оводу потерявших форму Сергеичей, Твердов назначил дежурных по лагерю на день. Если Тоня Баринова, тихая домашняя девочка, не вызвала ни у кого нареканий, так как она в женском списке шла под номером два, то кандидатура Ромы Попова вызывала бурю негодований. Правда, лишь у одного единственного человека.
– А чего это вдруг Попов сегодня останется? У вас там, кажется, по списку Макаров вторым номером идет. Вот пускай Лешка и дежурит, – начала возмущаться Вика Глазова.
– Рома приболел, – сухо бросил Твердов, – пускай подежурит.
– А, приболел, значит? Да так приболел, что даже на линейку не вышел? Ему, выходит, можно болеть, а мне нет?
– Вика, я здесь командир отряда, и я решаю, кто станет дежурным.
– Нет, вы слышали? Слышали? Максим Сергеевич, Виктор Сергеевич, – бросилась она к застывшим на чурбаках преподам, – скажите этому Твердову, чтоб все по справедливости было.
– Ой, Вика, ты чего так визжишь, – скривился Полоскун, глядя немигающим взглядом на печь, – оглохнуть же можно. Разбирайтесь между собой сами. Выбрали Твердова командиром отряда, вот с ним все вопросы и решай. А к нам только в самом крайнем случае обращайся.
– А это что, по-вашему, не крайний случай? Фамилия Попов явно идет после фамилии Макаров. Если по справедливости, то сегодня должен дежурить Лешка Макаров, а не…
– Вика, Вика, остановись, – Полоскун поднял на нее осоловевший взгляд, – ну это же такая мелочь. Неужели два кандидата медицинских наук, преподаватели медицинского института должны решать, кто из вас будет сегодня дежурить? У вас есть Твердов, пускай он и распределяет.
– Твердов?! Он уже распределил: назначил Попова, которого даже на утреннем построении не было. Вот где он?
– Вика, отстань, – Мохнатов доел кукурузу и закинул пустой початок в печь, где еще в дальнем углу тлели угли. – Это на самом деле такая ерунда, которую вы в состоянии решить сами. Раз командир определил, что сегодня будет дежурить Попов, то пускай дежурит Попов. А иначе у нас начнет дисциплина хромать.
– Ладно, с Поповым мне все ясно, это мелочный случай, по-вашему, – Вика подбоченилась, – А когда к вам, тогда, простите, обращаться? В каких случаях?
– Тебе же русским языком сказали, в самых крайних случаях, – нахмурился Виктор Сергеевич, он не любил, когда с ним начинали спорить.
– Замечательно! Тогда скажите, уважаемые кандидаты медицинских наук, – она сделала нажим на слове «медицинских», – когда нам на поле установят туалет?
– Чего установят? – преподы переглянулись между собой и с интересом посмотрели на Вику, словно видели ее в первый раз.
– Туалет! Ту-а-лет! Парням куда проще, они шмыг за машину, и готово. А нам, девочкам, каково? Ведь там поле просто бескрайнее. Мы его целый месяц, наверное, станем убирать. Сейчас, когда мы только начали, ещё терпимо: можно в кустики сходить. А дальше? Дальше как, когда мы углубимся в это поле, там до ближайших кустиков уже километр, а то и больше будет.
– И что ты предлагаешь? – Максим Сергеевич встал с чурбака и подошел к ней.
– Я предлагаю поставить нам деревянный туалет посредине поля. Не вижу здесь ничего особенного.
– А что, Макс, она права, – кивнул Виктор Сергеевич, – надо сделать девчонкам сортир.
– Твердов, ты слышал? – Полоскун повернулся к стоявшему рядом Александру.
– А причем здесь Твердов, – вновь заговорила Вика, – он вчера, насколько я знаю, говорил местному председателю, как его? Савин, кажется. Саша, ведь говорил?
– Говорил, – почесал за ухом Твердов, – он сказал, что подумает.
– Вот видите, они подумают. А сколько их величество думать будет? День? Два? Неделю? А нам туалет нужен сегодня!
Преподы отошли в сторону и принялись тихо совещаться, поглядывая издалека на Глазову. Твердов хотел отойти проверить Рому, но его окликнул Мохнатов.
– Саша, подойди сюда.
– Что-то у тебя, командир, дисциплина хромает, – дыхнул на него перегаром Полоскун, – чего у тебя бойцы вперед батьки в пекло лезут?
– Ну так переизберите, – равнодушно пожал плечами «Председатель», – вы сами на нее управу найти не можете, а чего тогда от меня требовать? Я в командиры не рвался.
– Так, ладно, свободен, – подмигнул ему Виктор Сергеевич и дернул за рукав собиравшегося что-то добавить Максима Сергеевича. – Все, Макс, пускай идет. Они ребята взрослые, школу закончили, сами без нас разберутся. А на счет туалета председателю скажем, прямо с утра и скажем.
Твердов развернулся и медленно пошёл в сторону мужского общежития. Дойдя до крыльца, обернулся и, не заметив за собой слежки, шагнул в тень дома и вдоль его стены быстро засеменил в сторону бани.
– Ух, хорошо! – розовый и отмытый Рома сидел в одних трусах на пороге бани и наслаждался прохладой.
– Ты чего наружу вылез, а? – оглянулся «Председатель», обшарив глазами все ближайшие кусты. – А вдруг кто увидит?
– А и пускай видят, – махнул рукой размякший Рома.
– Что значит «пускай видят»?! Я его там отмазываю, дежурным поставил, всем сказал, что ты приболел, а он тут в баньке частной парится. Ты знаешь, какой там хай Глазова подняла, что я тебя вне графика поставил?
