– Конечно же, нет! – впервые за все время их разговора улыбнулся Твердов и, не отрывая взгляда, посмотрел в глаза председателя. – Сами разберемся.
– Ну я так и думал, – больше для себя произнес Николай Кузьмич и повернул ключ зажигания….
– Че он хотел? – подсел к нему за стол Пахом, когда «Председатель» вернулся в столовую.
– Да так, сказал, что мы лучше всех работаем и пообещал, если не сбавим темпов, то в конце сезона выпишет нам премию.
– Прямо премию? – недоверчиво покосился на него Пахомов.
– Да, премию.
– Здорово. Премия это хорошо. А сколько в рублях?
– Не знаю, – задумчиво ответил Александр, помешивая ложкой дымящуюся перед ним молочную вермишель.
– А про драку в клубе не спрашивал?
– Нет, не спрашивал.
– Странно? У него столько работяг из строя повыбивало, а он ни сном, ни духом. Ты не находишь, что здесь что-то не так?
– Серега, дай поесть спокойно, – уже начиная понемногу раздражаться, попросил приятеля Твердов, – Савин про все в курсе. Только он мужик правильный и знает, что я только защищался. Не я начал эту драку.
– Ну, дай Бог, дай Бог, – забормотал Пахом и попросил у наблюдавшей за ними поварихи Марины себе еще какао.
Следующая неделя прошла в трудах и довольно рутинно. Поле, находившееся недалеко от деревни, бойцы уже полностью убрали и теперь переместились на дальнюю плантацию километров за десять от Петровки.
На новом месте грядки оказались короче и проходили между двумя березовыми рощами. Теперь во время перекура, вызванного ожиданием разгрузки автомобилей, можно было поваляться на травке и подурачиться. Ендовицкий, со свойственной ему напористостью, попытался организовать бесперебойное обеспечение абитуриентов машинами. Но напоролся на холодный и циничный отказ в лице командира отряда Твердова и комсорга Глазовой. Их доводы, что пока машины ездят на разгрузку, а ездить им теперь приходилось почти в три раза дальше, ребята отдохнут и с новыми силами навалятся на уборку. В то время, как загрузка машин картофелем без отдыха отрицательно скажется на результатах.
Парторг разозлился, но в итоге согласился. Тем более, что синоптики дали неблагоприятный прогноз на будущую неделю. Кроме того, к уборке небывалого по количеству урожая привлекли еще и местных старшеклассников. Учеников восьмых, девятых и десятых классов сняли с занятий и бросили на соседние участки. Туда же ушли и свободные машины.
Первокурсники уже втянулись в трудовую вахту. Никто больше не ныл и не требовал особого к себе отношения. Стали брать собой в поле магнитофоны и под музыку собирать ненавистный картофель. Хоть какое-то разнообразие в монотонном процессе.
После драки на дискотеке в конце августа авторитет Твердова в Петровке поднялся почти на недосягаемую высоту. Его уважали не только бойцы отряда и руководство колхоза, но и простые колхозники. Теперь с ним здоровались даже те, кого он видел в первый раз в жизни.
Надо отдать должное – Александр не загордился, а оставался обычным парнем. Он по-прежнему продолжал контролировать весь собранный отрядом урожай и каждую собранную бойцами машину лично взвешивал на овощебазе на огромных весах и заносил данные в свою собственную специальную тетрадь. И каждый вечер ездил в правление и составлял свой отчет о проделанной работе.
Водители, прикреплённые к первокурсникам, тихо матерились промеж себя, но ничего украсть не могли. «Председатель» продолжал оставаться суровым и непреклонным.
– Слышь, малый, – как-то в субботу утром подвалил к нему на овощебазе здоровый такой лоб Федя Тряпин, водитель грузовика, возивший картофель от местных школьников, – давай толкнём твою фуру перекупщикам? Тут двое нарисовались, предлагают хорошие бабки. Эй, я к тебе обращаюсь! Ты че глухой?
– Федя, лучше не лезь к этому парню, – шепнул лбу Боря Раков, шофер, работавший вместе с первокурсниками. – Это же «Председатель», неужели не слыхал про него?
Но Федя про Твердова ничего не слыхал. Он только вернулся на малую родину из города, где отбывал пятнадцать суток за пьяный дебош, устроенный им в ресторане областного центра. И теперь срочно нуждался в деньгах. Так как все его наличные ушли на компенсацию разбитых им зеркал и поломанную ресторанную мебель.
Утром, вернувшись в Петровку из города, он сразу же сел за баранку грузовика. Сейчас каждый водитель был на счету и Савин не стал переводить его в слесаря, как он того заслуживал. Тем более Федя клялся здоровьем своих будущих детей, что с пьянством завязал навеки вечные. С пьянством завязал, а вот с «леваками» пока нет. Требовалась мотивация. Похоже, она нашлась в лице несговорчивого командира отряда Твердова.
Раньше у Федора Тряпина проблем с приезжими студентами не возникало: нужен «левак», он подходил к главному и, навалившись пузом на оппонента с едкой усмешкой на наглом лице, предлагал подзаработать. До сего дня бандитского вида амбалу никто не отказывал.
– Ну-ка, иди сюда, – циркнул для солидности сквозь зубы слюной Федя, вырастая перед Твердовым.
При этом часть харчка попала ему на небритый подбородок и повисла вниз в виде клейкой капли. Александр не удержался и прыснул от смеха. Федю такой поворот событий разозлил и он быстро утер тылом кисти себе рот и, оглянувшись по сторонам, пригласил «Председателя» пройти за свою машину «поговорить».
