ует с ними, бывает у них дома, приглашает к себе. А когда отстающий догоняет всех, Раиса Ивановна ходит тогда по классу с таким видом, будто у неё день рождения, будто ей надарили столько цветов и конфет, что она растерялась от радости.
Скажу откровенно: не хотела бы я проверять на Раисе ворожбу с чертями.
Марго поднялась с места и сказала, размазывая слёзы по лицу:
— Чего ещё проверять? Так мы всех учителей изничтожим, а кто отвечать будет? Дознаются если, — по головке не погладят!
— Хорошо! — уступила я. — На этом уроке не будем! Но на уроке географии категорически предлагаю проверить.
Таня Жигалова поддержала меня. Ребята захохотали и стали кричать:
— Проверить! Проверить!
— Не надо! — подняла руки вверх Марго.
Но почему же не надо? Для нас он не такой уж ценный учитель, которым мы дорожили бы так же, как всеми другими учителями. Если с ним и случится что-нибудь, так нам, может быть, дадут другого, не такого, как Арнольд Арнольдович. Вообще-то он не строгий и даже добрый. Плохих отметок он никому не ставит. И баловаться можно на его уроках. Хоть на голове ходи, он ничего не скажет. И всё-таки никто его не любит. А не любим мы его потому, что он и сам не любит нас. Придёт в класс, сядет и начинает о чём-то думать. Мы отвечаем урок, а он сидит и думает. И улыбается своим думам. Может быть, они у него интересные, хорошие, но это так обидно для нас. И особенно для тех, кто выучит урок на отлично и думает, что учитель порадуется вместе с ним, а учитель даже и не слушает по-настоящему. Однажды Славка, отвечая на уроке, стал рассказывать, как он отдыхал в пионерском лагере, и Арнольд Арнольдович спокойно выслушал его, вздохнул и поставил отметку. Хорошую отметку. А за такое безобразие Славке надо бы единицу влепить.
Арнольд Арнольдович такой рассеянный и такой невнимательный к нам, что никого не знает по фамилиям и не старается запомнить, как зовут нас.
Вызывает он так:
— Ну, теперь ты! Соловьёва твоя фамилия?
— Сологубова!
— Значит, я тебя всё путаю с Соловьёвой из восьмого класса!
А в нашей школе вообще нет ни одной девочки с такой фамилией, но зато есть пять мальчишек Соловьёвых.
А то и вовсе не называет по фамилиям. Просто ткнёт пальцем и скажет:
— Рассказывай!
И после того, как ответишь, спросит:
— Так как же правильно произносится твоя фамилия? На каком слоге ставится ударение?
Нина Станцель сказала однажды:
— Когда я была в первом классе, меня называли Масловой, в прошлом году Масловой, а теперь, наверное, нужно ставить ударение на Масловой!
И он поставил пятёрку Масловой.
Такой безразличный.
Когда я предложила проделать опыт с Арнольдом Арнольдовичем, все ребята захохотали. Уж такого, как он, красного, толстого и равнодушного ко всему, никакие черти не расшевелят.
— Давай, давай! — закричали все.
— Его ни один чёрт не собьёт с ног! Он сам их нокаутирует!
Все ребята обрадовались и стали готовиться к раунду чертей с Арнольдом Арнольдовичем. Нажимая пальцами на сучки в партах, ребята зашептали и хором и в одиночку: «Чёрт, чёрт, помоги! Чёрт, чёрт, отврати!» И только одна Марго не захотела вызывать чертей. Тогда я схватила её руку, приложила палец к сучку и сама, за Марго, вызвала чертей на подмогу.
Марго захныкала:
— Запомни: если он умрёт, — я отвечать не буду!
По коридорам прокатился звонок.
Мы так и замерли.
Ой, что-то будет!
Дверь открылась. Арнольд Арнольдович вошёл, рассеянно улыбаясь. Мне даже жалко стало его. Вот улыбается, ничего не подозревает, о чём-то думает, а через минуту упадёт головой на стол, а я побегу вызывать «Скорую помощь».
— Садитесь! — крикнул Арнольд Арнольдович. — Дежурный, кого нет на уроке?
— Киселёвой! — крикнула я и шепнула на ухо Марго: — Это, чтобы тебе не отвечать. В случае чего!
Ребята захихикали.
Арнольд Арнольдович отметил Марго, как отсутствующую, потом осмотрел всех и ткнул пальцем в Марго.
— Ну, что ты выучила?
— Я, — растерялась Марго, — я… я…
Ну, положение её в эту минуту действительно было неважное. Ведь Арнольд Арнольдович отметил её в журнале, как отсутствующую. Кому же после ответа он поставит отметку?
Марго пролепетала:
— У меня умерла… тётя!
Но, подумав, решила, что смерть одной тёти недостаточная ещё причина, чтобы не отвечать урока.
— И… бабушка! — поспешно добавила Марго.
— Вот как? — усмехнулся Арнольд Арнольдович. — В один день? И может быть, в один час? Что?
Марго, не соображая, что говорит, сказала, заикаясь:
— В один час!
— Они, наверное, были очень дружны, если решили умереть в один день и в один час? А может, умерли они только для того, чтобы ты не выучила урок? Ты, кажется, хочешь сказать, что урока не могла выучить потому, что хоронила тётю и бабушку? Так я понял тебя?
— Так! — прошептала Марго.
