, опускали конверт в ящик и уходили. Вечером, когда стали подсчитывать голоса, нас из помещения удалили и послали охранять здание снаружи; от кого, собственно говоря, охранять – не знаю.
6 марта, когда стали известны результаты выборов, была устроена огромная демонстрация штурмовиков. Мы проходили по главным улицам города под музыку и кричали «хайль».
Оказывается, всех поджигателей рейхстага будут судить. Говорят, что Геринг решил устроить суд, чтобы показать всему миру, какими подлыми средствами борются с национал-социалистской революцией наши враги. Коммунистов по-прежнему арестовывают без конца. Говорят, что уже посажено в тюрьмы тысяч сто. Мне только не нравится, что наши газеты пишут неправду. Вот три дня назад было напечатано, что при попытке к бегству в Обергаузене были убиты два коммуниста – Классен и Ланжевиль. А вчера один знакомый СА рассказывал, что этих обоих коммунистов расстреляли во дворе гимназии в Обергаузене (в этой гимназии теперь находится тюрьма вспомогательной полиции). Я считаю, что нужно писать, как есть. Потом наш вождь на митинге говорил, что коммунисты трусы и при аресте ползают на коленях. Это тоже неправда. Я-то уж видел; как они себя держат даже в руках таких парней, как фон Люкке и Дросте. Наши СА говорят, что из коммуниста легче вышибить душу, чем адреса и фамилии его товарищей.
16 марта 1933 г.
Мне еще недавно казалось, что я понимаю политику нашего вождя. Теперь же в голове опять какая-то путаница. Наши ребята еще после выборов начали говорить, что мало арестовывать одних лишь коммунистов – и кроме них есть еще с кем посчитаться.
Я вспомнил, например, одного директора на заводе Сименса, который издевался над рабочими. Ребята решили его арестовать. Мы его притащили в казарму, но не успели за него даже взяться, как примчался фон Люкке, назвал нас негодяями, а директора отправил домой в такси и даже сам проводил его на улицу с извинениями.
В других штандартах были дела почище. Несколько СА ворвались в дом к одному богатому еврею. Вдруг примчалась полиция и СС, этих парней арестовали и отправили в концентрационный лагерь. Вот тут-то я уж ничего не пойму. Почему таких евреев, как Леви, можно тащить в тюрьму, а богатых нельзя тронуть пальцем?
Три дня назад Адольф Гитлер обратился ко всем СА и НСБО с воззванием, в котором требует от нас слепого повиновения и дисциплины. Он говорит, что всякие самочинные выступления штурмовиков должны прекратиться, так как мы должны дать хозяйству чувство полного спокойствия и безопасности. Кто теперь попытается нарушить порядок, тот будет считаться изменником и предателем.
Выходит, что мы, штурмовики, выполняющие нашу программу, этим самым изменяем национал-социализму? Я этого не понимаю. Среди наших СА многие очень недовольны этим приказом Гитлера. Кроме того, говорят, что о нас, маленьких людях, никто не заботится. На работу устраивают вместо уволенных евреев и марксистов.
Кстати, Дросте уже больше не наш штурмфюрер – он сделался полицейским капитаном, добился-таки того, о чем мечтал. Он надел синюю форму и каску, на нас смотрит свысока, избегает даже подавать руку. Новый начальник штурма Граупе, бывший офицер, разговаривает с нами не как с товарищами, а как с солдатами. Люди из СС смотрят на нас, как на босяков, и даже не отвечают на гитлеровское приветствие. У нас с ними часто бывают драки; нашего брата за это посылают в концлагерь, а охранникам все сходит с рук.
Очень не нравятся мне некоторые вещи у нас в СА. Я, конечно, не считаю СА монахами и сам не прочь поволочиться. Но у нас идут разговоры, что солдатам необходима мужская любовь, что надо брать в этом пример с Рема, Эрнста, Гейнеса и других наших главных начальников. Наш фон Люкке завел себе адъютанта, какого-то мальчишку, похожего на проститутку, тот не выходит у него из кабинета.
Из-за этого коммунисты называют нас педерастами. Часто в казарме черт знает что делается. В штабе штурмовых отрядов, говорят, еще хуже. Все об этом знают и, очевидно, не находят в этом ничего страшного. Почему Гитлер не запретит эти безобразия?
Некоторые СА уверяют, что вождь пытается провести нашу программу, но ему мешают Гутенберг и Папен. Напрасно Гитлер их терпит. Он должен был бы прогнать капиталистов и генералов и поручить нам, СА, навести порядок в Германии.
25 марта 1933 г.
Четыре дня назад я увидел, как мы сильны. В Потсдаме состоялось большое торжество в связи с открытием рейхстага. Весь Потсдам был полон рейхсверов, СА и СС. После молебна появились Адольф Гитлер, фельдмаршал Гинденбург, генерал Макензен, старый Людендорф и другие герои великой войны. Перед ними сначала прошли полки рейхсвера; они шли старым прусским маршем, не сгибая колен. Потом двинулись СС в своей черной форме и, наконец, мы – коричневые рубашки. За нами «Стальной шлем», «Гитлеровская молодежь», НСБО. Всюду гремел крик: «Хайль Гитлер!» Только «Стальной шлем» кричал: «Да здравствует Гинденбург!»
