Не говори на фашистском языке!
«Зачем ты говоришь на фашистском языке?!» — почти кричал на меня официант в белградском кафе, к которому я обратился по-английски. «Американцы бомбят нас, славян! Говори по-русски. Сербы и русские — братья и должны быть вместе».
Это было в Белграде во время натовских бомбежек Югославии накануне вторжения войск коалиции в Косово.
Любовь сербов к русским в 90-е годы прошлого столетия было почти иррациональной. В местных кафе звучала песня: «Нас и русских 300 миллионов». Беседуя со мной, сербы часто говорили, что у них есть такая присказка: «Мы верим только в Бога и Россию!». Но к этому обожанию примешивалось и недоумение, помноженное на обиду: «Ну когда же вы придете к нам на помощь?!».
В 1995 году я присутствовал в Белграде на встрече депутата Госдумы Владимира Лукина с местной творческой интеллигенцией. Речь шла о войне в Боснии. Слово взял какой-то сербский писатель.
— Когда мы смотрим американские фильмы, то восхищаемся их мужеством, храбростью. Мы, сербы и русские, должны быть такими же! Дайте же нам, наконец, оружие, чтобы мы могли защищаться! — в глазах этого грузного седого мужчины стояли слезы.
«Капитан отбрасывает прядь волос, нависающую на глаза, и смотрит на меня.
— У меня в пистолете две пули, — говорит сербский капитан. — Одна для Горбачева, другая для Ельцина.
Насчет Горбачева и Ельцина он не шутит. Он уверен, что эти два человека виноваты в бедах его Родины. Один разрушил Советский Союз, другой поддержал санкции ООН против Сербии», — пишет в книге «Югославская трагедия» журналист и писатель Леонид Млечин. Правда, при мне никто из сербов не признавался в замысле убить Ельцина и Горбачева, но ненавидели этих политиков почти все мои собеседники, а вот Жириновским здесь откровенно восхищались. Можно ли винить в таких взглядах сербов? Ведь Вльцин действительно их предал, чтобы не ссориться с Западом, а вот Жириновский поддерживал братьев-славян хотя бы на словах.
Цетин — древнюю столицу Черногории — мне вызвалась бесплатно показать красивая местная девушка. Она демонстрировала мне как русскому подчеркнутое внимание и доброжелательность. Увы, наши взгляды отличались принципиально.
— Посмотрите на эти великолепные монастыри, храмы! Черногория — это часть единого православного мира, центром которого является Россия. Сегодня Запад хочет уничтожить нашу цивилизацию. Нас пытаются поссорить между собой. Пытаются расколоть единые народы: сербов с черногорцами, русских с украинцами!
Поэтому нынешнее восхищение — как официальным Белградом, так и простыми сербами — Владимиром Путиным совершенно предсказуемо: «Наконец-то мы не одни. Нас и русских снова 300 миллионов!».
«Сербские власти подняли градус любви к России на невиданную высоту. Отношения двух стран предстали как полное и гармоничное единение, где уже нет ни сомнений, ни полутонов, а только звенящий взаимный восторг.
18 июня (2020 г. — И. Р.) глава российского МИД Лавров выбрал Белград для первого зарубежного визита после пандемии. Глава сербского МИД Дачич подарил ему гитару, и вместе они опубликовали одну на двоих статью о Косове, в которой не оставили камня на камне от великоалбанских поджигателей и потакающего им Запада. Может ли быть большее совпадение взглядов, чем ситуация, когда министры иностранных дел двух стран ставят подписи под одной и той же статьей?» — пишет в Карнеги. ру журналист Максим Саморуков.
Путин, без всякого преувеличения, герой и простых сербов. Граффити с его портретами и надписями «Крым Россия, Косово — Сербия!» можно увидеть во многих городах страны.
Вполне понятно и то, что в Болгарии, где когда-то любили русских не меньше, чем в Сербии, сегодня отношение к нашей стране гораздо прохладней. Болгария не оказалось страной-изгоем — и вполне может обойтись без России.
