– О! Явление профессора народу! Мы тебя так долго ждали, а ты не шёл! Реально подумали, что обманул ты нас, старый. Кинул, как пить дать.
– Грубо, ребята. Кидать предъяв не разобравшись в сути, довольно не практично господа. И попади вы под горячу руку, случиться может всякая беда – спонтанно почти по-шекспировски парировал Петрович, и продолжил, почёсывая рукой свой подбородок – менты с травой повязали, дело хотели сшить, подумали – марихуана. Пришлось угостить, чтобы отстали.
– Чо за трава? – грибоеды оживились.
– Обычная, целебный сбор, один алтайский шаман научил. Я так и называю – «алтайский сбор», сил придаёт немеряно. Слышали, до Москвы с Алтая один шаман дошёл пешком? Вот это тот самый и есть. Я в подарки немного сделал, тем, кто придёт.
Услышав о подарках и лекарственных сборах, бабульки с лыжными палками сразу оживились и, прекратив свои разговоры о петуниях, сразу подвинулись ближе, приготовив свои палки к драке за подарки, в случае, если подарков на всех не хватит.
– Угощайтесь, пробуйте. Я заварил немного – с этими словами Петрович извлёк из рюкзачка несколько туго набитых бумажных пакетов, термос и пластиковые кружки. Расставив кружки на парапете террасы, он разлил по ним пахнущий горным разнотравьем ароматный напиток.
Три бабульки, как по команде, тут же потянулись к кружкам, залпом осушив их до дна и так же словно по какому-то телепатическому призыву, протянули пустые кружки Петровичу. Тот, усмехнувшись, налил им ещё. Бабки выпили, на этот раз не так быстро, молча переглянулись
– Ну, с Богом – выдохнув, произнесла видимо та, что была у них негласной за старшую – идём девочки.
Бабки встали, целеустремлённо глядя вперёд удалились в сторону парковых ворот, не забыв сгрести в свои кошёлки, все пакеты, выставленные геологом.
– М..да – произнёс глядя на это Макс и глядя в свою кружку, которую он держал в руках – странные бабки, странный чай.
Двумя неделями позже, в новостях, он услышит, что каких-то трёх странных бабок, стремительно идущими с лыжными палками по обочине автотрассы, видели в районе Омска. Посмотрев сюжет новостей, он узнает в них тех самых бабок с террасы. Возможно они решили найти того самого шамана.
– Обычный отвар, на всех по-разному действует, раскрывает скрытые резервы, причём не только физического плана, может побуждать исполнить давние мечты, которые что-то смущало воплотить. Вот и менты, когторые меня остановили, по кружке выпили и зачем-то в «Комнату смеха» все ушли.
– Он, наверное, всё-таки с грибами. С мухоморами или ещё какими поганками не унимались грибоеды, медленно попивая между тем из кружек.
– Нет! Все галлюциногены зло!
резко сказал, словно отрубил Петрович. Наша природа способна нас питать энергией, способна расширять границы нашего познания без разрушающих психику стимуляторов. Все они пришли с тёмной стороны и хоть и дают быстрый эффект без должной подготовки, но так же быстро и теряют его, попутно разрушая наше энергетическое поле.
Грибоеды незаметно для себя, как то успокоились, сбавили свою язвительность и внимательно слушали Петровича. Макс не заметил, как почти опустошил кружку. Сумбур ночных кошмаров, ещё теплящийся в его голове, начал потихоньку забываться, а точнее обретать какие-то комичные черты, воспринимаясь, как занятная несуразица, и настроение Максима потихоньку начало улучшаться. Две мамашки, дососавшие свои чупа-чупсы и взявшие по пачке алтайского сбора от Петровича, судя по выражению их лиц, мало что понимали, но уходить не торопились, видимо что-то их держало: может это было любопытство, может вежливость, а может профессиональный магнетизм Петровича, который, казалось, за годы своих геологических экспедиций пропитался энергией изучаемых им недр. Так они и стояли, покачивая коляски с мирно спящими детьми и глупо тараща глаза на алконавтов сидящих в углу со своим пойлом, и не обращавших внимание на остальное собрание.
– Из всех живых существ на Земле, разве что только человек способен к саморазрушению, то есть к добровольному и осознанному разрушению себя, как части окружающего мира. Ни животные, ни растения на это не способны, так же, как и неживая природа. Но, однако, все они, включая неживую природу, способны к созиданию нового. Само созидание заложено устройством нашего мира и даже разрушение, вызванное течением времени или потребностями жизнеобеспечения природных энергетических цепочек – является началом созидания, переходом энергии из одного вида, в другой.
Соответственно – человек, подвергающий себя саморазрушению, идёт против законов мироздания, в связи с чем, лишается его энергетической поддержки и тухнет бесследно под колпаком жизненных неудач.
В это время в углу террасы раздался какой-то грохот, прозвучал крик
– Аяполнапол!
И тело одного из синеботов оказалось на полу, среди разваленных дощечек ящичка, видимо ранее служившего этому телу табуретом.
– Серуня, Серуня! – запричитали его товарищи, вскакивая и подымая друга с пыльного пола – живой?
