Все постепенно улеглось: местные красотки начали щеголять с первым подобием земного макияжа на лицах, а личные повара богатеев устраивали охоту с мордобитием за рецептами друг у друга. Так пролетел месяц. Я не роптала, не возражала, и не пыталась вырваться из дворца. Не пыталась потому, что опасалась мужа. Леди Норис донесла мне, что он, неожиданно отбросив загулы и дебоши, вернулся в семейное лоно. Говорят, даже пару раз пытался встретиться со мной, но его не пустили во дворец, памятуя, как еще совсем недавно он себя вел.
Леди Норис так же любезно сообщила мне, что мой супруг через нее пытался передать послание, но она отказалась, так как не имела указаний с моей стороны. Я лишь поблагодарила ее и попросила и впредь поступать подобным образом. Уж чего-чего, а примирения с Кларенсом я не желала. И Себастьян как назло куда-то запропастился. По началу, пока я привыкала к новому месту жительства, он часто навещал меня, но последние две недели, как в воду канул. А его я очень хотела бы видеть. Рядом с ним я чувствовала себя как за каменной стеной, он казался мне каким-то родным и близким. И теперь, когда его со мной не было, я скучала, и хотела встретиться вновь.
Порой перед сном в мечтах, улетая далеко и возводя на песке воздушные замки, я позволяла себе надеяться на нечто большее, нежели просто доброе дружеское отношение с его стороны. Но после по утру приходилось себя одергивать, возвращая на грешную землю, чтобы не вообразить лишнее, чем то, что было меж нами на самом деле.
Я уже начала волноваться, что он пропал, но единственное, что смогла предпринять, дабы разузнать о нем — это робко осведомиться у Ковали, и в королевской канцелярии. Однако так ничего и не добилась — 'королевские дела' отвечали мне.
Но теперь это все было так далеко и казалось такой мелочью!.. Я уже который день сходила с ума от тоски. Я страшно хотела домой. Пока я была в доме у герцога, в усадьбе, или пыталась скрыться в Стейфоршире — я не тосковала так сильно. Да, мне хотелось обратно, но стремление выжить во что бы то ни стало, быть опорой для своих людей, не позволяли грустить подолгу. Да я сама себе не позволяла расклеиться! А теперь, когда все вроде бы наладилось — неожиданно сломалась. Причиной этому стали рассказы королю, воспоминания о моем мире, которые изо дня в день я вынуждена была изливать на слушателей.
И я не выдержала. Было невероятно мучительно вспоминать о моем мире, при этом, прекрасно понимая, что больше я туда никогда не вернусь. Жизнь в королевском дворце стала казаться для меня адом, с постоянной непрекращающейся агонией воспоминаний, палачом в котором была я сама.
Я начала ненавидеть утро. За то, что просыпалась, а ночи за то, что никак не могла уснуть. Я боялась снов о прошлом. А мне снились работа, мой бывший, или родители. Я приходила к ним, а они меня не видели. Когда пыталась остаться, меня вырывало и уносило куда-то в черноту. В итоге я просыпалась совершенно разбитая и в слезах.
А мелодрамы для ее высочества и вовсе доконали расшатанные нервы. И теперь, когда, меня никто не видел, я плакала. Слезы помимо моей воли катились из глаз. В голове постоянно крутились мысли о прошлом, о моем мире. Преследовали картинки из текстов, которые я переписывала ее высочеству, строки из стихов. Последней каплей стал 'Жестокий романс'. Принцесса осталась в восторге, а мне хотелось стать Ларисой Дмитриевной, чтобы для меня наконец-то все закончилось. А вчера и вовсе возникло непреодолимое желание взять револьвер и…
А им не терпелось, знать, знать, знать!.. И они третировали меня этим, терзали, убивали. Я больше не могла терпеть. Тоска страшной силой рвала грудь. А еще последняя просьба короля — 'Расскажите о своем детстве'… Вчера я чрезвычайно была близка к убийству, хотя и не знаю чьего именно. Руки дрожали, ком встал в горле и, кажется, не прошел до сих пор, но я смогла и рассказала, и голос не дрожал… О Господи, да когда же прекратятся эти пытки?! Сколько я еще продержусь?..
Мне уже не хотелось ничего, даже забыться не получалось. Я желала лишь одного, чтобы все закончилось.
Придвинув кресло к большому окну, и закинув за его спинку штору, чтобы хоть как-то отгородиться от чужих глаз, я сидела и тихонько плакала. Мне уже было все равно. Вот так бы нажать курок, раз и…
— Аннель? — раздался голос, который я узнала. Еще неделю назад, я была бы безумно счастлива его видеть, но слишком поздно. Мне так горько, так больно…
Я быстро скорчилась в кресле, пожав под себя ноги, чтобы из-за высокой спинки меня не было заметно. Не сейчас. Не сегодня. А может быть никогда…
Сейчас, с кристальной ясностью я вдруг поняла, что какой же все-таки была дурой, предаваясь еще неделю назад глупым мечтаниям. Я всего лишь попаданка, не имеющая возможности вернуться обратно. Я обычная серая мышь, которая волею судьбы…
— Аннель? — теперь мое имя прозвучало требовательно.
'Уходи!', - хотелось крикнуть мне, но я промолчала. — 'А то я глупая, нафантазирую себе, а потом когда пойму… Нет. Уж лучше разом, пусть будет больно сейчас!'