«Козлы отпущения»
Нелегко мне было и в Косово накануне бомбежек региона натовской авиацией. В то время Приштина была переполнена западными журналистами. Сербы организовали для них пресс-центр, однако оттуда передавались, как правило, откровенно проалбанские тексты.
Надо сказать, что косовары очень грамотно поставили пропаганду своих взглядов среди зарубежных журналистов. В кафе, где любили собираться репортеры, целый день сидел молодой интеллигентный человек с бородкой и в очках. Это был представитель воюющей против сербов Освободительной армии Косово (ОАК).
На великолепном английском он снабжал журналистов «объективной информацией», а также организовывал их встречи с полевыми командирами. Самое забавное, что периодически в отдаленных албанских селах устраивались парады ОАК, на которые приглашались все журналисты. Почему на эти скопления боевиков (о которых знали все!) не нападала сербская армия — для меня до сих пор остается загадкой, хотя похожие «странности» я наблюдал и на первой войне в Чечне.
На одном из таких парадов побывал и я. Зрелище было действительно впечатляющее, Казалось, против «сербских оккупантов» поднялся весь народ. В строю с автоматами стояли даже симпатичные 16-летние косоварки.
— Вот, против вас даже девушки-подростки сражаются! — показывая фото «боевички», в полушутку сказал я знакомой сербской журналистке.
— Она не воюет. Ее просто поставили постоять с автоматом, чтобы потом появились снимки в западных газетах. Убивают на войнах в бывшей Югославии все, но роль «козла отпущения» отведена именно нам, сербам! — затянувшись сигаретой, как-то очень устало ответила мне коллега.
В том, что эта сербская интерпретация происходящего не лишена оснований, я убедился, посетив Косово уже во времена натовской оккупации.
«Хороший албанец — мертвый албанец!»
Дорога от черногорской границы до ближайшего косовского города Печ совершенно пустынна. Пожалуй, единственное разнообразие горного пейзажа — обгоревшие останки автобусов. «У албанцев нет никаких дел в Черногории, а у черногорцев — в Косово. Даже до войны на этой трассе можно было редко встретить машину», — говорит мне немецкий журналист, на бронированном джипе которого мы добираемся до Косово.
Первое впечатление от Печа тягостное. Во время войны здесь было разрушено 75 % зданий. Руины домов исписаны лозунгами. Наиболее часто встречаются надписи: «Да здравствует Албания!» и «УЧК» (Освободительная армия Косово. — И. Р.). Практически на каждом уцелевшем доме развевается албанский флаг.
Однако полустертые надписи «Косово — земля сербов» и «Хороший шиптарь (албанец. — И. Р.) — мертвый шиптарь» служат напоминанием, что еще недавно здесь были хозяевами положения совсем другие люди. В ресторане, куда мы зашли перекусить, нас приняли с распростертыми объятиями. Хозяин-албанец отказался брать деньги за обед и на хорошем немецком не переставал хвалить Германию за помощь в освобождении от «сербского ига».
Когда же он поинтересовался, кто я, то за меня мгновенно ответил немец: «Он — польский журналист».
После обеда немецкий коллега распрощался со мной, дав на прощание несколько ценных советов: «На улицах города ни в коем случае не говори ни по-русски, ни по-сербски — это может стоить тебе жизни. Спрашивать, где находится Печская патриархия, можно у итальянцев (Печ находится в итальянском секторе НАТО), албанцам этот вопрос задавать не рекомендуется».
Слегка пахнущий вином итальянский капитан откровенно удивляется моим страхам: «Почему вы боитесь, что русский? У вас что, на лице написана национальность?! Не опасно ли брать такси до патриархии? А зачем вам ехать в душной машине в такую великолепную погоду? Прогуляйтесь пешком три километра, а там вас встретят наши ребята».
Вооруженные до зубов итальянские солдаты на КПП в полукилометре от патриархии были безукоризненно вежливы, но непреклонны. Сначала меня тщательно с ног до головы обыскали. Затем долго расспрашивали, с какой целью я отправляюсь к сербским монахам, и лишь потом в сопровождении четырех солдат повезли в монастырь.
