В гражданской войне в Таджикистане я однозначно поддерживал оппозицию. Объяснялось это достаточно просто: оппозиции противостояли люди с коммунистическими, просоветскими убеждениями. В те годы я ненавидел коммунистов столь сильно, что готов был поддержать любого, кто выступал против них.
В реальности же как раз не «коммунисты», а исламисты, слегка разбавленные местными «демократами», проявили чисто большевистское неуважение к мнению населения. Дело в том, что в 1991-м кандидат от оппозиции талантливый кинорежиссер Давлат Худоназаров проиграл выборы бывшему первому секретарю коммунистической партии Таджикистана Рахмону Набиеву. Оппозиция не смирилась с поражением и организовала многотысячные непрерывные митинги, плавно переросшие в гражданскую войну.
В разговорах со мной лидеры оппозиции часто говорили мне о «руке Кремля», о том, что в реальности они воюют не с «Народном фронтом», а с Россией. Однако в реальности по-настоящему убедительных и неопровержимых доказательств помощи Москвы «красным» не было. Да, в сентябре 1992 года во время наступления исламской оппозиции офицер расположенной в Таджикистане 201-й российской дивизии Махмуд Худой-бердыев вывел российские танки и направил их на помощь Сангаку Сафарову. Этот эпизод, по мнению многих, переломил ситуацию в гражданской войне, и именно с него началось наступление антиисламистов. Однако, по версии Москвы, Худойбердыев действовал по собственной инициативе.
Весьма интересны и признания скандально известного экс-полковника ГРУ Владимира Квачкова, который утверждает, что руководство России, Узбекистана и Казахстана поручило ему организовать антиисламистское движение в Таджикистане. Как утверждает Квачков, для этой цели не удалось подобрать другого лидера, кроме «чисто советского человека», уголовника с 23-летнем стажем Сангака Сафарова. Но опять же — нет твердой уверенности в том, что полковник не преувеличивает своей «роли в истории».
Но — вне зависимости от того, помогал или нет Кремль «Народному фронту» — у Кремля были достаточно серьезные резоны поддерживать противников оппозиции.
«Демократы» в объединенной таджикской оппозиции составляли ничтожное меньшинство, а костяк ее составляли сторонники исламского государства. Практически очевидно, что придя к власти (вспомним опыт иранской революции), исламисты бы быстро расправились со своими временными попутчиками — демократами и создали бы враждебное России исламское государство.
К слову сказать, человек европейской культуры Давлат Худоназаров достаточно быстро разочаровался в своих союзниках-исламистах. Во время наших встреч во время гражданской войны он часто хотел отмежеваться от действий исламистов, подчеркивая, что это люди «совсем не из его круга» и что он с ними познакомился лишь незадолго до президентских выборов.
Как-то я его спросил, что за люди «молодежь города Душанбе» (этим странным термином в таджикской столице называли вооруженных уголовников, поддерживающих оппозицию).
— Я думаю, что это вооруженные люди, живущие в Душанбе, — устало сказал мне Худоназаров и неожиданно добавил: — Все это очень плохо, у меня душа устала болеть за Таджикистан.
Как я был правозащитником
Еще больше подточил мою веру в демократию в Средней Азии мой личный опыт работы правозащитником в регионе. Местные оппозиционеры и правозащитники оказались ничуть не лучше (если не хуже), чем те диктаторы, с которыми они боролись. Подавляющая часть этих борцов за справедливость была обеспокоена лишь получением гонораров с Запада. Так, во время судебных процессов над исламистами в Узбекистане западные правозащитники давали около $10 за копию приговора (для местных достаточно большие деньги). И вместо того, чтобы как можно быстрее передать эти документы огласке, их среднеазиатские коллеги прятали эти документы друг от друга, чтобы самолично обменять обличающие документы на вожделенные доллары. Безусловно, среди местных борцов за справедливость попадались и честные люди, но доля таких была удручающе низка.
Кроме того, среди среднеазиатских диссидентов было очень много людей с, мягко говоря, неадекватным поведением. Так, лауреат премии Human Rights Watch и самый известный и популярный на Западе узбекский правозащитник 90-х годов прошлого столетия использовал адресованное ему письмо от узбекских властей в качестве туалетной бумаги, а затем факсом послал этот «ответ» отправителю. Однако несколько лет назад этот борец за справедливость жестоко обиделся на Запад за то, что он (Запад) стал иметь дело и с другими правозащитниками, и немедленно перешел на сторону властей.
Свято место пусто не бывает: и сейчас наиболее известная узбекская диссидентка не только имеет справку от психиатра, но и сама признает, что у нее определенные проблемы с психикой.
Интересна и судьба бывшего председателя не признаваемого Ташкентом Независимого союза журналистов. Этот молодой человек жил (и отнюдь не платонически) у себя на квартире с малолетними беспризорниками. Когда же его посадили, то весь западный мир просто захлебнулся от возмущения: все были уверены, что храбрый и принципиальный репортер невиновен, а власти мстят ему за его профессиональную деятельность.
