– Как же вы их мимо этих громил пронесли, Макс обернулся в сторону чекистского бревна. Бревно было пустым.
– Вот тот то и оно, подмигнув, подметил машинист. С нами они ушли, поскольку проигрались в карты друг-другу, а карточный долг – дело святое, вот и пошли на рынок барахлишко толкнуть своё. Они же урки бывшие, до революции караваны грабили и в кутузку попали, а революция их освободила и работу дала, но вот привычки искоренить не успела. В общем – они там в каком-то шалмане знакомом зависли, до утра их точно не будет, а после молчать будут, чтобы Троцкий из пулемёта их не расстрелял.
– А ну как поселковые сегодня вскроют, что вы им вместо джаза продали речь Ленина?
– Так они же молчать будут, кто ж признается, что он Ленина на американский джаз сменил? Вот то-то же – машинист с довольной улыбкой кота, сожравшего недельный запас сметаны крутанул пальцами свой ус и, щелкнув пальцами, зычно позвал всех к столу – ай да гулять, парни!
Затащив, чтобы не простыли, дрыхнущего Замполита и Ираиду на сухое сено, оставшееся под столом, работнички расселись вокруг стола.
– Посмотрите на них товарищи – произнёс машинист – вот ведь на лицо опаснейшие члены партии. В каждой партии, имеются люди, которые, слишком фанатично высказывая идеи и принципы партии, склоняют остальных, набивая им оскомину своим фанатизмом, к отрицанию этих идеалов. Ну да Троцкий им судья…пусть валяются.
Откуда-то в руках Максима появилась гармонь. Максим где-то на подсознании ощущал, что держит в своих руках настоящую гармонь впервые в жизни и навряд ли умеет на ней играть, но помимо его воли, руки растянули меха, а пальцы заскользили по кнопкам, выводя грустную мелодию. Максим запел
– Остался дом за дымкою степнооою,
Не скоро я вернусь к нему обратно.
Ты только будь, пожалуйста, со мнооою,
Товарищ Правда
Товарищ Правда…
Ему, подпевая, вторил хор нестройных голосов
– Ты только будь, пожалуйста, со мноооою,
Товаарищ Прааавдаа…
Максим был в шоке, он не знал слов этой песни, но они сами лились из его уст, словно по волшебству, как будто шли из глубин подсознания, закрепившись в нём странным гипнозом.
Песня сменялась песней, сменялись исполнители. Закат перешёл в ночь, ночь в рассвет. Никто не спал, кроме замполита и Ираиды, так и валяющихся под столом. И тут, среди клубов паровозного дыма, в лучах восходящего солнца, в шерстяном плаще и широкополой шляпе, показался высокий и худой старец, в руках его был длинный, массивный посох из узловатого ствола какого-то деревца. Максим вдруг осознал, что старец походит на Петровича, с которым он давеча накануне сидел где-то в другом мире, отличном от того места, где он сейчас находился. Старец тем временем три раза звучно и звонко ударил посохом о землю, отчего та содрогнулась, и звучным басом произнёс
– Изыыдите, лукавые!
Тотчас же Замполит с Ираидой рассыпались в пепел, а затем пепел раздул ветерок.
Максим лежал в своей комнате, на смятой постели. За окном неподалёку от его дома, на стройплощадке, копёр вбивал сваи в грунт. Максим взглянул на экран смартфона, лежащего на прикроватной тумбочке. Было воскресенье одного из утр двадцать первого века.
– Это чего же так я обожрался вчера – подумал Максим
По личным ощущениям Макса, видок его был помят, словно он всю ночь работал на стройке «Города-сада», но что удивительно, голова не болела, несмотря на немалое количество спиртного перемешанного накануне в процессе беспорядочного пития в караоке-баре.
Воскресенье – от слова «воскресать».
Максим встал, прошлёпал босыми ногами на кухню, и налив себе кофе, уселся перед телевизором, уставившись в его экран. Там была сплошная чернота. Позалипав так с десяток секунд, постепенно просыпаясь и приходя в себя, Максим спохватился и нажал кнопку пульта. Включённый экран озарился студийным светом какого-то местного канала и тишину кухни разорвало громкое :
– Ведь, как метко выразился Эрнест Хемингуэй – Пьяница – это гаже всего. Вор, когда он не ворует, – человек как человек. Мошенник не станет обманывать своих. Убийца придёт домой и вымоет руки. Но пьяница смердит и блюёт в собственной постели и сжигает себе всё нутро спиртом
Макса аж подбросило от этого знакомого голоса, он вгляделся в лица на экране. Так и есть! Напротив ведущего местного телеканала сидел тот самый Сергей Петрович, которого судя по частоте случайных встреч, незадачливому менеджеру подбрасывала сама судьба. И Петрович снова, в этот раз уже совершенно случайным образом, попал в самую точку душевного состояния Максима.
Петрович, рассказывая свою геопсихологическую теорию, увлечённо давал интервью местному телеканалу, каким-то образом смешав свою теорию с влиянием алкоголя на местное население. Ведущему программы даже не приходилось прибегать к своим уловкам в интервьюировании.