Неожиданно у нас на пути появился грузовик с албанскими подростками. Итальянцы тотчас же на ходу повыпрыгивали из джипа и направили автоматы на албанцев, те — как мне показалось, очень привычно — подняли вверх руки. Выяснив, что албанцы всего лишь направляются в свою деревню, итальянцы пропустили машину, и джип отправился дальше.
К слову сказать, натовцы действовали в Косово достаточно жестко. Так, я был свидетелем того, как водитель автобуса отказался выполнять требования военных. Итальянский офицер отреагировал мгновенно. Выхватив из кобуры пистолет, он направил его на водителя со словами: «Ты уже все понял или же будешь продолжать спорить?»
«Новый мировой порядок»
Патриарший монастырь в Пече — один из древнейших в Сербии. Если Косово сербы считают цитаделью своей Родины, то этот монастырь — его сердцем. До конца XIX века здесь постоянно проживал патриарх Сербии, и лишь после этого основная резиденция была перенесена в Белград.
«Монастырь — это единственное место в окрестностях Печа, где сербы чувствуют себя в относительной безопасности. В самом же Пече не осталось ни одного серба.
По сути, точно такая же ситуация во всем Косово, за исключением его северо-западных районов, где сербы и до войны составляли большинство населения. Албанцы не только изгоняют сербов, они пытаются уничтожить все свидетельства того, что этот край сербский. Так, сорок православных церквей уже разрушено. Один старейший храм в Призрене албанцы пытались взорвать дважды. Прежде чем выбраться из Косово, сербы из Печа и его окрестностей живут у нас, ожидая, пока в сопровождении конвоя их вывезут за пределы края. В общей сложности через монастырь уже прошли около 1500 человек. Сейчас у нас находятся 15 беженцев», — говорит мне иеромонах.
Едва я закуриваю во дворе монастыря, несколько мужчин с жадностью смотрят на дымящуюся сигарету. Выясняется, что, хотя эти сербские крестьяне и заядлые курильщики, выйти за ограду монастыря и пройти 300 метров до ближайшего киоска они не рискуют, так как боятся быть убитыми албанцами.
Но и в самой обители беглецы чувствуют себя не слишком комфортно. По вечерам вдоль монастырских стен с ревом проносятся на мотоциклах албанские подростки, они кидают за ограду обители камни и кричат, что отомстят «проклятым сербам».
Мой вопрос, помогают ли сербам итальянцы, вызывает у окружающих откровенное удивление: «Все, что они могут, так это защитить нас в монастыре. За его же стенами они не гарантируют нам безопасности. Мы живем в настоящем гетто. Наступил новый мировой порядок, и в нем нет места для сербов».
Кровь на серпантине
На следующее утро к стенам монастыря прибыло два маршрутных такси из Черногории.
— Нанимать албанцев для перевозки беженцев небезопасно, и поэтому мы вызываем транспорт из-за пределов Косово, — объясняет иеромонах Иоанн.
Погрузка беженцев идет нелегко. Иеромонах даже бьет по лицу крестьянина, безуспешно пытающегося затащить двух коней на тележку трактора. Выясняется, что священнослужитель против того, чтобы беженец брал с собой скотину: животные не выдержат трудностей дороги и умрут в мучениях. Однако старик серб непреклонен: это его любимые кони — и без них он не покинет Косово.
Наконец мы трогаемся в путь. Впереди военная машина с итальянскими солдатами. Затем следует трактор с прицепом, на который упрямый серб все-таки затащил своих коней, потом идут два микроавтобуса, и, наконец, завершает колонну джип с итальянцами. Я еду в первом микроавтобусе, а рядом со мной сидит жена хозяина коней. Из нашего окна прекрасно видно тележку трактора, где пытаются выбраться из сковывающих их пут обалдевшие от тряски животные. Крестьянка все время плачет и молится, чтобы ее скотина выдержала дорогу.
Увы, один из коней дохнет. Кровь из его пасти еще несколько километров оставляет след на горном серпантине. Наконец мы прибываем на косовско-черногорскую границу. Пока крестьянин вытаскивает труп своего коня, водители прикрепляют к машинам таблички с черногорскими номерами: теперь уже можно не опасаться, что кто-нибудь из албанцев даст автоматную очередь по сербскому автомобилю.