Серуня, вращая глазами, головой и локтями, пытался понять причину падения и вещал
– Аямана, аямана на … – подвывая обветренными губами – уууу….йамана…
Алконавты подхватили товарища под локти, и поволокли к выходу, словно оправдываясь перед опешившей публикой и упавшим товарищем, виновато бубня
– Серуня, бывает, Серуня. Тяжело ему, мы то что, мы это… а у него жена
– Вот, кстати и наглядный пример – Петрович прокомментировал их шествие, проводя их взглядом до выхода – вероятно у Серуни в роду далёкие предки, были выходцами из северных народов и его раскрепостившийся мозг освободил древнюю речь, впитавшуюся на генном уровне.
Спустившись с террасы, с трудом преодолев три ступеньки, друзья-синеботы растворились среди кустов за аллеей.
– Синька – зло!
Произнёс один из грибоедов, проводив взглядом тройку алконавтов и обратившись к Петровичу, задал вопрос
– Вы зожник2 что ли? Морж, бегун, всё такое? Может ещё и этот, как его… веган? И за ЗОЖ втирать будете сейчас? Мы сектантов не любим, они все наши грибы извели, собирая для своих приходов.
– Ни в коем случае, я сторонник удовлетворения естественных потребностей организма, но в разумной мере. Пока организм не находится в пограничном шоковом состоянии, мозг чётко контролирует эмоции и организм не стремится к саморазрушению. Поэтому в малых дозах можно всё. Но мера этого всего – у каждого своя, а поскольку не каждый волен определить эту меру и почувствовать границу, за которой находится разрушение, а почувствовав – приложить силу воли чтобы не переступить черту, то человечество вынуждено создавать ограничения того или иного потребления, дабы не истребить самого себя в угаре непомерных страстей.
Петрович замолчал, выждав паузу. Но желанной им дискуссии не выходило. Грибоеды сидели молча, зачем-то уставившись в одну точку – изучая на скамейке террасы срез сучка заполированный задами отдыхающих, похожий то ли на падающий метеор, то ли на летящего гуся. Возможно они то же куда-то улетали, глядя в эту точку. Петрович, наученный собственным опытом, не стал их тревожить расспросами.
– Девушки, расскажите мне о вашем городе – обратился он к мамашам с колясками – чем народ здесь живёт, чем дышит. Я ведь, по сути, за этим и пришёл. Не столько о себе рассказать, сколько о вас послушать.
– Да, как живём? Как в песне!
Крокодил не ловится, не растёт кокос
Плачем, богу молимся, не жалея слёз
Выдала вдруг одна из мамашек.
– В городе работы нет, мужья на вахтах пропадают, пришлось вот ещё ребёнка рожать, чтобы ипотеку маткапиталом оплатить, а он только жрёт да орёт. А муж как с вахты приедет, так только спит да пьёт. Вот так живём весело.
В голосе женщины слышались нотки надрывающейся безысходности и отчаяния.
– Ну ничего, ничего, всё у вас образуется – попытался успокоить её Петрович – вы главное наметьте цель, поставьте ближайшую и достижимую границу желаний. Это и будет вашей точкой прибытия. Пока же вас не столько гнетёт настоящее, сколько, отсутствие внятного будущего. Будущее для вас размыто и спрятано за далёким, недостижимым, по вашему мнению, горизонтом. Вы же, спрячьте недостижимый и гнетущий горизонт бескрайней степи жизни, за условным барьером из гор, которые морально и психологически ограничат вас от гнетущего и неизвестного пространства. Увидите, вам сразу станет легче. Это знаете ли, как в походе без палатки: вокруг вас лес, пугающий темнотой и тревожащий неизвестностью, но вот, вы зашли в палатку, и оказались, пусть и за тонкой матерчатой стенкой, но уже под защитой, которая по правде – скорее психологическая, нежели реальная, если думать о защите не от непогоды и ветра, а от физического вторжения.
– Но если дальше гор ничего не видно, то тоже страшно – подала голос вторая из мамаш.
Петрович покачал головой
– Отнюдь. Никто вам не мешает подняться на вершину горы и оглядеться вокруг, если пожелаете убедиться в отсутствии угрозы. А найдя силы подняться на вершину, откуда вы, обозрев окрестности и просторы, скрывающиеся за ней, сможете спланировать дальнейшее движение вперёд. Я давно подметил – люди, живущие в горах, зачастую более уравновешены, нежели их кочевые собратья с равнин, да и вы можете в этом убедиться, достаточно вспомнить нашествия монголов на Русь. По моему мнению – бескрайняя степь в голове, ничем не ограниченное и не заполненное пространство, ведут к беспокойству мысли и проявлению беспредела, который порождает желание подчинить своей воле неподчиняющееся пространство. Возвращаясь к монголам – им так и не удалось подчинить степь, которая в итоге их победила, развалив мощную империю. И степь эта была не вокруг монголов, она была внутри монголов – необъёмная пустота, которая, в итоге сама подчинила их себе, заставив жить по своим правилам. Подводя итог, можно прийти к выводу – если на горизонте жизни нет верных, спокойных линий, своего рода линий гор и леса, то и внутренняя воля человека становится беспокойной, рассеянной и желающей объять необъятное. Чем-то это сродни характеру жителя мегаполиса, попавшего в сети желания казаться более значимым, чем он есть, и завязшего в липкой субстанции долгосрочных, угнетающих его, банковских кредитов, не получая в итоге от достижимых целей счастья и удовлетворения, поскольку не взирая на внешний лоск, остаётся в своей социальной ячейке.