Записки студента-медика. Ночь вареной кукурузы — страница 38 из 63

Дедок добрался до крыльца бани. Постоял, отдышался, поставил сумку на землю и утер с лица струившийся пот огромным носовым платком. Затем взялся за ручку узловатыми пальцами и потянул входную дверь на себя.

Минут пять внутри все было тихо. Бойцы отряда уже начали волноваться: куда делся дед? Может он там уснул в предбаннике? Может, плохо стало старику, увидав столько много женских прелестей в одном месте? Ведь все ясно видели, как еле поднимая ноги, старик вошёл внутрь и прикрыл за собой дверь.

Неожиданный писк множества девичьих глоток, переходящий в откровенный визг и крики, тут же отмел все сомнения: дедок добрался-таки до помывочной. Вдруг к воплям присоединились множественные удары чем-то металлическим с характерным грохотом.

– Кажись, в деда тазиками начали пулять? – высказал свое предположение Пакет. – Слышите, как железо вибрирует?

– Да, похоже, деда точно тазами охаживают, – приподнялся со своего ящика «Председатель» и стал вслушиваться в звуки, исходящие из бани.

Неожиданно входная дверь широко распахнулась, и на улицу вывалил раскрасневшийся со всклоченной бородой дед. Одежда хоть и оставалась на нем, но сухого места на ней не наблюдалось. На лбу медленно вздувалась огромная шишка. С бороды и остатков волос на голове тонкими ручейками стекала вода. Вид был весьма пожульканый. Но глаза! Глаза старого проказника, еще несколько минут назад потухшие, наполненные тоской и скорбью, теперь светились безразмерным счастьем. Они буквально горели каким-то дьявольским огоньком. Дед словно скинул пару десятков лет и даже разогнул уже много лет согбенную спину, выпятил вперёд широкую грудь, прикрытую мокрой рубахой. Орел!

– Эй, парни, – вполне себе уверенным, бодрым и на редкость громким голосом обратился старик к застывшим от изумления первокурсникам, – а чего вы мне, сорванцы этакие, не сказали, что там сейчас дивчины моются?

Ответить никто не успел, так как в спину старику из бани вылетел его березовый веник и клеенчатая сумка. Глухим шлепком дедовы причиндалы ударились о костистый торс и попадали на землю. Повеселевший и разом помолодевший дедок чересчур проворно для своего возраста нагнулся за ними.

– Ладно, раз такое дело, приду в другой раз, – прошамкал возмутитель спокойствия и неторопливо зашагал прочь от бани, унося с собой помятую сумку и поредевший веник.

– Вы чего его пропустили?! – набросились на ребят раскрасневшиеся, пахнувшие туалетным мылом и шампунем злые девчонки, когда спустя десять минут, потянулись из бани на улицу. – Как этот старый козел, ваще, умудрился в баню припереться?

– Да, мы тут, понимаете, все уснули, пока вы там два часа мылись.

– Что вы обманываете, как уснули?! Как он мимо вас умудрился пройти!

– Вам что, не понятно сказано: уснули мы! – возвысил над спорщиками свой голос Твердов. – Больше вы первыми мыться не пойдете!

– Это мы еще посмотрим, – ухмыльнулась Инга Горячева, нарочно медленно застегивая пуговицы на рубашке, чтоб парни видели, что там, кроме огромных, подпрыгивающих при ее каждом шаге, грудей, ничего больше нет.

– Посмотрим, – уже с меньшим энтузиазмом ответил командир отряда, старясь делать вид, что не заметил ее провокационных движений, хотя его глаза и пытались скоситься на все еще не застёгнутую до конца рубашку озорницы.

Баня внутри представляла собой два разной величины помещения, разделенные между собой дверьми. Вначале был крохотный предбанник, где с трудом могли одновременно развернуться пять, от силы шесть, человек. Спартанская обстановка: три деревянные лавочки вдоль стен, на покрытом кафелем полу брошены деревянные решетки. Из деревянных стен торчат алюминиевые крючки для одежды. Помывочный зал – огромная комната с небольшими закрашенными белой масляной краской оконцами под самым потолком. Пол все из того же коричневого кафеля. Стены выложены тоже крупной плиткой голубого цвета, в два ряда стоят длинные лавки из прессованной мраморной крошки, прикрытые железными тазиками. Часть из них валяется возле входной двери. Видимо, остались здесь после атаки на любопытного дедка. Из одной стены выступают медные краны с горячей и холодной водой. В противоположном углу небольшое углубление в виде маленькой ванны для замачивания веников. Слева от входа узкая, обитая липовыми рейками дверь, ведущая в парную. За помывочным залом, прямо по коридору, просматривается дверь в парную. Времени у ребят оставалось мало: скоро ужин.

Бойцы, как и положено, попарились и помылись, успев простирнуть прихваченное грязное белье. Правда, горячая вода стала как-то быстро заканчиваться, струя ее сделалась тоньше и напор слабее, поэтому пришлось процесс максимально ускорить.

Когда раскрасневшиеся и повеселевшие парни гурьбой завалили в столовую, то девчонок на ужине уже не оказалось. Пока они смывали с себя трудовые пот и грязь, те успели поесть и скоренько отправились в лагерь собираться на вечернюю дискотеку. Поэтому первокурсники оказались в столовой одни.

Повариха Ольга стала подмигивать «Председателю», Александр делал вид, что не замечает знаки внимания.

