«А-а-а, пусть думают, что хотят, – решила Катя. – Я сюда злая как все пришла, а значит я, как и все, совсем нормальная».
Она оглянулась и подумала о том, как вон тот мрачный тип, который советовал ей извиниться, был наверняка вынужден дать такой же совет и замерзающему на ветру Мишке.
«Подрались бы, наверное, – сообразила Катя. – Мишке ведь терять нечего, ему в милицейском “обезьяннике” теплее будет».
Она снова засмеялась. Ответный взгляд мрачного типа вдруг дрогнул. В нем появилось сначала недоверие, потом сомнение, а затем и недоумение.
«Не верит, – подумала Катя. – Ну и пусть себе не верит. Хотя глупо это все, конечно».
Подошла и остановилась ярко освещенная «маршрутка». Катя шагнула в большой сноп света возле ее распахнувшихся дверей и вдруг все поняла. Все до самой последней капельки.
«Господи, да ведь Наташка смеялась, потому что все это увидела, – догадалась Катя. – Но ей, как мне, совсем не нужно было идти на остановку. Наташка все увидела сразу, все поняла и все-все-все простила этому дураку Мишке. А потому и засмеялась».
Катя не знала, что происходит за ее спиной, но она догадалась о том, что парень, тот самый парень, лицо которого перестало быть мрачным, вошел следом за ней в «маршрутку».
Катя подошла к окну и ткнулась разгоряченным лбом в холодное стекло.
«Идет, – подумала она и улыбнулась. – Жаних идет!..»
Предисловие к рассказу «Смешинка» Ирины КАЛУС
Философские споры о смехе могут быть бесконечны. Какое место занимает смех в цепи нашей эволюции: животные (за исключением, пожалуй, собак) ещё не смеются, Христос уже не смеялся. Правда, Алексей Котов как-то заметил в своём интервью: «Когда Бог создавал человека, Он всё-таки улыбался». Не будем оспаривать этот тезис – возможно, так всё и было.
Получается, что смех – исключительно человеческая прерогатива («…Человеческое, слишком человеческое»)?
«Смех может только придавить», – писал Василий Розанов о высмеивании и сатире, подразумевая нелюбимых им Гоголя и Салтыкова-Щедрина. Но добрый объединяющий смех мог бы сохранить жизнь самому Пушкину. По мнению Розанова, в семье Пушкина не было единства душ, поэт не мог смеяться вместе с Гончаровой над Дантесом, а смех снял бы напряжение и конфликт был бы исчерпан; «семья именно там, где есть одно… У Пушкиных всё было двое: Гончарова и Пушкин. А нужно было, чтоб не было уже ни Пушкина, ни Гончаровой, а был Бог». И мы согласимся с философом: не злая едкая насмешка, а добрый тёплый смех, улыбка – как символ принятия мира (смирения перед ним и смирения с ним), символ любви к сущему, слияния с ним – способны творить чудеса и разрешать любые споры, устранять любые «несправедливости».
Неслучайно в своём маленьком рассказе Алексей Котов выводит читателя на линию «справедливость – несправедливость». Можно ли, например, не «любить что-либо справедливо»? Существует ли «справедливая любовь»? Такими же категориями мыслит одна из героинь – Катя.
Надо сказать, понятия справедливости, правопорядка и т.п. выводят нас за рамки отечественной традиции, где всегда правили «совесть», «милосердие» и «сострадание», а «свобода» равнялась «воле» плюс «закон». Борьба за справедливость и свои права («права человека») – на наш взгляд, не что иное, как попытка увести русского гражданина в сторону от своего истинного начала и занять чуждой и бессмысленной деятельностью вместо добрых дел на благо ближних и Отечества. Там, где есть справедливость – часто нет любви.
Нелюбовь Кати «ко всему на свете» и поиск «справедливости» приводят к отсутствию счастья в её собственной жизни – серьёзной, «нормальной», обычной жизни, без всяческих несерьёзных и «несправедливых» вещей. Показательны реплики героини: «Перестань смеяться, – одёргивает себя Катя. – Тебя саму ненормальной посчитают»; «Я сюда злая, как все пришла, а значит я, как все, совсем нормальная»; «Детство какое-то, честное слово».
Нежелание принять этот мир – «несправедливый» и предательский, нежелание «быть как дети», неумение прощать лишает жизнь главной героини чудес, нелогичностей, закрывает ей дорогу к полёту свободного воображения, к гибкости мысли. Человек перестаёт быть подобным Творцу.
«Да что же там такого смешного было?» – размышляет героиня над историей подруги Наташи. – «Просто ей в рот идиотская смешинка попала».
И мы видим, как одна маленькая («дурацкая») смешинка способна перевесить тонны злости, несправедливости, скандалов и предательства. Комедия побеждает трагедию; абсурд, «откровенная клоунада», «глупый спектакль» оказываются сильнее и добрее «справедливого» распорядка жизни.
Дар воображения, которым наделена Наташа (неслучайно при упоминании об этом автор произносит имя Творца: «Господи, да ведь Наташка смеялась, потому что всё это увидела»), позволяет ей простить и принять изгнанного мужа («Наташка всё увидела сразу, всё поняла и всё-всё-всё простила этому дураку Мишке, а потому и засмеялась»). Умение прощать и прощать до конца, по-настоящему («всё-всё-всё») присуще только тем, кто по-настоящему умеет смеяться.
