В поезде, следовавшем из Дели на север Индии, в Харидвар, моим соседом по купе оказался грузный европеец лет пятидесяти, одетый в саронг. Багаж попутчика состоял из шести огромных железных ящиков, которые еле втащили в вагон два щуплых носильщика.
Выяснилось, что норвежец Крис решил перебраться на постоянное место жительство в священный индийский город Ришикеш, а в ящиках он перевозит свою личную библиотеку. Несколько лет назад он всерьез увлекся восточной философией и остаток жизни решил провести в размышлениях над смыслом мироздания. Как уверил меня Крис, для такой жизни в Ришикеше с лихвой хватит 200 долларов в месяц.
Расположенный в предгорьях Гималаев священный для индуистов город Ришикеш считается мировой столицей йоги. В нем свято чтут индуистские традиции, и поэтому здесь запрещено продавать алкоголь и мясо. В городе, изобилующем храмами и лингамами (изваяниями фаллоса, символа бога Шивы), почти нет машин. Зато по улицам рыскают вездесущие обезьяны и неторопливо разгуливают коровы.
Величественные отроги Гималаев и еще чистые верховья Ганга создают ощущение умиротворенности и покоя. В России я считал занятие медитацией абсурдом, но среди местной природы это упражнение казалось таким естественным!
Ощущение иррациональности происходящего здесь появляется достаточно часто. Так, например, во дворе одного из храмов в окрестностях Ришикеша выставлены клетки. В них сидят раскрашенные полуголые «люди-тигры».
Эти странные создания с приклеенными хвостами рычат и сквозь толстые решетки пытаются укусить прихожан и туристов. С точки зрения любого психиатра, в клетках сидят попросту душевнобольные, однако индуисты верят, что в этих людей переселились души животных.
Можно без преувеличения сказать, что Ришикеш мало изменился за последние несколько сот лет. Пожалуй, основным новшеством последнего времени стало обилие европейцев, правда, одетых в основном в саронг.
Для туристов этот город открыли «битлы», посетившие его для изучения медитации. С этого момента Ришикеш стал настоящей Меккой для европейцев, решившихся понять «загадочную душу Индии». Многие оседают в здешних краях на годы, но часть иноземцев проводит здесь всего несколько месяцев, поселившись в одном из многочисленных ашрамов. Так называется расположенная в уединенном месте обитель отшельников, изучающих под руководством опытного гуру йогу и медитацию.
В коммерциализированном Ришикеше можно встретить самые разнообразные варианты ашрамов: от чрезвычайно жестких, где все члены беспрекословно выполняют волю гуру и живут в полной изоляции от окружающего мира, до мягких «туристских», где можно самостоятельно решать, сколько времени в день медитировать и изучать йогу.
Посмотрев надписи на «строгих» ашрамах: «Алкоголь, табак, кофе, чай и другие наркотики строжайше запрещены. Выход с территории разрешен только с благословения гуру», я решил не искушать судьбу и поселился в более «либеральной» обители. Но даже пребывание в таком туристическом месте помогло по-новому увидеть Индию.
Обитель располагалась в окрестностях города, в уединенном месте в джунглях на берегу Ганга. Кроме меня, здесь проживали около тридцати иностранцев. Половина из них — израильтяне (граждане Израиля почему-то очень любят Индию), столько же европейцев и американцев. Наш гуру был индус лет 35, в недавнем прошлом учитель математики. Он решил, что преподавание — «бессмысленное дело, лишь плодящее новых учителей», и обрел смысл жизни, посвятив себя духовной практике.
Подъем в ашраме — в 5 утра. После обязательного сеанса гигиены йогов (промывки особым образом полостей носа и рта) мы час медитировали на берегу Ганга. Затем следовала сорокаминутная неторопливая прогулка по окрестностям, после которой мы завтракали бананами и лепешками.
По окончании трапезы вплоть до семи часов вечера шли непрерывные занятия (час — йога, час — медитация) с двухчасовым перерывом на обед из неизвестных мне вареных растений, свежих овощей и фруктов.
То, что в ашраме не едят мясо, конечно, не было неожиданностью. Но полное отсутствие в пище перца меня, привыкшего к острым индийским специям, немало удивило.
Как объяснил гуру, любые пряности, в том числе лук и чеснок, возбуждают мозг, что неприемлемо. Ведь
контролю над эмоциями в ашраме уделяется особое внимание. Не случайно к числу обязательных упражнений, которые нам надлежало выполнять, относился десятиминутный смех — с его помощью мы учились управлять своим психическим состоянием. Другой популярной практикой был обет молчания: как правило, добровольцы решались объясняться лишь жестами неделю.
День завершался вечерними посиделками на берегу Ганга. Мы вели неторопливые философские беседы у костра и распевали под удары бубна священные индуистские песни. Такое необычное для нормального человека времяпрепровождение стало приносить свои плоды приблизительно через месяц. Деньги, карьера и другие ценности западной цивилизации казались малосущественными в этом почти нереальном для современного мира уголке земного шара.