– Значит так, студент, следующую твою машину картохи толкаем перекупщикам. Деньги делим на троих: мне, Борьке и… – тут он смерил Твердова презрительным взглядом и опять хотел повторить номер с прострелом слюны сквозь зубы, для чего даже раздвинул суховатые губы, но вовремя вспомнив недавнее, растянул их дальше в подобии улыбки, – ну и тебе, чутка перепадёт. Если будешь умненьким мальчиком. Дядя Федя поиздержался. Дяде Феде нужна денюжка. Усек?
– А дядя Федя, стало быть, это ты? – беззаботно поинтересовался Твердов.
– Какой ты догадливый, – мотнул кудлатой головой Федя, снимая с небритой физиономии ставшей больше ненужной улыбку. Задира почувствовал, что это крепкий, но молоденький парнишка его абсолютно не боится, и, похоже, еще насмехается, – дядя Федя – это я. И я очень не люблю, когда меня обманывают. Ты знаешь, что я делаю с теми людьми, которые меня обманывают?
– Ну, наверное, вот так делаешь? – продолжая улыбаться, предположил Твердов, погружая почти по локоть свою правую руку в Федин огромный живот, в проекции печени, при помощи короткого хлесткого удара, почти без замаха при помощи плеча. – Какой, однако, мягкий у него живот, у такого-то кабана? – удивился Александр.
– Ы-ы-ы, – замычал согнутый пополам Федя, выпучив глаза и хватая пересохшим ртом воздух.
– Или так? – продолжал допытываться «Председатель», нанеся следующий удар локтем в спину, между лопаток. Рухнувший у его ног Федя стал активно загребать ногами пыль и продолжил испускать нечленораздельные звуки.
– А, может, все же так? – и, приложив к Фединому вспотевшему лбу свою правую кисть с силой оттянул третий палец и отвесил любителю «леваков» звонкую «шпалу», – Шлеп!
– Гад, исподтишка…Под дых… Гад… – сипел тяжело дышавший Федя, сев на землю и прислонив широкую спину к правому переднему колесу своего грузовика.
– А че? Че у вас тут? – из-за кабины нарисовался взволнованный водитель Боря и сделал вид, что он активно спешил на помощь Твердову.
Увидав поверженного Федю, он явно не сдержал своего сожаления, что это не Твердов сейчас корчится от боли и от позора. Лицо у него вытянулось, и он с досадой посмотрел на Тряпина.
– Что, Борис, жалеешь, что не я сейчас колесо подпираю? – прищурился «Председатель».
– Да, нет, Саня, что ты, – зачем-то стянул со своей головы кепку и начал ее нервно жулькать в руках Боря, – наоборот, я Тряпе говорил, чтоб он не лез к тебе. Что тебя все тут знают. А Тряпа…Тряпа…Он на стуках в городе сидел. …Он не в курсе … ваще… Не в курсе про тебя….
– Тряпа, значит, – криво ухмыльнулся «Председатель» и сел на корточки перед все еще державшимся за живот Федей. – Так вот, Тряпа, – он протянул амбалу его же кепку, оброненную им во время падения, – еще раз ко мне сунешься с подобным вопросом, я тебе уже лицо набью. Хва, корчиться-то, прошло уже. Я же тебя не сильно приложил. Чего придуряешься? Я же свой удар знаю. Сейчас так погладил тебя слегка.
– Да, пошел, ты, – поморщился Федя, отвернув голову.
– Я все сказал, – Твердов надел на вываленную в пыли голову Феди его кепку, выпрямился и холодно посмотрел на стоявшего рядом Борю. – Что, Боря, рванули на грядки?
– Саня, ты иди, я сейчас тебя догоню, – замялся Боря, показывая знаками Твердову, чтоб тот оставил его наедине с Тряпиным. – Ты чего, дебил, на него попер?! – набросился на Федю Боря, когда Твердов отошел на приличное расстояние. – Он Юру Ковалёва с одного удара уделал. Челюсть тому сломал. Тот теперь три месяца одну манную кашу жрать будет.
– Ковалева? Младшего? Вот этот дрыщ? – встал с земли Федя, отряхивая одежду от серой пыли.
– Этот, как ты говоришь дрыщ, на дискаче неделю назад полдеревни уложил! Один! Он какой-то злобный рукопашник оказался.
– Ничего, против лома нет приема, – недобро просипел Федя, потирая ушибленный лоб. – Еще гад «шпалу» мне отвесил. Ну я его вечерком прищучу с ребятами.
– Даже не думай. Его Савин лично контролирует.
– Савин, а что мне Савин? Подумаешь, Савин. Не, я теперь этого козла просто обязан достать. Он же меня унизил.
– Да не хрен к нему цепляться было. Я же тебя предупреждал, – начал сердиться Боря. – И потом, ты не знаешь самого главного: этот их командир отряда Твердов живет теперь с сестрой Лехи Царева. Леха сказал, что если его кто тронет – тому голову оторвет.
– Царева?! – при упоминании фамилии Леши-матроса, Федя неожиданно побелел и растеряно посмотрел на собеседника.
– Чего вылупился? Да, Лехи Царя!
– С Ленкой что ли? – еле выдавил из себя громила.
– С Ленкой, с Ленкой, – передразнил его Боря. – Тебе охота с Царем связываться?
– Не, ты че! – Федя замахал перед собой рукой. – Леха парень серьезный. Он в городе команду себе набирает: все крепкие ребята, не пьют, не курят, качаются. Центровых теснят. Я, когда на киче чалился, там про него очень много интересного узнал.