Как любая душа ждёт своего Великого Жениха, так и обычная девушка, мечтающая о счастье, а не о «нормальности» («ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом»), девушка, не превратившая злобу в свою обыденность, не обременённая поисками «справедливости», в какой-то момент совсем по-земному, даже по-деревенски, вдруг воскликнет, весело засмеявшись:
«Идёт… Жаних идёт!..»
Письмо Алексея Котова от 2 июня 2017 г.
Здравствуйте, Ирина Владимировна!
Огромное спасибо за предисловие. Вдруг подумалось, а ведь, пожалуй, я написал бы его совсем по-другому. Нет, на мой взгляд, вы ни в чем не ошиблись, и я не обираюсь вас поправлять, а просто «Смешинка» – интуитивный рассказ и хотя я его автор, я все-таки имею право рассуждать о нем и как читатель, и как критик.
Так вот, на мой взгляд, в рассказе есть крохотная загадка. Вот дословный текст – «вызывающий «жаниховский» костюм Мишки лишал своего обладателя малейшего шанса на женское сочувствие». Тем не менее, его жена, женщина, которую он, судя по всему, сильно обидел (ну, недаром же его выгнали из дома), прощает его. То есть все женщины мира ни за что не простили бы выряженного Мишку, а жена – не только смеется, но и прощает.
Почему так?.. Автор наврал? Не уверен, и хотя бы потому, что мне было трудно это сделать. Повторюсь, «Смешинка» – рассказ интуитивного типа и когда набрасываешь на «холст» (монитор) «краски» (слова и фразы), то работает не черепашье логическое мышление, (оно-то как раз соврать может, у него есть время), а быстрое подсознательное. Ты просто понимаешь, что сейчас с «мольберта» нужно почерпнуть ложку вот этой зеленой краски, а чуть позже – капельку вон той, голубенькой в синий горошек. Так что тип мышления голосует за правдивость автора.
Проверить текст на ложь можно и следующим, самым простым способом – по достоверности, а, точнее говоря, правдоподобности общей картинки рассказа. Взглянем на «Смешинку» как движущийся рисунок: две молодые женщины идут после работы в гости к одной из них. Наверное, они собираются поболтать «за жизнь», может быть, чуть-чуть выпить сухого вина, а, может быть, даже излить душу друг другу. Судя по всему Катя – резкая и холодная – готова к этому, а вот Наташа – молчаливая и словно ждущая чего-то – не очень. В квартире женщины застают переодетого деревенским «жанихом» мужа. Одна женщина – смеется, вторая – нет. Такое может быть?.. Может. В картинке рассказа нет ничего фантастического, хотя маленький «цирк», конечно же, все-таки присутствует. Разница реакций женщин тоже в рамках разумного. Кстати, есть старый анекдот про жирафа, который смеялся по ночам и мешал зверям спать.
Идем дальше. Та женщина, которая засмеялась, выставляет за порог недоумевающую подругу, чтобы – ну, это уж совсем понятно – остаться наедине с мужем. «Выставленная» ничего не понимает и идет на автобусную остановку. И только там, глядя на людей, она вдруг понимает, почему засмеялась ее подруга. Картинка заканчивается. На мой взгляд, в ней нет несуразностей. А вот смысл рассказа спрятан в полутонах и между фразами.
Итак, о смысле рассказа. Почему засмеялась Наташа? Неужели только глядя на дурацкий костюм мужа? Если только поэтому, тогда зачем было писать рассказ?
На мой взгляд, Наташа засмеялась не только от облегчения от снятой с души чужеродной тяжести зла. Наверное, автор хотел как-то подчеркнуть почти детскую искренность Наташи.
Вы сказали чуть-чуть иначе: «И мы согласимся с философом: не злая едкая насмешка, а добрый тёплый смех, улыбка – как символ принятия мира (смирения перед ним и смирения с ним), символ любви к сущему, слияния с ним – способны творить чудеса и разрешать любые споры, устранять любые «несправедливости».
Где же мы с вами разошлись и где тут некая нестыковка?
А вот она: вы говорите, что «дар воображения, которым наделена Наташа, позволяет ей простить…»
Воображения ли?.. Может быть, это дар предвидения? Ведь Наташа «увидела», а не «вообразила», а это уже иной Божий подарок. Помните, как в «Цирке Абигайль» героиня просчитывала действия бандитов с удивительной точностью? Знаете, я – автор – спросил сам себя: а если по-честному, то возможно ли такое, и ты-то сам веришь в это? И знаете, что я понял? Что мне легче поверить в дар предвидения Абигайль, чем в ее уникальные счетные способности, которыми не обладают даже современные компьютеры. Точнее говоря, там были и феноменальные счетные способности, но был и дар предвидения, а вот чего было больше, я, честное слово, уже не знаю.
Но вернемся к «Смешинке». Итак, просто «увидеть» или «вообразить» и «предвидеть» – очень разные действия и в последнем можно поискать что-то большее.
Ирина Владимировна, я вам уже говорил, что мое мышление – мышление анекдотчика хотя и бывшего. Улыбнусь: я привык сначала находить ответы и только потом задавать к ним вопросы. Я думаю, чуть выше, рассуждая о воображении и предвидении, мы нашли только ответ на вопрос. А теперь я задам и сам вопрос: а за что Бог наградил Наташу радостью? За то, что она простила мужа?