Я пожала плечами. Роман я не читала, но ведь классику можно в кино только сокращать, а не дописывать…
— Как можно рассуждать о книге, не читая ее, — со скукой сказала Мар-Влада, — унизительное невежество!
Конечно, в душе я была с ней согласна, но мне не хотелось сдаваться, и я ляпнула, что кино мне понравилось — красивая жизнь, как в сказке, на три часа от всего школьного можно отключиться, не хуже, чем на детективе…
Мар-Влада стала качать головой, как старая няня.
— Бедный Толстой, вот это — читатели!
Конечно, она поняла, что я придуриваюсь, но тут она случайно посмотрела в окно.
— Странно… А где же машина?
Прошло не больше получаса после ухода Кеши. Я тоже посмотрела в окно. Белой машины не было.
— Может, он ее поставил сзади дома?
Мы переглянулись, и я выскочила на улицу, обежала вокруг дома. Машины не было.
— А вдруг он на ней уехал? — сказала я, вернувшись, и Мар-Влада тут же стала ему звонить.
Она произнесла только несколько слов, и я поняла, что машину он не брал.
— Хорошо, — сказала она устало, — приезжай!
Потом мы сели и стали его ждать, и у меня в голове не укладывалось, что вот так, среди бела дня, не в кинофильме, могли украсть машину.
Мар-Влада предложила мне поесть, у нее теперь всегда в доме были вкусные вещи. Их готовил Кеша из рыбы; он говорил, что если бы не стал механиком, обязательно пошел бы плавать поваром. Вообще он все время что-то изрекал. Недавно сказал, что из учительниц получаются лучшие жены для моряков. Они так загружены, что у них не остается времени на глупости, когда муж в плавании.
Мар-Влада покраснела, но сказала, что в этом есть логика. Моряки меньше других отрывают жен от работы в школе, следовательно, конфликта личного и общественного не бывает в таких семьях.
Они все время острили друг перед другом, и мне было странно: неужели так могут себя вести влюбленные?!
Конечно, он был мастер на все руки, это подкупало: он починил у Мар-Влады стеллаж, телевизор, в своей машине он установил и вентилятор, и пылесос, и даже бар-холодильник, и с машиной он разговаривает, как с ребенком. Я сама слышала, когда они взяли меня покататься.
— Ну, маленький, ну поднатужься, ну еще чуточку… — Так Кеша сюсюкал с машиной, а вот с Мар-Владой таким тоном он никогда не говорил. Где же тут любовь?
Хотя он мгновенно нашел общий язык с нашими ребятами, когда они забегали, но ему не нравилось, что Мар-Влада постоянно им свои вещи одалживает — и книжки, и транзистор, и велосипед. Однажды он даже сказал:
— Учти, если мы поженимся, я потребую раздела имущества. А то с твоими общественными замашками мой японский приемник и киноаппарат уплывут…
Она ничего не ответила, потому что велосипед брал Мишка, ее сосед по дому. Он учился в нашем классе и в последнее время отбился от рук. Раньше он всегда нянчился с младшей сестрой, он был врожденной нянькой; он с ней гулял во дворе, и вокруг пять-шесть карапузов, которых он пас не хуже шотландской колли. Может, среди них он был счастливым? В семье было скверно. Отчим пил запоем, бил мать, выгонял Мишку. А мать, худенькая, замученная, с огромными глазами, ходила робко, жалась к стенке, стеснялась соседей.
Она всех стыдилась: и директора школы, и Мар-Влады, и меня даже; на ее лице всегда было такое страдание, точно ее кололи иглой…
Когда через сорок минут Кеша вошел в комнату Мар-Влады, он выглядел так, точно потерял самого близкого и дорогого человека. Руки дрожали, голос хрипел, он пил воду, бегал по комнате… Он успел заскочить в ГАИ, он все время поглядывал на телефон.
Мы сочувствовали ему, но я не понимала, как можно так сходить с ума из-за вещи? И мне казалось, что и Мар-Влада растерянна. Она легко расставалась с вещами. Она летом продала свое новое зимнее пальто, когда подвернулась путевка на Енисей. И смеялась, что ее старое пальто имеет такой вид, что скоро ей подадут копеечку…
Я ушла около десяти вечера — без новостей. А когда забежала утром (у нас первыми были два пустых урока — болела Икона), комната клубилась в синем дыме, а Кеша монотонно бубнил:
— Это кто-то из своих, из соседей, кто видел, как я приезжаю сюда…
— Перестань… — Голос Мар-Влады был совершенно бесцветный: он ее заел своими переживаниями.
— А если это твой рыжий Мишка?..
— Да я ему ключи от комнаты оставляю, чтоб от отчима пересидел.
— Что у тебя тут взять!
Кеша ужасно оброс за ночь и походил на уголовника из кинофильмов.
— Сходи к нему!
— Да ты что?! Как я могу оскорбить парня?
— Тогда я…
— Посмей только!
— Главное, я воду спустил, понимаешь… Конечно, угнал свой, кто мог воду близко достать… Нет, схожу к Мишке, чует сердце…
— Что за истерика! Ты же мужчина…
Но Кеша был в таком состоянии, что не слышал ее. Он еще несколько минут пошатался по комнате, потом сорвался с места и выскочил, хлопнув дверью. Мар-Влада не смотрела на меня: ей было стыдно, ей явно хотелось, чтобы я исчезла. Но я не могла, никак не могла, не узнав всего до конца.
