, прохудившиеся, и легли на них.
Наши тела соприкасались, но мне было все равно.
Тускло горел свет, латиноамериканцы галдели, их вожак что-то говорил ..
Подошел ко мне и начал вновь вещать про порядок и тряпку.
Я лежа рассеянно смотрел на него и в ответ на его длинные фразы повторял только два слова: «маньяна» – «завтра» по-испански – и «но проблем», что можно было истолковать двояко. Неодобрительно что-то сказав, он отошел от меня, что мне и нужно было в этот момент.
Как говорила в минуты отчаяния Скарлет О’Хара, «я не буду думать про это сегодня, я подумаю про это завтра».
Вообще в тюрьме живешь исключительно в состоянии «сейчас».
Решил какую-то проблему сейчас – и испытываешь удовлетворение. Безотносительно прошлого, которое очень быстро стирается. Да, и самое главное: твое дотюремное прошлое кажется уже каким-то нереальным. Как будто это было не с тобой.
Так же и сейчас я иногда задумываюсь: «А было ли все это в Бразилии со мной или это был сон?»
Возможно, вся жизнь – это сон, и немногим удалось пробудиться.
Стирание дотюремной жизни в психике человека происходит для того, чтобы он не испытывал постоянные травмирующие ощущения от своего сегодняшнего положения.
Скорее это даже не стирание, а перенос файлов куда-то на удаленный сервер.
Недавнее же прошлое – тюремное – настолько насыщенно по событийному и эмоциональному ряду, что тоже очень быстро стирается, для того чтобы освободить место для новых событий и переживаний.
Будущего же просто нет, оно не существует.
У тебя нет никаких планов на будущее.
Ну, кроме того, что ты когда-нибудь выйдешь отсюда, но это какой-то сказочный сюжет, поэтому он не кажется тебе осязаемым и реальным.
Это в обычной жизни ты планируешь свой день, свое окружение, свою еду, свой отпуск и так далее. Здесь же от тебя ничего не зависит: еда будет такая, какую дадут, и тогда, когда дадут, окружать тебя будут те люди, которые случайно окажутся рядом, – пристегнут наручниками к Федору, будешь с Федором. И так далее.
Что будет с тобой завтра, в какой тюрьме или камере ты проснешься – неизвестно.
Ты это очень быстро понимаешь. И начинаешь жить в состоянии «сейчас».
По большому счету, мне кажется, и в обычной жизни от человека зависит не так много, как он думает. Проиллюстрирую это на таком ярком примере, как рождение ребенка. Событие, согласитесь, чрезвычайно важное в жизни каждого человека. Вот хочет он или еще, лучше, она ребенка и уверена, что может иметь детей, а в реальной жизни при попытке осу-ществления этого плана выясняется, что по каким-то причинам не получается. Или хочет ребенка сейчас, а получится через восемь лет, или не хочет ребенка сейчас, а тем не менее беременеет и рожает, или хочет мальчика, а рождаются две девочки… И так далее.
Как говорил Воланд: «Только что человек соберется съездить в Кисловодск… как поскользнется и попадет под трамвай! Неужели вы скажете, что это он сам собою управил так? Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой?»
Иллюзия собственной важности в тюрьме улетучивается быстро. Но при этом происходит и обратный процесс: ты четко осознаешь себя и понимаешь, на что ты можешь влиять. Влиять непосредственно сам. Не твой статус, деньги и так далее, а только ты сам. Такой, какой ты есть*.
Я закрыл глаза и сказал себе: «Ты в жопе, Александр, но ты обязательно из нее выберешься! Вопрос только – когда…»
Жизнь продолжается, жизнь продолжается.
Эффект парикмахерской
Проснулись в шесть утра, вернее, нас разбудили охранники. Пересчитали – не убежал ли кто за ночь.
Я оценил свое состояние, как говорят хирурги, стабильно тяжелым.
Причины – температура и депрессия.
Выпив целую чашку кофе (впервые налили полный пластиковый стакан), почувствовал себя лучше.
Нам принесли электромашинку для стрижки и сказали привести свои головы в надлежащий вид.
Подстричься! Именно сейчас.
Я почувствовал, что не могу уже просто физически «носить» свои волосы даже до вечера, что моя голова тяжела. Мне надо привести ее в порядок.