В Потсдаме на балконах было больше черно-бело-красных флагов, но зато на улицах все покрывали наши красные знамена со свастикой. Когда мы шли, я чувствовал, что мы являемся хозяевами Германии. Потом старый фельдмаршал произнес речь, в которой сказал, что видит в Адольфе Гитлере спасителя германского народа и что мы, СА, должны быть достойны старой германской армии.
Через два дня после потсдамского парада я был на открытии рейхстага в опере Кроля. Вместе с двумястами СА, одетыми в новую форму, я стоял у стены. Коммунистов-депутатов, конечно, не было ни одного. Сначала говорил Геринг. Потом Гитлер долго объяснял свою политику и ругал социал-демократов. Я понял, что он обещает выполнять нашу программу, и другие ребята тоже так поняли.
На стенах висели наши знамена. Гитлера окружали министры и военные. Все это продолжалось недолго. Вечером в Трептове был устроен замечательный фейерверк: такого я никогда не видел, даже в Луна-парке. Особенно мне понравилось, когда на небе появился огромный знак свастики и под ним надпись: «Гитлер».
Вчера я смотрел на фейерверк другого рода, не такой красивый, как в Трептове, но все же очень интересный. Накануне сотни штурмовиков обходили книжные магазины и библиотеки и забирали там враждебные германскому духу книги. Я никогда не думал, что на свете есть столько книг. Мы свезли их несколько десятков грузовиков.
В девять часов вечера мы пришли на площадь Гегеля. Там уже собралось около тысячи студентов, которые устроили факельное шествие. Потом пошли мы с оркестрами и знаменами, за нами студенты с зажженными факелами и в конце процессии около тридцати грузовиков с книгами. По дороге мы вспомнили, что сделали ошибку, не оторвав переплетов, – книги будут плохо гореть. Спешим наверстать упущенное и с лихорадочной быстротой рвем книги. Колонна проходит через Бранденбургские ворота, ее голова уже на Оперной площади. Мы выстраиваемся в каре, оставляем место для грузовиков. Зажигается костер; в него из грузовиков дугой летят книги. Доктор Геббельс хорошо сумел это организовать, недаром он министр культуры и пропаганды. На грузовиках стоят люди, одетые в какое-то странное платье; их называют герольдами. Бросая книги в огонь, они по очереди кричат:
– Против классовой борьбы и грязного материализма! Я предаю пламени книги Маркса!
– Против разврата и морального упадка! Я бросаю в огонь книги Генриха Манна и Эрнста Глезера!
– Против измены нашему солдату, за военное воспитание молодежи! Я предаю пламени книги Ремарка!
И так без конца – всего я не смог, запомнить. После каждого такого лозунга мы все кричим «хайль, хайль, хайль».
Вскоре запылал огромный костер, языки пламени поднялись высоко к небу. Вот так фейерверк! Эти книги в течение многих лет отравляли германский народ, теперь с ними покончено. Правда, я ни одной из этих книг не читал, после окончания школы я вообще ничего не читаю.
У нас, в СА, теперь по рукам ходят разные книги о шпионаже. Наши командиры говорят, что это самое лучшее чтение для штурмовика. На днях, когда мы сидели в локале, к нам подошел один ученый национал-социалист – не то профессор, не то адвокат. Он нам объяснил, что евреи захватили в свои руки все театры, кино и отравляли мозги германского народа своим ядом. Теперь наш Доктор – Геббельс – все это истребит.
15 апреля 1933 г.
1 апреля во всей Германии начался поход против евреев. Наш вождь приказал создать комитет действия по проведению бойкота. Руководит им Юлиус Штрейхер. Этот комитет еще заранее должен был установить расовую принадлежность всех владельцев магазинов, докторов, адвокатов и ремесленников.
Штурмовики разбились на команды и распределили между собой все кварталы Берлина. С раннего утра мы со списками в руках ходили по нашему кварталу и наклеивали на еврейские магазины плакаты: «Стой! Здесь еврейский магазин», под ним второй плакат: «Если еврей не закроет рот, СА наточит нож». Такие же плакаты мы наклеивали на квартирах врачей и адвокатов-евреев. После того как эта подготовительная работа была закончена, возле каждого магазина или квартиры стало несколько штурмовиков. Стоило кому-либо попытаться войти в еврейский магазин, как один из штурмовиков показывал ему на плакат. Если тот не понимал, ему «объясняли» кулаками.
К сожалению, не все понимают свой национальный долг. В одну еврейскую молочную лавочку попыталась пройти старая женщина-немка. Мы ее остановили, она начала кричать, что покупает в этой лавочке уже двадцать лет и что здесь она получает скидку. Мы ей разбили посуду – пусть знает, как думать о скидке. В другом месте какой-то папаша с ребенком попробовал пройти к еврею врачу; мы ему вразумительно объяснили, что в Берлине есть тысячи врачей-немцев.
Очень неприятная история получилась около одной табачной лавочки. Там наши ребята, наклеивая плакат, нечаянно, а может быть нарочно, разбили стекло и разобрали папиросы и сигары из витрины. Из лавки выбежал еврей и начал кричать, что он инвалид войны и имеет какую-то медаль и что мы не имеем права его разорять. Он в конце концов добился своего: мы его изрядно поколотили. Потом подошел какой-то старый немец и сказал, что еврей действительно потерял на войне ногу. Ну и черт с ним! Геринг правильно сказал, что «лес рубят – щепки летят».