Мне уже не казалось необычным, что тысячи европейцев переселились в этот почти средневековый город и проводят свои дни в занятиях, мягко говоря, странных для человека XXI века. Более того, меня даже перестал удивлять ответ местного жителя на вопрос о том, как пройти к храму: «Пойдешь по этой горной тропе. Километра через два пещера будет, там израильтянин живет. Давно уже живет — года два. У него и спросишь дорогу к храму.»
Глава 13Мои иностранные друзья
Во время моих путешествий по миру я познакомился и подружился со многими иностранцами, некоторые из которых были очень необычными людьми. Однако их необычность во многом показывала особенности их стран, что я и попытался показать в этих зарисовках.
1. «Боже, царя храни» с йельским акцентом
Мои походы в ресторан с американской четой Юзелл я, человек не особенно религиозный, переношу как небольшое испытание. Перед началом трапезы супруги хором читают по-старославянски «Отче наш». Лоуренс произносит молитву почти без акцента. У его жены Линн повторять незнакомые с детства слова получается похуже, но смысл уловить можно.
Супруги Юзелл — новообращенные православные. И, как и всякие неофиты, они относятся к религиозным обрядам особенно трепетно: притронуться к еде до прочтения молитвы для них почти святотатство.
Еще 20 лет назад ревностный прихожанин-протестант и убежденный антикоммунист Лоуренс Юзелл практически не интересовался Россией. В Йельском университете он изучал историю Франции. А после окончания альма-матер переквалифицировался в журналисты, писал об американской системе образования.
Убеждения Ларри были очень консервативными, он даже пытался уехать добровольцем на войну во Вьетнам, чтобы «защищать идеалы свободного мира». В армию его не взяли якобы из-за плохого зрения, но, как мне кажется, в реальности совсем по другой причине: в далекой азиатской стране Белому дому нужны были отпетые головорезы, а не яйцеголовые идеалисты.
Решение покинуть США пришло к Ларри после того, как в американских протестантских церквях появились женщины-священники. Лоуренс решил, что это нововведение разрушало сами основы христианства. Тогда-то он, вспомнив, что проходил в Йеле курс по истории Византии, обратил взгляд к православию.
Через год, изучив русский язык, он уехал в Россию, где зажил, по его собственному выражению, «жизнью простого москвича». Тогда-то я и познакомился с Лоуренсом, который в то время охотнее откликался на имя Лаврентий.
Необычный москвич не только проштудировал русскую классику, но и полюбил русские песни. Особенно удавался Лаврентию гимн «Боже, царя храни».
Потом он вернулся на родину. Но о своем выборе и времени проживания в России ничуть не жалеет. Лаврентий-Лоуренс обрел не только новую веру, но и в зрелом возрасте наконец-то нашел свою избранницу. Священник одного из православных храмов Америки познакомил его с новообращенной Линн, выросшей в нерелигиозной семье.
Кстати, убежденный антикоммунист Ларри очень разочарован в том, что произошло в России после падения СССР: эксперимент оказался очень неудачным, «то, что вы построили, не имеет ничего общего с настоящим капитализмом».
2. Немного о левых
Лоуренс Юзелл — утрированный пример образованного американца правых консервативных взглядов, но, пожалуй, чаще во время моих путешествий мне приходилось встречаться с американскими «леваками».
Еще десять лет назад заросший рыжей бородой до пояса гватемальский фермер Джим Вайт был простым американским спецназовцем и не слишком задумывался о политике. Он просто твердо знал, что живет в лучшей стране в мире. «Прозрение» наступило в Афганистане.
«До этого я думал, что Америкой восхищаются во всем мире, и вдруг обнаружил, что нас очень многие ненавидят, — рассказывает мне Джим. — Я увидел разбомбленные нами города, трупы мирных жителей и задумался: «А так ли уж хороша моя страна?»
Джим начал читать левую литературу и стал убежденным марксистом. Развязка наступила после его возвращения в США. Облаченный в военную форму пьяный Вайт взобрался на стойку бара в городке, где располагается воинская часть, и провозгласил: «Джордж Буш — трус и убийца!». Некоторые посетители пытались возразить Джиму, и он полез в драку…
Покопав три месяца канавы в исправительно-трудовом лагере американских вооруженных сил, борец с капитализмом уволился из армии, взял кредит в банке (который по идейным соображениям не собирается отдавать) и купил на него ферму в Гватемале.
Здесь Джим основал некое подобие социалистической коммуны. Бывший спецназовец стал убежденным поклонником Жака Руссо и, чтобы постичь мудрость настоящей, не испорченной цивилизацией жизни, вместе со многими другими белыми обитателями Сан-Маркоса регулярно участвует в ритуальных церемониях местных индейцев. В свободное от фермерства и заклинаний духов время Джим пишет роман, который, как он надеется, перевернет жизнь человечества.