Благодаря титаническим усилиям американских дипломатов «узник совести» скоро был освобожден и оказался в США. Однако после нескольких дебошей и контактов с полицией храбрый правозащитник разочаровался в американской действительности. Он стал распространять в интернете сообщения о бесправной фашистской Америке, подозревал, что ЦРУ вставило ему в мозг специальную машинку, жаловался на США английской королеве и просился домой (денег на билет у него просто не было).
К слову сказать, западные правозащитники, работавшие в Средней Азии, были очень хорошие и честные люди. Но их идеализм граничил с крайней наивностью: они искренне верили, что весь мир должен жить по тем же правилам, что за века сложились на их сытых благополучных родинах. Если честно, их мессианство и безапелляционная уверенность, что все должно быть как у них, меня раздражали. Это были типичные, если использовать терминологию братьев Стругацких, «прогрессоры». Только менее умные и глубокие, чем герои фантастического романа советских фантастов.
Кстати, и у этих в целом хороших людей, похоже, были изъяны. Есть подозрения, что защищать они были готовы только своих. Так, как-то я захотел дать заметку о нелестном, нарушающем права человека поступке чиновника американского посольства в одном из государств региона. Увы, ее отклонили: не наша тема. Несколько лет назад киргизские власти не пустили в республику постоянно проживающего здесь десятки лет с семьей (имеющего квартиру!) политолога с российским паспортом. Отказ во въезде (де-факто домой) объяснялся тем, что ученый писал нелестные вещи о киргизских властях. Я уже из США связался с одним из занимающихся Киргизией западных правозащитников, но тот мне ответил, что они не собираются защищать политолога, так как он «совсем не демократ». Это была правда, к слову сказать, и я отнюдь не разделял взгляды этого человека, но какая разница, если в данном случае он пострадал (и серьезно!) за свои убеждения?!
Урючные революции
Возможно, не в последнюю очередь именно особенностями местных диссидентов и объясняются неудачи построения демократии в Центральной Азии.
Покойный президент Узбекистана Ислам Каримов не уставал повторять, что гражданская война в Таджикистане, таджикская смута — прямое следствие предшествующих ей политических свобод, но тогда я не верил этому диктатору и убеждал себя в том, что в Таджикистане лишь произошла трагическая случайность, а в других странах региона демократия принесет стабильность и благополучие.
По иронии судьбы в Киргизии — другом среднеазитском форпосте демократии — я стал как раз жить в «эру революций». С момента первой «тюльпановой» (по другой версии — «урючной») революции, свергшей президента Аскара Акаева, политическую ситуацию в республике предопределял диктат толпы.
Помню, что накануне каждого митинга владельцы частных домов в Бишкеке ставили на окна решетки, поскольку в эти дни город заполняли толпы полупьяной сельской молодежи, и ходить по улицам становилось небезопасно.
Я часто бывал в Киргизии на митингах и могу с уверенностью утверждать, что большинство демонстрантов (часто пьяных) даже в общих чертах не могли объяснить, против чего они протестуют. Их невежество было легко объяснимо: значительная часть из них бунтовала за денежное вознаграждение. В республике даже была популярна шутка: «Новая туристическая услуга для иностранцев: «Хотите посидеть в президентском кресле — нет проблем! Заплатите несколько десятков тысяч долларов, и мы специально для вас организуем небольшую революцию!». Такса за работу участником митинга была ничтожной — всего $ 8-12 в местной валюте, так что действительно позволить себе «организовать» революцию мог даже и не слишком богатый человек. А вот в Украине те же услуги стоили значительно дороже: некоторые участники Майдана получали сто долларов в день плюс оплату гостиницы. Правда, справедливости ради стоит добавить, что процент «идейных» на митингах в «незалежной» был значительно выше, чем в Киргизии.
С начала перестройки в Киргизии возникли так называемые «нахалстрои» — самовольные поселки на захваченных землях на окраине Бишкека и других крупных городов. Здесь живут полуграмотные киргизы из глубинки. Они и являются основной массовкой частых киргизских революций — тем более что в ходе каждой революции появляется шанс «хапнуть» еще больше дорогой земли, которую, глядишь, новый президент и узаконит в благодарность за помощь в свержении старого.
Я наблюдал этот процесс сразу же после второй, антибакиевской революции. Зрелище было довольно жуткое. Вооруженная мотыгами полупьяная толпа захватывала чужие автомобили прямо на улицах Бишкека. Машины набивались под завязку: люди сидели на их крышах и даже в багажниках. «Революционеры» ехали громить дома турок-месхетинцев. А вскоре после этого «революционная справедливость» распространилась и на юг республики: здесь началась массовая резня узбеков.
Меня наверняка назовут за эти слова «противником демократии» и «защитником диктаторов». Нет, это не так. Я живу в США и вижу, как достаточно органично действует демократическая система в американском обществе. Но одно дело Северная Америка и совсем другое — Киргизия с Узбекистаном.
«Запад есть Запад, Восток есть Восток». У меня нет твердой уверенности, что киргизский хаос полезнее узбекской диктатуры, как бы ни были отвратительны ее проявления. Я не знаю, что лучше: оказаться в тюрьме лишь за то, что ты молишься пять раз в день, или быть убитым толпой «демократических» уголовников, которым приглянулся твой кусок земли.