– Алкоголь – довольно коварная субстанция, влияющая на течение событий, как прямо, так и косвенно на протяжении всей истории человечества, и составляющая прямую конкуренцию различным видам религий, в связи с чем и отвергается всеми видами этих самых мировых религий в той или иной мере. И как я ранее говорил – даже культура пития в любой из местностей земного шара так же может быть исторически завязана на минералогическом составе почв и как следствие – произрастающих на этих почвах растений, а через получаемые в данной местности виды алкоголя или иные психостимуляторы, приводящая к ассимиляции конкретных религиозных учений в отдельно взятой части местности. Хотя конечно, эта связь всё же спорна, вследствие значительной миграции представителей различных религиозных культур по всему свету. Но обратите внимание – в винодельческих краях не сильно распространены крепкие напитки, а те, которые есть – являются производными брожения винограда, а потому легки при употреблении даже в высоком их градусе. И напротив – северные суровые края. Из чего там только не гонят спирты. В основном – это перебродившее крахмалосодержащее сырьё, продукт перегонки которого гораздо тяжелее винных дистиллятов, что переводит весёлый пир в тяжёлую попойку. А постфактум – формирует свой, отличающийся культурный слой.
Максим сам не заметил, как снова завис в рассуждениях Петровича, проникнувшись его способностью совмещать, казалось бы, не совмещаемое. Он поймал себя на мысли, что он хочет глубже понять не столько возможно по большей части бредовую, теорию геопсихологии продвигаемую пожилым учёным, сколько проникнуться тем, как это возможно – складывать в логические цепочки абсолютно разные вещи, связывая всё какой-то одной нитью. Понимание этого могло приблизить его к «суперсделке», бредить которой, Максим не переставал.
Тем временем, телеинтервью Петровича подходило к концу, ведущий, подобно опытному кондуктору оторвавшегося от поезда и несущегося по инерции с бешеной скоростью железнодорожного вагона, начал медленно, но верно притормаживать разогнавшегося в изложении своих теорий Петровича.
– Мы благодарим гостя нашего города – Сергея Петровича за интересный и познавательный рассказ и напоминаем, что сегодня в три часа дня, на большой террасе в нашем городском парке, состоится его встреча с местными жителями, где вы сможете обменяться мнениями, знаниями и опытом, которые могут помочь нашему гостю в написании его книги, а вам – позволят с интересом провести время и расширить свой кругозор.
Максим решил сходить на встречу, чтобы отвлечься от навязчивых мыслях о нехватке денег на необдуманно взятые кредиты, а заодно и узнать кое-что ещё. Возможно, у Петровича найдётся ответ о причинах нынешних сумбурных ночных видений Макса.
В три часа дня он был уже на той самой террасе парка. Народу здесь было не густо и народ этот был наверное скорее случайным, праздношатающимся, нежели пришедшим целенаправленно. Кроме Максима здесь были какие-то утомлённые солнцем готы с глазами подведёнными тенями, видимо изнывающие от жаркого дня и безделья, «тройка нападения» состоящая из бабушек довольно сурового вида с лыжными палками в руках, парочка странных чуваков – похоже грибоедов, парочка мамаш с колясками и какие–то пожилые помятые алконавты из отряда синеботов, косящие под физкультурников в своих трикотажных тренировочных костюмах со значком «Динамо» и лыжных шапочках «Лыжня России» на головах. Эпоха их видимо канула в Лету спорта ещё тридцать лет назад и теперь они вспоминали бурную спортивную молодость, разливая по пластиковым бокалам с дешёвым пивом настойку боярышника. Судя по оживлённому разговору между собой на тему бытия под землёй загадочного племени Чуди – только грибоеды пришли целенаправленно на встречу. Самого Петровича пока на террасе не было.
Появился он только минут через пятнадцать, показавшись в конце аллеи, торопливо спеша по направлению к террасе с небольшим рюкзачком за спиной.
– Всем доброго дня! – поприветствовал Петрович собравшихся.
Петрович, окинув взглядом террасу, увидел Максима и широко улыбнулся
– Максим! Приятно Вас снова встретить! Видимо Вас моя теория зацепила не на шутку, либо же сама судьба вас толкает к изменениям в вашей жизни, раз мы снова встретились.
Максим молча кивнул и приветственно, махнул рукой Петровичу, подняв обращённую к нему ладонь. Говорить у него пока желания не было, тяготили ночные бредовые видения, слегка подпортившие настроение.
Бабушки, обсуждавшие петунии, подвешенные в горшочках на террасе, зашедшие в точку сбора совершенно случайно и не ожидавшие его, подозрительно и настороженно посмотрели на странного, по их мнению, мужика, но, тем не менее, поздоровались. Мамашки, отдыхавшие под сенью разросшихся на потолке ползучих стеблей хмеля, вероятно мечтали о новых стиральных машинах, о холодильниках, новых кухнях или чём-то таком и флегматично, пока мужья не видят, сосали чупа-чупс на палочке – ранее взятые непомерные кредиты давали о себе знать, хоть и не запрещали новых потребительских фантазий.
Два грибоеда, видимо уже чем-то закинувшиеся, тотчас оживились гнусавым возгласом