Вернулся Кеша довольно быстро и очень торжествующий.
— Ну, кто прав? Мишка сегодня не ночевал дома, исчез с вечера…
Мар-Влада молча стала собирать сумку.
— Ты куда? — спросил он с удивлением.
— В школу. Как это ни странно, у меня уроки.
— Как, разве ты не пойдешь со мной в ГАИ?
— Меня от работы никто не освобождал. И я никогда не поверю, что это Мишка. У своих такой парень нитки не возьмет…
— Идеалистка! — сказал Кеша таким тоном, точно выругался.
Она ничего не ответила, и мы вместе пошли в школу. Вместе из школы пришли потом к ней. Она чувствовала, что мне не хочется домой… Я даже стала у Мар-Влады делать уроки. А потом появился Кеша и сообщил, что машина найдена, что угнал ее Мишка Поляков и что Мар-Владу приглашают в милицию.
Они пошли в милицию, и я с ними. Кеша уже перестал меня замечать, считая, наверное, бесплатным приложением. Он рассказал, что машину заметил милиционер на мотоцикле; погнался, свистел, но машина не сбавляла скорости, пришлось даже стрелять в скаты. За рулем оказался Мишка, с ним были еще двое, а в машине нашли мешки и топор.
В милиции мы прошли к следователю, допрашивавшему Мишку. Следователь выглядел не старше Мишки, точно еще ни разу не брился, и форма казалась с чужого, взрослого плеча.
— Ваш? — спросил он Мар-Владу.
— Мой, — хотя она не была нашим классным руководителем.
— Он говорит, что случайно увидел в городе пустую машину с открытой дверцей, влез от любопытства, потом позвал дружков покататься…
Мишкины глаза бегали, юлили, щурились, точно он на свет яркий смотрел.
— Вот врет, подонок! — с ненавистью сказал Кеша.
Мишка мельком посмотрел на него и опустил голову так, что длинные волосы накрыли лицо.
— Какую машину чуть не сгубил, подлец! — кипятился Кеша, и следователь попросил его подождать в коридоре: он понял, что при нем Мишка рта не откроет.
— Значит, ты эту машину возле своего дома никогда не видел?
Мишка сжал губы. Когда он так делал, он никого не слушал, даже Александра Александровича.
— Простите, может быть, нам с ним поговорить наедине… — сказала Мар-Влада, — эта девочка из его класса…
Следователь так на меня посмотрел, точно примерял Мишку ко мне; наверное, решил, что мы особые друзья…
— Поговорите… — Он хмыкнул. — Только где вас посадить?
— А их за что? — хихикнул Мишка.
— Никуда он не сбежит…
Но следователь был в сомнении.
— Если он мог гнать машину под выстрелами…
Мишка горделиво приосанился. Он увлекался кинофильмами про ковбоев, он даже в школу ходил в техасах со всякими металлическими заклепками и цепочками, несмотря на возмущение Иконы.
В конце концов следователь вышел из своего кабинета и запер нас с Мишкой.
— Злитесь? — спросил Мишка Мар-Владу.
— Да нет, удивляюсь…
— А я знал, что она вашего кавалера, машина? На ней написано, да? А он сразу вопить, как увидел, что скаты прострелены. А она целехонька, только нос о столб помялся и фара левая вдребезги.
Он перевел дух и вдруг мечтательно улыбнулся:
— А здорово мы мчались: свистки, выстрелы…
У него было такое лицо, точно ему не шестнадцать лет, а шесть; курносый, веснушчатый, рыжий, он напоминал немного клоунов цирка, над которыми все смеются, когда они выходят в спадающих штанах на арену.
— Ваш кавалер орал, что я дармоед, в жизни своими руками ничего не заработал… Вот он столько копил на «Жигули», а я только с родителей тяну — «дай-дай…».
— Как ты открыл машину? — спросила Мар-Влада ровным голосом.
Ее лицо было таким застывшим, точно ее раз и навсегда заморозили в холодильнике.
— Подумаешь! Мне знакомый слесарь связку ключей дал… Я как увидел эту белянку возле дома, сразу решил, что уведу…
— Но ведь воды в радиаторе не было…
— Подумаешь! Пятьсот метров я ее «на так» прогнал, потом забежал к корешам в один двор, залил кипяток…
— И никто не остановил тебя?
— Подумаешь! Стемнело, да и рожу я сделал пофасоннее…
Он ладонью начесал рыжие волосы на лоб, сдвинул брови и вытянул вперед челюсть. Он думал, что похож на решительного мужчину, а был копией обезьяны, которую недавно по телевизору показывали.
Я оглядывала комнату, в которую нас заперли. Странная комната: без лица. Серые стены, два канцелярских стола, два стула, два желтых шкафа. Даже карандаши не лежали. И хоть форточку приоткрыли, казалось, и воздух здесь под замком.
Мишка рассматривал свои руки, исцарапанные, грязные; он очень гордился этой историей, на нем так и было написано…
— Ну, а для чего ты угнал машину? — после паузы спросила Мар-Влада.
— Расколоть хотите? — Мишка даже вскочил, покраснел.
— Мне казалось, что мы друзья…
Он сел и вздохнул:
— Вы же им сообщите, обязаны…
— Я ничего не обещаю, но если ты не трус, ты скажешь мне правду…
Она смотрела на него, как гипнотизер, и он стал ерзать.