– Да хрен с ним с этим флагом, – махнул рукой Полоскун.
– Как так?
– Да, так: опустили… тьфу! Подняли мы уже флаг. Совсем зарапортовался. Тут, Саня, все гораздо хуже: сам Петин сюда едет, Василий Васильевич, декан ваш.
– Уже?! – последние остатки сна отлетели в стороны, и Твердов встал с кровати. – А откуда у вас такая информация? Ведь он же в Гавриловке с основным составом. А это километров двести от нас.
– Сто семьдесят, – поправил его Полоскун, – сто семьдесят километров. У нас там, в Гавриловке свои люди, они нам и сообщили по телефону, что Петин уже мчится сюда первым автобусом. Оттуда он в шесть выехал, получается, около девяти будет у нас в Петровке.
– А что, у вас на дому телефон поставили?
– Телефон есть в больнице. Палисадову позвонили, он нас и проинформировал.
– А Палисадов вчера из райцентра вернулся? Приехал? Что про Ромку говорит?
– Приехал, приехал, – кивнул Полоскун, разглядывая творящийся бардак в комнате мальчиков. – Не исключают пневмонию. Сейчас точно сложно сказать, так как на рентгене только через неделю можно увидеть чёткие изменения в легких, но клинически очень похоже. Начали колоть антибиотики. Ладно, прекращай трепаться, надо сейчас тут все окультурить. Назначь дневальных, только самых надежных.
– Так откуда мне знать, кто из них самые надежные. Я с этими ребятами третий день только знаком, – пожал плечами Твердов. – Назначу по списку. Сегодня следуют Леха Макаров и Вика Глазова. Как раз она так долго мечтала об этом моменте.
Новость о приезде декана Петина привела абитуриентов в уныние.
– И чего этому придурку здесь надо? – сморщила носик Инга Горячева, – Что ему в Гавриловке своей не сидится?
– Ты зачем так о Василии Васильевиче так отзываешься? – насторожилась Вика. Известие о сегодняшнем дежурстве ее приободрило: она терпеть не могла работу в поле. Правда, тщательно скрывала это от однокурсников.
– А как я могу отзываться о человеке, который спокойненько так заходит в женский туалет и спокойным голосом заявляет: «Девочки, вы только не пугайтесь, я только посмотрю, кто из вас здесь курит. Курить в общежитии медицинского института строго запрещено!».
– Это когда такое было?! – обомлела Вика, уставившись расширенными глазами на Ингу.
– Да буквально за неделю до отъезда сюда. Зашел этот самый Петин в женский туалет в нашей общаге на первом этаже. А там, между прочим, никаких перегородок между унитазами нет. Все унитазы в два ряда, друг напротив друга в пол вмурованы, как на вокзале, и наши голые попки как на подиуме белеют.
– Подтверждаю, – кивнула стоявшая рядом Зина Краснова, – я в тот день там тоже с самого краю сидела, когда этот урод туда заперся.
– И что, хочешь сказать, что наш декан Петин, прямо вот так бесцеремонно зашел в женский туалет?!
– Да! Так! Наш декан Петин Василий Васильевич! Причем не просто зашел, а медленно, вразвалочку прошелся по рядам и осмотрел каждую сидящую там девочку, а в руках у него при этом были ручка и тетрадка.
– Прикольно, – хихикнул проходивший мимо Пакет, – и никто ему даже по роже за это не съездил?
– Да мы как-то растерялись, – развела руки Зина, – декан все же.
– А я бы съездил, – перестал хихикать Пакет и стал необычайно серьезным.
– Ну и вылетел бы из института, как пробка из «Шампанского», – подытожила Вера.
– Да и ладно. Эка невидаль – институт. Зато, когда еще предвидится шанс самого декана Петина отоварить.
– Ой, Пакетов, какой ты смелый, – ухмыльнулась слышавшая весь их разговор Лиза Гаврилова, длинная нескладная девочка со смешными косичками на миловидной головке, прямо любо-дорого посмотреть: Мужчина.
– Так, Пакет, прекращай болтать, собирайся на завтрак, и давайте, девочки, вы все тоже уже на завтрак идите, – взяла инициативу в свои руки Вика. – И еще, – она притянула оторопевшего Пакета к себе за майку, – мой тебе добрый товарищеский совет, Миша Пакетов, сними свою эту распрекрасную футболку и убери ее в самый дальний угол своего рюкзака. По крайней мере, пока Петин будет у нас.
– А чем тебе моя футболка не угодила?
– А ты прочитай, что на ней написано?
– «Nazareth», – Пакет гордо выгнул накачанную грудь в красной майке с синей надписью готическим шрифтом, – не видишь что ли?
– Вижу, вижу. А ты знаешь, что такое это «Назарет»?
– Знаю, рок – группа такая шотландская, исполняют хард-рок, а что?
– А то, что она у нас в стране запрещена.
– Первый раз слышу, – ухмыльнулся Пакет. – И у Сереги Пахомова тоже такая майка, и че?
– Через плечо! Вот увидит вас в этой майке Петин или парторг Ендовицкий, будет вам хард-рок. Эта группа признана антисоветской.
– А, ерунда, – отмахнулся Пакет и побежал догонять уже направившихся в столовую товарищей.
– Ну, ну, – задумчиво произнесла Вика ему в след.
Работа отряда шла по расписанию: дежурные бойцы и Максим Сергеевич остались в лагере, а остальные ребята вместе с Виктором Сергеевичем проследовали в столовую.
