– А ты спать больше не хочешь?
– Успею, и поспать успею, и зарядку сделать успею и на работу не опоздаю. Все сделаю. А пока иди ко мне.
– Иду, дай только ночнушку сниму….
Страшно зевая, Твердов вышагивал по покрытой уже почти рассеявшимся туманом дороге в сторону столовой. В голове свербила одна только мысль: как Ленина прабабушка стала такой мерзкой? Что за жуткая метаморфоза? Может тут кроется неизвестная науке генетическая болезнь? Так и не найдя ответа, он решил отложить решение на потом. Началась новая трудовая неделя и нужно решать рабочие моменты.
Вопреки прогнозам погода не изменились. По-прежнему днём на безоблачном голубом небе светило яркое солнце и по-летнему теплый, прогретый воздух не давал почувствовать, что началась уже вторая неделя осени. Утром, встретив «Председателя» возле столовой, Савин снова похвалил их отряд и пообещал, что если так дело пойдет и дальше, то отпустит их, как и планировали – 25 сентября.
Позитивное известие воодушевило первокурсников, и теперь на картофельном поле пасмурных лиц почти не осталось. Работа спорилась. Ребята брали с собой магнитофоны, включали их на всю катушку, чтоб не так уныло собирать урожай.
Третья неделя колхоза прошла на редкость без происшествий. Преподы на поле так ни разу и не появились. Балдели то у себя в избушке, то у Палисадова в больнице. Все руководство отрядом продолжал осуществлять «Председатель». Авторитет его укрепился, с ним больше никто не спорил и не вступал в ненужные дискуссии. Коротко и четко отдавал он распоряжения, которые так же быстро и точно исполнялись. Отряд работал как единый отлаженный механизм. Первокурсники и в самом деле на редкость дружно и быстро убирали это безразмерное картофельное поле. Дни стали похожими друг на друга. Все с нетерпением ожидали субботы. В эту среду Савин дискотеку запретил, пообещав, что в субботу и воскресенье она все же состоится.
Дни Александр проводил с отрядом, а ночи с Леной. Теперь он старался не контролировать личную жизнь бойцов. Своим командирским решением перевел спуск флага с 22–00 на 21–00. Ендовицкий поначалу попытался бурно возразить, но «Председатель» грамотно привел аргумент о сокращении светового дня. Парторг позлился, поиграл желваками, но согласился.
В среду вместо танцев в клубе крутили кино. Александр предложил Лене выйти вместе в люди, но она на удивление отказалась.
– У тебя в деревне полно «доброжелателей», зачем тебе лишний скандал?
– Так вроде замяли уже? – пожал плечами Твердов.
– С парнями, да, замяли. А вот с девушками вряд ли. Наташка Сероштан до сих пор тебя на дискаче выглядывает. Говорит встречу, всю морду исцарапаю.
– А кто такая Наташка Сероштан?
– А это та самая девушка, которой ты в клубе по уху съездил, и превратил в чебурашку. Не забыл такую? Ее, кстати, в деревне так теперь и дразнят: Чебурашка. Так что давай лучше, милый, дома телевизор посмотрим.
– И что, останемся без культурного мероприятия?
– Почему? В воскресенье пойдем официально знакомиться с моей мамой. Или у тебя снова важные дела появятся?
Важных дел не оказалось и, в воскресенье Твердов вместе с Леной отправился в дом ее матери на смотрины.
Ленина мама в свои сорок с хвостиком выглядела шикарно и оказалась совсем не такой страшной в общении, как Александр рисовал ее в своем воображении. Он смутно помнил ее, когда посетил магазин и купил у нее свою знаменитую жилеточку. Мама оказалась нормальной теткой. Подъехал из города и брат Леша. Тот тоже больше не кривился в его сторону и не делал страшным лицо и оказался спокойным и общительным человеком. В общем душевно так посидели, прямо по-семейному.
– Ты маме очень понравился, – разоткровенничалась Лена, когда они вернулись назад в дом прабабушки. – И Леша уже к тебе лучше стал относиться. Ты заметил?
– Я рад, что сумел понравиться твоим близким, – как можно естественней улыбнулся Твердов. – В оборот берут, – решил он, – не избежать свадьбы. Придётся в ноябре в армию идти, не иначе.
Четвертая неделя их пребывания в Петровке стала черной полосой. Прямо с понедельника зарядили дожди. С утра еще светило солнце, пели птички, неспешно отлетали с деревьев пожелтевшие листья. К обеду набежали тяжелые серые тучи, задул северный ветер, солнце исчезло, и к вечеру на просвинцованом небосклоне запылали молнии, загрохотал гром и полил проливной дождь, сбивавший с деревьев листву и пригибавший к земле сухую траву. Все, кто попал под ливень, промокли насквозь. Первокурсники, к счастью только успели прийти с ужина и сухими добрались до общежития.
Через пару часов поток воды ослаб, перейдя в нудный моросящий дождик. Во дворе первокурсников образовалось небольшое озерцо. «Председатель» с ребятами занес из-под навеса дрова в дом и растопил печь у себя в доме и у девочек. Стало относительно тепло и сухо.
– Саня, так чего, завтра на работу не выходим? – поинтересовалась у него Вика Глазова, когда Твердов растапливал их печь.
– Увы, выходим, – вздохнул Твердов, активно шуруя кочергой в топке. – Раз идет дождь, значит, нас перебросят на овощехранилище. Зато под крышей будем сидеть.