На всякий случай я даже глаза зажмурила, чтобы не видеть, почти дышать перестала. Но шелест вуали, подсказал мне, что мольбы остались не услышанными.
— Господи, да что с вами?!
Я открыла глаза, чтобы увидеть перед собой взволнованное лицо Себастьяна.
— Вам плохо, у вас что-нибудь болит? — но я лишь покачала головой. — Вас обидели?
В ответ снова молчаливое — нет, а чтобы не видеть его больше, снова закрыла глаза. Тогда мужчина, ухватив под мышки, осторожно вынул меня из кресла и, поставив на ноги, легонько встряхнул.
— Да не молчите же! Не пугайте меня! Что такого ужасного произошло, что вы плачете?! — в его голосе звучала неподдельное волнение.
Я вновь предпочла смолчать и, открыв глаза полные слез, отвела взгляд к окну.
— Меган забила тревогу. Меня выдернули из… Да неважно! Аннель, что с вами?!.. — и словно осененный нехорошей догадкой, хрипло спросил: — Кларенс? Он?..
— Он здесь не причем, — пришлось ответить мне. — Во дворце я в безопасности.
— Тогда что? — и удерживая за спину, словно куклу одной рукой, второй, коснувшись подбородка, заставил взглянуть на него. — Ответьте — что произошло? Аннель, вы похудели, вы… Вы выглядите изможденной. Аннель, родная?..
Это было произнесено так ласково, так участливо, что я не выдержала и, высвободив подбородок, уткнулась ему в грудь и горько зарыдала.
Поначалу Себастьян ничего не говорил, только прижал меня покрепче к себе, потом, когда слезы начали утихать, стал нашептывать что-то милое.
Выплакавшись, я судорожно вздохнула напоследок, а потом подняла лицо и заглянула ему в глаза.
— Видимо вам нравится плакать у меня на груди, — он осторожно утер слезы со щек.
— Видимо, — осторожно согласилась я.
Все глупые мысли, о том, чтобы больше не видеть его, вылетели из головы. Я просто стояла и смотрела, не отрываясь.
Себастьян ожег меня каким-то завораживающе долгим взглядом, словно пытался в глубине души разглядеть что-то понятное лишь ему одному.
— Так что с вами произошло? — едва слышно вновь спросил он. — Я перепугался, что случилось страшное…
— Я домой хочу… — прошептала я тихо в ответ. — Я так сильно хочу домой… Я… — и горячие слезы вновь потели по щекам. — Я бы что угодно отдала, лишь бы иметь возможность вернуться… Себастьян, вы даже не представляете как это ужасно! У меня уже сил нет…
— О Господи! — едва не взвыл мужчина в ответ на мои бесхитростные слова и стиснул в объятьях, так крепко, что я даже шевельнуться не могла. Да, собственно говоря, и не хотела.
Прижавшись щекой к его камзолу, я молча роняла слезы, хотя они уже не были наполнены той тоской, что еще несколько минут назад владела мной. Казалось с появлением Себастьяна, грусть уменьшилась, и уже было не так горько и одиноко.
— О боже, Аннель! О боже, боже… — горячо зашептал он, целуя мои волосы. — Господи боже, если б я мог! Если бы я мог!.. — и еще крепче прижал меня к себе.
Не знаю, сколько мы так простояли, может минуту, а может час. Себастьян нежно прижимался щекой к моим волосам, то отрывался, чтобы в следующее мгновение нежно коснуться губами. А я, так и не уловив смысл его слов, прильнула к нему и впитывала его силу, уверенность и ласку.
Когда объятья немного ослабли, я вновь решилась посмотреть на Себастьяна.
— Ах, Аннель, Аннель, Аннель… — как заклинание тихо прошептал он, и словно боясь спугнуть, осторожно поцеловал в висок.
И это нежное касание отогнало все мысли, что угнетали меня долгие дни. Вопреки предостерегающему от такого шага разуму я подалась к нему, чтобы легкое прикосновение превратилось в осязаемую ласку. Пусть только сейчас, пусть… Не важно…
Мне хотелось лишь нежности и участия.
А Себастьян, словно услышав мои размышления, тихонько коснулся скулы, потом щеки, а за ней краешка губ. Повернув голову, я первой превратила нежную игру в настоящий поцелуй. Просто потому что… Других мыслей не было.
— Аннель, это неправильно, — с трудом оторвавшись спустя какое-то время, хрипло пробормотал Себастьян.
Он дышал часто-часто, словно выброшенный на берег после шторма. А вцепился в меня так крепко и так сильно, что мне было немного больно от его объятий. Однако я не возражала, именно сейчас от его железной хватки, я почувствовала себя живой. Состояние было таким забытым, таким непривычным, что…
— Аннель, я… — попытался что-то сказать он, но я, опасаясь, что услышу сейчас слова сожаления, высвободилась и с силой прижала ладонь к его губам, словно бы запечатывая.
— Если сейчас начнете извиняться, то учтите, я не стерплю подобного унижения! — он попытался что-то сказать, но я не дала и продолжила: — Даже не смейте говорить мне подобные гадости. Не обижайте меня. Мне и так уже хватило с лихвой!
Губы под ладонью дрогнул, будто целуя, а может, пытаясь произнести слово, и я отняла руку.
— Тогда разрешите спросить, чем я смогу вам помочь? Как?