Мечеть — это дом для всех!
Впервые я побывал в «ваххабитской» мечети в небольшом городке в Карачаево-Черкессии. Гостиницы в этом глуши не было, и страшноватый диковинный бородач предложил мне переночевать в мечети:
— Для нас это нормально, брат! Мечеть — это дом для всех!
Мне стало любопытно, и я согласился.
Выяснилось, что мечеть была не обычная, а «ваххабитская».
О так называемых «ваххабитах» впервые в бывшем СССР заговорили в начале 90-х годов, когда кто-то стал разрушать пышные надгробия на мусульманских кладбищах. Вскоре выяснилось, что это делали молодые люди, вернувшиеся домой после обучения в религиозных заведениях в Саудовской Аравии.
Таких людей можно назвать исламскими протестантами. Они выступают за очищение ислама от поздних нововведений и за возвращение к вере времен пророка Мухаммада. По их мнению, недопустимо строительство пышных надгробий, поклонение на мазарах (могилах исламских подвижников). Мусульманские «протестанты» носят длинные бороды, но стригут усы. Брюки они заправляют в носки и отказываются надевать такую интимную часть туалета, как трусы. Основоположником этого учения в исламе был аравийский богослов XVIII века Мухаммад ибн Абд аль-Ваххаб. Кстати, сами последователи саудовского течения в исламе очень обижаются, когда их называют «ваххабитами». Они считают себя салафитами (от слова «салафиа» — предшественники), или фундаменталистами. Во всех республиках бывшего СССР власти с недоверием относятся к салафитам, не без оснований считая, что они менее управляемы, чем традиционные мусульмане.
Имам салафитской мечети Ильяс принял меня очень радушно: первым делом он меня сытно накормил, а уж потом согласился отвечать на мои вопросы. Когда-то давно он учился в мясо-молочном институте в Москве, а потом занимался в российской столице мелким бизнесом.
— Я пил водку, путался с женщинами. Но один раз на меня что-то нашло, я понял, что так жить нельзя. Аллах спас меня, и в одно мгновение я стал другим человеком, — рассказывает мне новый знакомый. Не знаю, каким он был в Москве, но сейчас этот опирающийся на посох одетый в диковинную одежду сорокалетний мужчина выглядит каким-то средневековым пророком.
Кстати, практически все прихожане мечети раньше были неверующими людьми.
— Я был законченным алкоголиком, а люди из этой мечети меня спасли — уже три года не пью. Вот придумали этот дурацкий термин «ваххабит», а ведь мы и есть настоящие мусульмане! Наша одежда — это типа формы, чтобы люди задумались о том, как они живут. Какой-нибудь алкаш, как я в прошлом, увидит такого бородатого мусульманина, и ему сразу станет стыдно, — рассказывает мне дерганый мужчина с сильно трясущимися руками.
— Именно в наших фундаменталистских мечетях — настоящая вера, поэтому к нам и тянутся заблудшие. Ачто в традиционных мечетях?! Там те же имамы, кто еще в советское время на консультации в обком бегал. Ну как таким доверять можно?! — объясняет мне другой прихожанин мечети, бизнесмен Асланбек.
Члены ваххабитской мечети приходят утром на молитву, потом уходят по своим делам, а вечером вновь приходят на намаз. Потом все вместе ужинают (каждый покупает что может). Без преувеличений, прихожане стали одной семьей — и в случае беды салафит уверенно может рассчитывать на помощь единоверцев.
Другой интересной особенностью является то, что при всех салафитских мечетях есть спортивные залы, где занимаются карате и другими восточными единоборствами. Такое know-how привлекает в салафитские мечети множество подростков (около половины прихожан). При мне Ильяс выгонял их из спортзала около 10 часов вечера:
— Занимаетесь допоздна, а потом на молитву опаздываете.
Кстати, имам считает совершенно естественным совмещение молитвы и спорта.
— Мусульманин должен быть сильным, поэтому при наших мечетях обязательно есть спортивные залы, — объяснил мне Ильяс.
Это было мое первое знакомство с салафитами, однако скоро их влияние стало расти — и не только мечети, но и целые села оказались под их влиянием.
Пьяницы в клетках
Попасть в село Губден из Махачкалы оказалось задачей не из легких. «Да не поеду я к этим ваххабитам, — бурчал каждый из таксистов на махачкалинском вокзале. — Там у них менты на блокпостах, а в самом селе эти фанатики с кинжалами ходят.» Наконец, за двойную оплату мне все же удалось найти таксиста, согласившегося ехать в это страшное место.
Сначала дорога идет вдоль моря: бесконечные пляжи, чуть солоноватый запах высушенных растений. Затем водитель повернул направо — в сторону гор. Ландшафт сразу же сменился: по бокам дороги возникли холмы, покрытые кустарниками. Перед въездом в Губден мой шофер не стал снижать скорость, и блокпост мы проехали буквально за секунду, вообще без проверки. «Я всегда так делаю — начнешь притормаживать, подумают, что чего-то боишься, и начнут тормошить машину. А едешь быстро, значит, местный житель — ну чего с тебя возьмешь!» — делится своими хитростями водитель.
Население Губдена — 16 тыс. человек. Многие живут довольно богато. Почти у каждого дома стоит «КамАЗ» или автобус. На «КамАЗах» местные жители возят грузы по всей России, а на автобусах — челноков, опять же по всей стране и даже за границу.