Завершив все дела в отряде и дав ЦУ назначенным на завтра дежурным, Твердов короткими перебежками добрался до Лениного дома. Девушки дома не оказалась, но входная дверь не на замке. Он в раздумье остановился в прихожей.
«Председатель» голову давал на отсечение, что он ясно видел, как старухина фигура стремительно мелькнула перед ним в свою комнату, когда он заглянул в коридор. Из-за дождя она могла и не услышать его приближение и, расслабившись, спокойно бродила по дому. Услыхав грохот его кирзовых сапог, бросилась к себе в комнату, рассчитывая остаться незамеченной. Однако Александр выхватил из коридорного полумрака ее одетый в белый балахон согбенный профиль.
– Баба Глаша, вы не спите? – он подошел к ее комнате и приоткрыл дверь. Старуха лежала на печке к нему спиной и не шевелилась. Только вздымающаяся в такт дыханию грудная клетка, свидетельствовала, что она жива. – Баба Глаша? Ау?!
Так стоящим столбиком в коридоре и застала его Лена. Она пришла минут через десять после Твердова.
– Добрый вечер, Сашенька, – обменялась с ним поцелуем. – А ты чего в коридоре торчишь, в комнату не проходишь? Ты давно пришел?
– А ты что так поздно? – быстро перевел он тему разговора. – У тебя до какого часа рабочий день?
– До восьми. Но сегодня пришлось задержаться. Все как с ума посходили, бросились срочно скупать всю резиновую обувь и брезентовые плащи. Смели все обычные сапоги и болотные. Как будто не знали, что приближается осень, и скоро начнутся дожди. Мы теперь с мамой план сразу за весь квартал выполнили.
– Поздравляю, – вяло отреагировал Твердов. У него из головы не выходила метеорная старуха: как она так быстро влетела на печь и притворилась спящей. Ведь он же ясно видел ее фигуру. Кроме нее в доме никого не было. И главное, зачем она скрывает, что все слышит?
– Сашенька, а ты чего такой смурной? Не заболел часом?
– Нет, все в порядке. Нас завтра на овощехранилище перебрасывают.
– Ой, ты там осторожней давай. А то эта проклятая картофелесортирующая машина уже несколько человек покалечила. Все время ломается. И все время кого-то травмирует.
– Постараюсь, – бодрым голосом ответил Твердов, подумав, что и черт с ней с этой старухой. Пускай и дальше притворяется. Он все равно скоро отсюда уедет.
– Сашенька, ты составишь мне компанию? Поужинаешь со мной?
– Да, и не только отужинаю….
С утра за бойцами заехал на автобусе прикипевший к ним уже Михалыч и отвез их вначале в столовую, а оттуда уже добросил до овощехранилища. Твердов присоединился к отряду в столовой.
Овощехранилище представляло собой огромное, наподобие авиационного ангара здание из изогнутых жестяных листов, привинченных к каркасу из металлических ригелей. В нем принимали, сушили, сортировали картофель при помощи специальной машины – картофелесортировки, а после хранили в специальных бункерах. Картофелесортировка – это такая штука, работающая от электромотора, при помощи которой засыпанный в бункер картофель сортируется на три части: крупный, средний и мелкий. Крупный картофель и часть среднего шла на продажу. Оставшийся средний картофель засыпали на семена, а мелкий и гнилой отправляли на корм скоту.
– Все очень просто, – объяснял ребятам запойного вида невысокого роста мужичок Трофимыч в синем грузчицком халате, доходившем ему чуть не до щиколоток, – Сюда картоху сыпем, – его грязный трясущийся палец указал на бункер в начале агрегата, – оттеда по транспортерной ленте картоха едет дальше и распределяется на три потока. Ваша задача подставлять сетки под каждый поток, – он кивнул на стопку специальных сеток из красных капроновых ниток, сложенных здесь же, и таскать вон туды на поддоны, – палец, описав в воздухе дугу, указал, куда складывать заполненные мешки. – После поддоны специальный погрузчик увезет куды надо. И старайтесь не пропускать гнилой или рубленый картофель, бросайте его вот сюда, – палец остановился на большом железном ящике. – А если не успеваете, то нажимайте на эту кнопку, и скорость транспортера станет меньше.
Естественно, сей мудреный агрегат бойцы отряда видели первый раз в жизни, оттого работа поначалу не совсем ладилась. Приходилось часто останавливать транспортёр. До обеда едва перебрали одну машину вместо трех положенных. Поэтому гигантская куча картофеля, наваленная прямо на бетонный пол накануне, ничуть не уменьшилась. К вечеру мало-помалу процесс освоили, и дело тронулось с мертвой точки. Часть парней и наиболее крепкие первокурсницы таскали ведрами из кучи картофель, засыпали его в бункер. Девочки послабее сортировали картофель, склонившись над транспортерной лентой, выуживая из потока резаные и гнилые клубни, держали сетки на выходе готового продукта. Самые сильные и крепкие парни оттаскивали полные сетки на поддоны.
После ужина бойцы снопами валились на кровати и просили больше до утра их не кантовать. На сортировке оказалось, работать куда тяжелей, чем в поле. Длительная, не простая, а главное нудная и физически тяжелая работа на одном месте, на самом деле изматывала неподготовленных первокурсников. В поле попроще: там и двигаешься и не такие тяжести таскаешь. Все же в сетку-мешок вмещается от четырех до шести ведер картофеля. Попробуй, поворочай их.