Во время завтрака окрыленная повариха Ольга буквально порхала между столами.
– Кому добавки? Не стесняйтесь. Сегодня булочки с персиковым повидлом, – звучал ее звонкий голос. – Кому добавить какао? На настоящем молоке сварено.
– Ишь, как воспламенилась, – думал хмурый Твердов, нормально не спавший вторую ночь подряд, – девка-огонь оказалась, зато я, похоже, почти потух. Еще одна такая бессонная ночь, и точно сгорю.
– Ну что, сегодня встретимся? – подмигнула ему, пробегая мимо, Ольга, словно угадывая его мысли. – Да, ты не бойся, – шепнула она ему на ушко, – расслабься, сегодня отдохни уж: муж мой в обед приезжает.
– Угу, – кивнул Твердов, вяло работая челюстями, пережевывая булочку с персиковым повидлом.
Тут его взгляд выхватил повариху Марину. Как-то сразу он ее не заметил. Девушка явно грустила и работала на автомате. После обеда, Твердов подошел к ней и тихо поинтересовался, как у нее дела. Ничего нового Марина ему не сообщила: Рому госпитализировали в терапевтический стационар, подозревают пневмонию, колют антибиотики.
– А когда ты вернулась?
– Сегодня утром на первом автобусе, – вздохнула девушка, – всю ночь у постели Ромы на стуле просидела. Он, кстати, тебе привет большой передавал.
– И ты передай, как увидишь, – улыбнулся Твердов.
– Сегодня же и передам.
– Никаких сегодня! – твердо сказала Ольга, стоявшая, как оказалось, сзади них. – Давай уже работать, подруга. Я тут одна больше не собираюсь за нас двоих отдуваться. Иди, драй посуду, вон ее уже сколько скопилось.
– А я после работы, после ужина поеду, – упрямо мотнула головой Марина.
– Так это уже после восьми вечера будет. Уже и автобусы, наверное, не ходят.
– А я на попутке доберусь!
– Марина, – вмешался в разговор «Председатель», – на самом деле, зачем так часто в больницу ездить? Сегодня же была, а у Ромки все есть. Я уговорю кого-нибудь из водителей и завтра – послезавтра к нему сам махну. Хочешь, и тебя возьму?
– Нет, я сегодня поеду! Это он из-за меня в больницу попал. Я должна быть там, рядом с ним. И не нужно меня отговаривать. Я так решила, и точка!
– Оставь ее, – стала делать Твердову глазами знаки Ольга, – это бесполезно. Ей что в голову втемяшится – бесполезно вышибать. Я ее хорошо знаю. Пускай едет. У тебя у самого, какие планы на сегодня?
– Выспаться.
– Это хорошо. Говорят, к вам декан ваш едет? Из-за Ромки?
– Да, говорят, из-за него. Все же это ЧП – на второй день колхоза боец отряда попадает в больницу.
– Хочет проверить, а не членовредительство это, – ухмыльнулась Ольга, – не умышленно свинтил с работ?
– Наверно, – равнодушно согласился Твердов.
– Что-то ты какой-то смурной сегодня? Тебе что, ночью плохо со мной было? – Ольга приблизила к нему свое веселое лицо, забирая пустую посуду. Вера Симакова, завтракавшая за одним столом с «Председателем», к тому времени уже покушала и вышла на улицу, Твердов сидел один.
– Нет, ночью все было замечательно, – он поднял на нее красные от недосыпа глаза, Девушка остановилась с чувством дремлющего желания. Ей захотелось отодвинуть посуду в сторону, прижать к себе Твердова, поцеловать его в губы и повалить прямо на пол, сдирая одежду. Только усилием воли она остановилась, провела языком по губам и попыталась восстановить участившееся дыхание.
– Да, Сашенька, все было просто класс, ты такой милый, – прошептали Ольга.
– Оля, мы не одни, – погрозил ей пальцем председатель, оглядываясь вокруг: но никто не заметил их перешептываний.
Почти все абитуриенты к тому времени закончили завтракать, и вышли на улицу. Только три девочки допивали свой чай. Но их столик оказался у самого входа, и им нет абсолютно никакого дела до Твердова и Ольги.
– Ой, Саня, я уже скучаю, – тихо простонала Ольга, – незаметно для окружающих проведя рукой по его спине, – очень скучаю…
– Все, мне пора, – буркнул под нос Твердов, опуская взгляд в пол.
– Уже уходишь? На обед заедешь?
– Наверное, а где мне еще обедать?
– Ну не знаю, вдруг тебя Оля Анисимова к себе в гости пригласила. Не звала еще?
«Председатель» бросил в ее сторону гневный взгляд и быстро вышел наружу. Ольга вздохнула, отдышалась и понесла грязную посуду к мойке. Во дворе столовой разворачивался автобус.
Декан Василий Васильевич Петин в свои сорок три года напоминал замершего в развитии тимуровца, который сдает подслеповатому сторожу колхозных садов расхитителей социалистической собственности, тыривших в нем недозревшие яблоки и груши. На лице Василия Васильевича навечно застыл отпечаток того наслаждения, что он когда-то испытал при виде пойманных мелких воришек. Его лицо хранило нежное целомудрие и детскую наивность, а голубые глаза лучились добротой и состраданием: в тимуровские времена он жестоко страдал, что ружье у сторожа оказалось заряженным не крупной солью.
По своему обыкновению, Василий Васильевич появился совсем не там, где его ожида