«Земли у нас очень мало — она не прокормит», — говорит мне однорукий местный житель Ахмед. — Раньше я работал на «КамАЗе», но после аварии переквалифицировался и стал возить челноков в Польшу. Меня даже польские гаишники знали!» «А сельское хозяйство что — полностью забыто?» — спрашиваю я Ахмеда и понимаю, что мой вопрос даже немного обижает моего собеседника. «Корова в каждом доме есть, — отвечает он. — Выращиваем немного овощей, фруктов, но это так, для себя».
Как только я отправился на прогулку по селу, за мной увязалась группка горластых школьниц. Девочки шли по пятам, чему-то несказанно радуясь. Однако когда я решил закурить, их смех резко утих и мои новые знакомые как по команде стали гневно показывать на небо, крича: «Аллах!»
Тут стоит оговориться, что Губден — особая точка Дагестана. Местное население гораздо религиознее, чем в других регионах республики. Здесь запрещено курить и пить, в магазинах не продаются спиртное и сигареты, а еще несколько лет назад пойманных пьяниц сажали в клетки и, чтобы опозорить, выставляли напоказ на улицах села. Все женщины здесь ходят в платках, многие — в парандже, и никого не удивляет, что часть сельчан имеет по две жены.
В разговоре с девочками я выяснил, что часть из них не хотят ходить в школу из-за того, что девочки и мальчики вынуждены учиться в одном классе. «Проблема посещения школы девочками действительно стоит очень остро, — признается директор губденской школы Магомедали Исмаилов.
В окрестностях поселения неспокойно. Люди уже давно забыли те дни, когда ходили в лес. Полноправными хозяевами в нем являются боевики, а само село окружено бойцами ОМОНа, согнанными сюда со всего Дагестана.
Увы, встреча с ваххабитами меня разочаровала — в них чувствовалась какая-то нетерпимость. Достаточно сказать, что их лидер отказался поселить меня у себя в доме, так как почувствовал запах сигарет. Жены ваххабитов не только отказывались общаться со мной, но даже не отвечали на мое вежливое приветствие — «Салам алейкум».
Долго бесконтрольно ходить по улицам села не получилось. В штабе ОМОНа отказавшийся назвать свою должность офицер отдела по борьбе с экстремизмом МВД Дагестана по имени Магомед придирчиво изучал мой загранпаспорт: «Сколько у вас виз исламских стран… А говорите, что не боевик». Офицер прерывает мои замечания, что его действия незаконны: «Какие еще законы могут быть на войне?» Затем он все-таки смягчается и даже докладывает оперативную обстановку: «Ваххабиты построили теплушки в горах. Отапливают их по ночам, чтобы мы не заметили их позиций. Впрочем, в лес мы и не суемся — сил на это у нас просто нет».
Магомед уверен, что мирных фундаменталистов не существует. «Те из них, кто не воюет с нами, попросту снабжают боевиков продуктами!» — убеждает меня силовик. «Эта война надолго. Единственное, что могло бы облегчить ситуацию, — это полное закрытие границы с Саудовской Аравией, но сегодня это вряд ли реально», — заявил военный.
Вернувшись в столицу Дагестана Махачкалу, я ощутил себя почти в Европе. По улицам ходили модные, по-европейски одетые дамы, звучала западная музыка. «Действительно, в Дагестане есть целый ряд сел, которые фактически уже живут по законам шариата, — признается бывший министр по делам национальной политики, информации и внешним связям Дагестана Эдуард Уразаев. — Но было бы сильным преувеличением называть нас исламской республикой. Большая часть людей по-прежнему живут по светским законам. Мы и радикальные исламисты находимся сегодня как бы в параллельных мирах и почти не соприкасаемся друг с другом».
Ограбить банк для джихада
Конечно же, считать всех салафитов экстремистами — это преувеличение, но среди них, как среди неофитов, гораздо больше радикалов, чем среди других мусульман. Напомним, что во время рейда Басаева в Дагестан его активно поддержали местные фундаменталисты. Очень показательно интервью «Лента. ру» бывшего заключенного Виктора Яковенко (https:// lenta.ru/articles/2016/04/27/djamaaty_v_turme/).
Салафиты (так называемые ваххабиты) составляют порядка пяти процентов обитателей российских тюрем, но они сплочены и хорошо организованы, обязательно занимаются спортом.
Молодые дагестанские ваххабиты почти всегда идут по одной статье — разбой в особо крупном размере, сроки по 15–20 лет. Возраст обычно 18–20 лет, один и тот же сценарий преступления — приезжают группой в Москву, совершают очень дерзкие вооруженные нападения на ювелирные точки, банки и т. д. Всеми возможными способами они добиваются перевода для отбывания срока в какую-нибудь из северокавказских республик. Откровенно объясняют: «Мы едем на Кавказ, там отсидим три-четыре года, решим вопрос через волю, выйдем на свободу и вернемся к своим делам». Они скрывают в разговорах, что часть награбленного отправляли домой, на Кавказ, «на джихад».
В этой среде весьма популярен певец Тимур Муцураев, воспевавший «подвиги» дудаевских боевиков. Члены джамаатов не раз с целью пропаганды открыто демонстрировали с мобильных телефонов ролики с изготовлением взрывных устройств, пропагандистские ролики «Исламского государства». Когда телефоны отнимали, там находили также снятые боевиками ролики с отрезанием голов русским солдатам и прочее в том же духе.
Когда в тюрьмы и лагеря просочилась информация о том, что в Сирии «Исламское государство» провозгласило халифат, салафиты встрепенулись. Многие не скрывали восторга, заявляя, что после освобождения поедут туда воевать. Они так и поступали.