– Ты чего меня игнорируешь? – легонько погладила его по спине Ольга, когда соседи Твердова по столу, порубав котлеты с пюре на скорую руку, выскользнули на улицу. Она бочком подобралась к нему и присела рядом.

– Ты чего? – Александр чуть не поперхнулся. – Мы не одни!

– Ой, да кому мы с тобой тут нужны. К тому же никто на нас сейчас не смотрит. Ты чего второй день чураешься меня? Да расслабься уже. Ишь как шею-то напряг, аж жилы вздулись. Все ваши уже вышли на улицу.

– Вон Дюха Стеклов еще ест.

– Да твой Дюха никак от тарелки оторваться не может и ничего вокруг, кроме еды, не замечает. Я ему еще котлет подложила. Ох, как славно наворачивает. Проголодался парень. Не то, что ты: сидишь, ковыряешь вилкой. Невкусно?

– Оля, очень вкусно, спасибо. Просто, когда ты так в открытую подходишь, то мне не совсем удобно становится. Сама же понимаешь: деревня. Тут за каждым кустом могут быть и глаза и уши.

– Я-то, как раз все понимаю. Я еще понимаю, что мне тут дальше жить. Вы через три недели, максимум четыре, свалите в город, а я-то останусь. Неудобно ему. Ладно, сиди один! Подложить еще котлеток? – девушка вскочила со своего места и рванула в сторону прилавка.

– Что ты сразу заводишься? – поймал ее за руку «Председатель». – Села, так сиди уже. Я понимаю, что ты отважная дама, что тебе на мнение жителей деревни наплевать. Но мне-то не все равно. Наши ребята тоже не слепые. Им же не объяснишь каждому, что и как. Мне с ними еще шесть лет, между прочим, учиться. Не хочу, чтоб потом про меня в институте разные сплетни ходили. Ты же, как-никак, замужняя женщина. Сама понимаешь, что это для советского гражданина аморально.

– Что аморально? – нахмурила лоб Ольга. – Для какого гражданина?

– Спать с замужней девушкой аморально. Это противоречит званию советского гражданина.

– А-а-а, это со мной, стало быть? Да?! Аморально спать с деревенской поварихой. Да?! – расширила ноздри Ольга, повысив голос. Андрей Стеклов, царапавший уже дно тарелки ложкой, вздрогнул и с удивлением посмотрел на нее. – Что, Андрюша, еще подложить? – уже более миролюбивым тоном поинтересовалась она у Стеклова.

– Не-е-е, спасибо, – Дюха похлопал себя по округлившемуся животу, – уже наелся.

– С замужними женщинами, – тихим голосом продолжил разговор Твердов. – Спать с замужними женщинами аморально. И неважно кто они: повара, учителя…

– А, это ты Анисимову имеешь в виду. Она же у нас училка. С ней, значит, тоже спишь? Чего замолк?

– Так ты тоже, вроде, в пединституте училась.

– Я-то училась, да не доучилась. А вот Оля Анисимова и доучилась, и диплом получила, и в школе успела поработать. Так что ты тут мне лапшу на уши не вешай.

Александру весь этот разговор был неприятен, поэтому он ничего не сказал в ответ, а крепко задумался. Еще не хватало чинить разборки с одной замужней любовницей из-за связи с другой любовницей, тоже замужней. Проводив глазами, как еле вылезший из-за стола Дюха вышел на улицу, Твердов крякнул и, намереваясь произнести заготовленную фразу, что он де не собирается перед ней оправдываться, приоткрыл рот. Но повариха его опередила.

– Вот что, дружочек, поел? А теперь катись со своей моралью советского гражданина и на меня больше свои зенки красивые не разевай. Усек?!

– Это я разеваю? – изумился Твердов. – Хорошо, как скажешь. Но на обеды-то можно будет приходить?

– Можно, и на обеды, и ужины, и даже завтраки, – переменив тон на более мягкий сообщила Ольга. – Саша, ты не серчай. Что-то у меня настроение сегодня не то: чувствую себя паршиво, голова болит.

– Критические дни? – догадался Твердов.

– Фу, ты что такое говоришь? – смутилась Ольга.

– Ну, если бы я учился на тракториста-машиниста широкого профиля, возможно, это бы звучало, как пошлость. Но смею напомнить, что как-никак я поступил в медицинский институт. В медицинский.

– Да, ты прав, – слегка покраснела собеседница, – у меня эти дни. Так что давай дней через пять нормально поговорим, пообщаемся.

– Давай, – легко согласился Твердов.

Ему уже порядком надоел этот, как ему казался, пустой разговор. Тем более все бойцы отряда давно уже ушли, и они с Ольгой остались в столовой одни. Пора и ему уходить. Тем более если все сейчас рванут на дискотеку, то можно вплотную заняться несговорчивой Галей. Она явно не горит желанием посещать места массового досуга. Так что есть шанс сегодня покорить неприступную девушку.

– Ты меня слышишь? – Ольга дернула за рукав задумавшегося Твердова.

– Разумеется, – улыбнулся Александр.

– Что я сейчас сказала?

– Как что? – он пожал плечами. – Ты сказала, как… ну… как кончатся у тебя эти дни….

– Это-то я сказала, но пока ты там витал в облаках, я еще добавила, чтоб ты сегодня не появлялся на дискотеке ни под каким предлогом.

– А я и не собирался туда идти, – широко улыбнулся Твердов. – Даже и не планировал. А что такое?