Даниэл взял электромашинку в руки и жестами и словами пригласил всех желающих ощутить его парикмахерское искусство.
Первым откликнулся немного туповатый, похожий на Батхеда, добродушный и полноватый парагваец Хуан, потом венесуэлец Эдвин, затем пошел я, сказав «master hard working» – работай жестко, мастер, будь безжалостен. Долго просить Даниэла было не нужно, он приступил к делу и был беспощаден.
Старая машинка дребезжала над моей головой, иногда неожиданно останавливалась и подер-
гивала кожу головы легкими укусами, волосы большими клоками падали. Я чувствовал энергетическое облегчение. Физически ощущал падение каждой пряди волос, как будто большой камень отваливался от горы и падал вниз. Это были необычные ощущения.
Периодически во время работы он спрашивал: «Русо, Алекс, хватит?» На что я с улыбкой отвечал: «Продолжай, продолжай…»
Потом пошел в душ. Холодной водой смыл остатки волос. Потрогал свою голову – остались небольшие островки неровностей, Даниэл их доработал.
Себя я не видел, так как зеркала у нас не было.
Я еще раз ощупал свою голову, затем погладил голову Хуана, посмотрел на него – вот такое воображаемое зеркало – и понял, Даниэл подстриг меня короче всех.
После «парикмахерской» мне стало значительно легче.
Я почувствовал прилив сил.
Старикам здесь не место
Стали вызывать из камеры.
Опять фотографировали: анфас и профиль с двух сторон около метража, который показывает в сантиметрах рост человека.
Я мысленно представил, как я сейчас выгляжу на фото – как бывалый уголовник из среднебюджетных американских фильмов.
Потом, в десятый раз, старательно снимали отпечатки пальцев. Теперь уже основательно, а не как вчера вечером, осмотрели одежду. Вручили листок о трансфере (переводе) в другую тюрьму. Я подписал еще какие-то бумажки. Затем заполнили анкету: русо, моску, глаза зеленые, тату нет и т.д. Еще почему-то бразилец упорно, на удивление, достаточно четко произносил слово «Сталинград, Сталинград». Видимо, смотрел когда-то фильм про Сталинград или читал, и это произвело на него неизгладимое впечатление. Теперь он увидел русского и хотел поделиться с ним своей эрудицией и эмоциями.
Это была вторая, после Путина, ассоциация с Россией, которую я услышал в Бразилии.
Вернулся в камеру. Там латиноамериканцы развлекались тем, что подшучивали над забавным стариком, сухопарым венесуэльцем лет шестидесяти пяти. У него была большая голова с еще бόльшими непропорциональными ушами, его лоб был испещрен глубокими морщинами, сам он напоминал по повадкам и по образу Паниковского из произведения Ильфа и Петрова «Золотой теленок». Он мужественно, даже с пониманием, переносил подколки молодежи, которая за неимением других удовольствий выбрала его объектом своих развлечений. Он не вписывался в тюремный быт. Все те неудобства, которые молодые переносили без удовольствия, но и без особого труда, требовали от «пенсионера» напряжения.
Он везде опаздывал.
Его нравоучительные рассказы вызывали у молодежи иронию и смех. Он был персонажем из вчерашнего черно-белого кино, который по недоразумению оказался на съемочной площадке современного блокбастера со спецэффектами. Самое интересное – он это, по-моему, понимал и давно смирился со своей ролью.
Да, все ошибки надо совершить в молодости.
Старикам здесь не место.
Аквариум
Подкрепившись немного рисом, расположились кто где, старичок и мы с Даниэлом на полу.
Наступил тихий час. Помещение освещала только одна лампочка, которая тускло светила высоко на потолке. Разговоров почти не было.
Спокойное лежание благотворно повлияло на мою уставшую психику.
Я стал мыслить более позитивно.
Еще раз прокрутил в голове, уже в спокойном режиме, свою ситуацию и стал настраивать себя на позитивный лад. Грезилась даже свобода и скорое освобождение.
Я стал говорить себе, что это все временно, это времен-но…
Все, конечно, временно.
В этой камере было даже немного тепло. Впервые я увидел стекло на тюремной решетке, а входная дверь выходила не на улицу, а в коридор, и пол был не под завязку наполнен телами людей, а имелось какое-то личное пространство.