— Очень хорошо! — кивнул Арнольд Арнольдович. — А теперь я хочу, чтобы и вы поняли меня. Я долгое время был слишком добр с вами! И вот мне говорят, что я балую вас. Что я никогда и никому не ставлю плохих отметок. Но почему же не поставить единицу за лень? За обман учителя с помощью умирающих тётей и бабушек? Так на каком же слоге делается ударение в твоей фамилии?
Марго злорадно взглянула на меня и сказала нахально:
— Сологубова! А можно сказать Сологубова!
— Прекрасно! Ставлю тебе единицу! Но можешь назвать её единицей! Дай дневник!
Марго схватила с парты мой дневник и помчалась к столу.
Ребята так и покатились со смеху. Но мне-то было не до смеха.
А что я могла сделать? Встать и сказать, что я обманула Арнольда Арнольдовича, отметив Марго отсутствующей? Но если он за тётю и бабушку влепил единицу, то за обман его самого мне ведь тоже не миновать её. Единицы!
Я чуть не заплакала. Противная Марго! Я для неё же старалась, а она так подвела меня!
Но ребята напрасно веселились.
Арнольд Арнольдович был в этот день неузнаваем.
Он так свирепствовал, что по партам пошла гулять записка:
«А. А. записался в пираты. Держитесь за сучки. Зовите всех чертей на подмогу! Да спасёт провиденье наши души!»
Марго зашептала на ухо:
— Вот видишь, пока чертей не вызывали, он никогда так не обращался с нами! Это они, они подзуживают его. Всегда был такой добрый, а сегодня как осатанел. Скажешь теперь, что их нет, чертей?
— А если есть, так почему ж они не уничтожат его? — спросила я тоже шёпотом.
Марго подумала, посмотрела на Арнольда Арнольдовича и прошептала, прикрывая рот ладошкой:
— Ещё ничего не известно! Урок ещё не кончился! Ещё никому не известно, что с ним случится.
Арнольд Арнольдович наставил классу семь единиц. Но с ним так ничего и не случилось. Он вышел из класса, мечтательно улыбаясь и потирая носовым платком свои красные щёки, по которым катились капельки пота. Он же здорово потрудился сегодня. А сколько ещё отцов будет трудиться вечером, когда придёт час расплаты за полученные единицы!
Я набросилась на Марго, стала стыдить её.
— Понимаешь, — захлопала она глазами, — сама не знаю, как получилось… Может, чёрт подтолкнул. Но ты не переживай. Переправь единицу на четвёрку, и всё будет хорошо! Не сердись!
— Ладно! — сказала я. — Прощаю! Но признай честно, что чертей никаких нет. Ты же убедилась теперь?
— А Ольга Фёдоровна?
— У неё же инфаркт! — закричала я, не выдержав.
Марго покачала раздумчиво головою.
— Не так это просто!
— Вот балда! — окончательно рассердилась я. — И что мелешь — сама не знаешь. Да если бы так можно было бороться с учителями, их давно бы уничтожили двоечники. А Арнольд Арнольдович? Почему он уцелел?
— Может, он знает слово… Или сам с ними связался… Вот у нас был в деревне один, так тот…
Тут я не вытерпела и чуть было не влепила ей подзатыльник, но, вспомнив, что она больная, повернулась и быстро отошла прочь.
Происшествие с Ольгой Фёдоровной испортило мне весь вечер. Честно говоря, Ольгу Фёдоровну я не особенно любила. Она такая нервная, так всегда кричала на всех, будто не учить приходила нас, а срывать на всех свою злость. Но после того, что случилось, я не осуждаю её. Наверное, она очень боялась умереть раньше, чем научит нас произносить букву «з» в именах существительных множественного числа.
15 мая
История с Нептуном и небритыми моряками продолжается. И чем и когда она кончится, — неизвестно.
Неизвестно даже, что же это такое: новая игра или розыгрыш? Но если разыгрывает кто-то, то почему именно Валю и для чего? Что хотят доказать Вале Нептун и его экипаж?
Впрочем, я ничуть не жалею, что ввязалась в эту загадочную историю. Во всяком случае, я ничего не потеряла. Ведь с тех пор, как у нас появилась экспедиция, все мы очень часто собираемся у Пыжика, играем, иногда танцуем, вместе готовим уроки и вообще довольно весело проводим время.
Ну, а Нептун… Мне кажется, что в этого Нептуна всё-таки никто не верит. Разве что Валя старается уверить себя в том, что всё это серьёзно и что действительно кто-то мечтает о нашей помощи, нуждается в нас. Думаю, Вале просто хочется верить во что-нибудь необыкновенное — вот она и играет по-серьёзному в «дело с Нептуном».
А Пыжик? Он помогает Вале с таким видом, будто больше всех заинтересован в спасении немыслимых моряков. Но уж я-то знаю теперь, какой он выдумщик, этот Пыжик.
Вот и сегодня… Он так здорово играл роль сыщика, что даже я поверила, будто Пыжик серьёзно относится к переписке с Нептуном.
Но вообще-то во всей этой истории действительно есть что-то загадочное, и я просто горю от любопытства. Так мне хочется знать, чем же все это кончится?
Утром, на уроке геометрии, Валя послала всем членам экспедиции записку с черепом и скрещёнными костями, с надписью на конверте: «Совершенно секретно! Только членам экспедиции отважных»:
«Есть новости. Получила такое загадочное письмо, какого ещё не было ни разу. Надо собраться и обсудить. Предлагаю устроить во время большой перемены конференцию на волейбольной площадке».