– Опять эта Глазова. Все никак угомонится не может, что не ее командиром выбрали. Все лезет из нее эта гниль комсомольская.
– А ты что, не комсомолец? – покосился на него Твердов. – Аполитично рассуждаешь, товарищ.
– Комсомолец, только не такой идейный, как эта выдра. Все туда лезли, и я тоже, чтоб в институт поступить. Ты знаешь, что тех, кто в комсомоле не состоит, стараются в институт не принимать, по крайней мере, наш?
– Первый раз слышу. Что за бред?
– Это не бред, а суровые реалии. Ты знаешь, например, что…
– Давай после поговорим на эту тему, – Твердов нетерпеливо перебил Ромку. – Ты сейчас, как говорят местные, быренько собери манатки и как мы все уйдем, просочись в расположение. Ну, типа, ты тут был неподалеку. А после вместе с Тоней Бариновой идите на завтрак.
– А кто это Тоня Баринова? Что-то не припомню такую.
– Тихая, домашняя девочка, сегодня с тобой будет дежурить. Давай, пошевеливайся, мы минут через десять выступаем.
– Слышь, Саня, я на завтрак не пойду. У меня что-то и в самом деле горло болит, и, кажись, температура.
– С Мариной не хочешь, встречаться? – прищурился «Председатель».
– Ну да. Я, по ходу, простудился, сидя в этой яме.
Твердов ощупал лоб Ромы, он на самом деле пылал жаром.
– Да, плохи дела, – у тебя температура, надо в местный медпункт обратиться.
– Ой, только не нужно никуда обращаться. Мне мама с собой целый пакет всяких лекарств дала. Выпью аспирина, антибиотиков и к вечеру буду как огурец. Да и баня здорово прогрела. Было хуже.
– Ладно, зеленый и пупырчатый, пей лекарство, дежурь, и Тоню не обижай. Она девочка хорошая.
– А ты откуда знаешь?
– По глазам вижу. Все, я побежал.
«Председатель» торопливо вернулся назад в расположение лагеря. По пути завернул к сараю, где спал Серега. Толкнул дверь, она оказалась запертой изнутри. Через тонкие щели в стенах ничего, что творится внутри, разглядеть не удалось. Ребята уже стали его кричать. Отряд к завтраку полностью готов. Угрюмые Сергеичи поплелись в столовую вместе со всеми в конце колонны.
– Саш, а где Рома? – тихо поинтересовалась у него Марина, когда он со своим подносом подошел к стойке выдачи.
– Болеет, – буркнул «Председатель», старясь не глядеть ни на взволнованную Марину, ни на недовольную Ольгу. Последняя так и стреляла в него глазами. – Словно из пулемета в меня садит, – мелькнуло у него в голове.
Подошел председатель колхоза Савин, поздоровался и принялся что-то бурно обсуждать со скучающими на улице Сергеичами. На завтрак преподы не пошли. Видно было, что им сейчас не до еды. Твердов тоже хотел присоединиться к ним и озвучить накопившиеся проблемы, но Марина знаками показала, чтоб он задержался.
– Так что с Ромой? – с нескрываемой тревогой спросила его Марина, когда они оказались наедине. – Ты видел его?
– Это я должен спросить у тебя, что у вас вчера произошло? – ответил «Председатель», разглядывая в окно толпящихся у столовой насытившихся однокурсников. – Парень вроде как на свидание пошел счастливый, а обратно заявился крайне раздосадованный. – А о том, какой он пришел, «Председатель» тактично умолчал.
– Ты фильм когда-нибудь глядел «Формула любви»? Новый совсем, только год или два, как вышел, – Марина сделала строгое лицо.
– Ну, что-то такое мелькало по телевизору, а это-то здесь при чем?
– Не нукай, не запряг! Так там тоже деятели одни залетные в деревню прикатили и ну к деревенским девушкам приставать. Один сразу и говорит, приходи, мол, на сеновал.
– А, вспомнил, – улыбнулся Твердов, – слуги графа Калиостро, их Абдулов и Фарада играли. Да, отлично помню.
– А если помнишь, то там речь про кузнеца еще шла. «А кузнец нам зачем? Ну вы же предложение делать станете?».
– Ясно, – Твердов смел улыбку с лица, – у вас все только после свадьбы происходит. Только мне ты зачем это все говоришь?
– А что б ты Ромке своему передал, что я не такая доступная девушка, как он себе вообразил. А то раз из деревни, то сразу на сеновал надо тащить?
– Марина, разбирайся с ним сама, – скривился Александр, – я тебя никуда не звал.
– Как же я разберусь, если он вчера от меня постыдно удрал, а сегодня и носа сюда не кажет.
– Он тяжело и надолго заболел. Нагулялся с тобой под Луной и простыл.
– Что, правда? – переменилась в лице Марина. – И что у него болит?
– Горло, температура, озноб, слабость.
– Ой, а где он сейчас?
– В лагере, я его дежурным там оставил.
– Оля, – Марина повернулась к товарке, – я быстренько сбегаю, проверю Рому, и назад. Ладно?
– Сбегай, сбегай, – кивнула Ольга, бочком-бочком пододвигаясь к Твердову, – только не долго. Чтоб одна нога здесь, а другая там. И гостинцев возьми с собой: вон ватрушки еще от завтрака остались.
– А ты чего, дружочек, на меня ноль внимания сегодня? – облизнула сухие губы Ольга, вплотную пододвигаясь к «Председателю».